В Лестере раненных лечили, и во время лечения содержали, по приказу Ричмонда (скорее всего, де Вера, но считалось, что приказ исходит от лидера армии). Став королем, Генри VII распорядился выплатить городу 180 фунтов за эти понесенные расходы. Качество лечения было неплохим, судя по тому, что бывшие пациенты впоследствии занимали административные посты, но иногда случались и курьезы. Через двадцать лет после Босуорта, некий джентльмен обратился к опытному врачу с жалобой на боль в щиколотке. Побеседовав со страдальцем, который утверждал, что в последний раз был у врача после сражения, когда был ранен из аркебузы в филейную часть, врач поинтересовался, какой доспех был на пациенте во время битвы. Выяснилось, что кольчужный. Вскрывший болезненное место врач обнаружил там три звена кольчуги, абсолютно чистые, которые, в свое время, остались, видимо, неизвлеченными по невниманию хирурга, и за двадцать лет каким-то образом проделали путь от попы до щиколотки.
И, наконец, была ещё одна группа участников битвы, которые совершенно точно явились по распоряжению Ричарда, но в битве участия не принимали, просто исчезнув с поля боя, или даже накануне, а то и по пути. Среди них были двое из ближайшего круга короля Ричарда: Фрэнсис Ловелл и граф Линкольн, Джон де ла Поль, а также Хэмфри Стаффорд и его брат Томас. Они скакали день и ночь, чтобы укрыться в монастыре при аббатстве Сен-Джон в Колчестере. Аббатство это имело три преимущества в глазах ищущих там укрытия: оно было древним, сильным и богатым, оно было известно йоркисткими симпатиями с 1460-х годов, и оно было недалеко от побережья. Естественно, в свое время новому королю пришлось разбираться с этими, формально говоря, дезертирами с поля боя, но что он мог им на тот момент предъявить? Совсем ничего.
Что касается пленников, то самыми интересными из них было трое: Томас Говард, сын Джона Говарда, граф Нортумберленд, и Уильям Кэтсби, советник короля Ричарда. Томас Говард был определен в Квинборо Кастл на острове Шеппи, близ побережья Кента, откуда его в октябре перевели в Тауэр, где он оставался до января 1489 года. Но если Томас Говард был случаем предельно ясным, то с Нортумберлендом всё было сложнее. Ричмонд не вполне понимал, что стояло за странным поведением Нортумберленда в битве. Так что он не поторопился заключать северного пэра в братские объятия, а заключил и его в темницу, где тот просидел до 6 декабря. Кэтсби, как известно, повесили немедленно, посчитав его более опасным для нового режима, чем все вышеперечисленные. Возможно, так оно и было. Во всяком случае, он слишком много знал о махинациях сэров и пэров, чтобы оставлять его в живых.
Были и самосуды, или, скажем прямо, сведения счетов, без которых не обходилась ни одна феодальная война. Некоторые возражают, что «добивание побежденных» — это фантастика. Нет, разумеется, далеко не фантастика, хотя, несомненно, и не практика в массовых масштабах. Просто военный конфликт всегда предоставлял хорошую возможность покончить с неудобным человеком, не привлекая в этому ненужного внимания. В частности, люди лорда Беркли без суда и следствия (и даже без приговора) повесили братьев Брэчеров. Дело в том, что Уильяму Брэчеру, йомену короны, пожаловали в 1484 году два манора, которые когда-то принадлежали сэру Уильяму Беркли. А Джеймс Блаунт, после того, как битва стала хаотичной, нашел и прикончил сквайра Джона Бабингтона из Дезика, предполагая, что улучшит этим свои виды на наследство. Только вот это был не тот Бабингтон. Блаунту, оказывается, по-хорошему был бы нужен Джон Бабингтон из Чивелла. И это только те случаи, которые, в дальнейшем, были обжалованы свидетелями через суд. То есть, в действительности их было гораздо больше.
Впрочем, стереть неприятного человека в лунную пыль можно было и не марая рук. Томас Стэнли воспользовался ситуацией, чтобы попросить у пасынка конфискацию имущества его соседа Харрингтона, с которым у Стэнли были давние дрязги по поводу каких-то земельных владений. Стэнли Харрингтона буквально по миру пустил, хотя тот был аполитичен, и против графа Ричмонда не только ничего не предпринимал, но и даже не говорил. Впрочем, по этому поводу позднее тоже будет подана петиция новому королю. И не нужно думать, что побежденная сторона была сплошь белой и пушистой! Тот самый Хэмфри Стаффорд, бежавший под защиту стен аббатства в Колчестере, нашел время оттяпать кусочек владений у сэра Роберта Уиллоуби, занятого в Шериф Хаттоне, куда его немедленно после битвы послал Генри Ричмонд, чтобы от транспортировать находящихся там родичей короля Ричарда в Лондон.
Еще из Лестера, Ричмонд выпустил свой первый манифест, призывая народ к порядку:
“Henry, by the grace of God, King of England and France, prince of Wales and lord of Ireland, strictly chargeth and commandeth, upon pain of death, that no manner of man rob or spoil no manner of commons coming from the field; but suffer them to pass home to their countries and dwelling places, with their horses and harness. And moreover, that no manner of man take upon him to go to no gentleman’s place, neither in the county, nor within cities nor boroughs, nor pick no quarrels for old or new matters; but keep the king’s peace, upon pain of hanging. And moreover, if there be any man offered to be robbed and spoiled of his goods, let him come to master Richard Borrow, the king’s serjeant here, and he shall have a warrant for his body and his goods, until the time the king’s pleasure be known.
And moreover, the king ascertaineth you, that Richard Duke of Gloucester, lately called King Richard, was lately slain at a place called Sandeford, within the shire of Leicester, and there was lain openly, that every man might see and look upon him. And also there was slain upon the same field John, late Duke of Norfolk, John, late Earl of Lincoln, Thomas, late Earl of Surrey, Francis, Viscount Lovel, Sir Walter Devereux, Lord Ferrers, Richard Ratcliffe, knight, Robert Brackenbury, knight, with many other knights, squires, and gentlemen: on whose souls God have mercy”[76].
Странность этого манифеста в том, что граф Линкольн, Фрэнсис Ловелл и Томас Говард числятся в нём среди убитых. Скидмор считает, что целью этого документа и не была аккуратность деталей. Его целью было оповестить, что все важные персоны прошлого режима погибли, и бунтовать нет смысла, потому что вождей для бунта больше нет. Я же склонна уважать прославленное тюдоровское буквоедство, поэтому думаю, что манифест просто-напросто был составлен заранее (и не Ричмондом), когда вышеупомянутых никто не намеревался оставлять в живых. Кто ж знал, что Ловелл и Линкольн участвовать в битве не будут, а Говард окажется человеком спокойным и чрезвычайно живучим.
В любом случае, манифест остался формальностью, потому что Роберт Трокмортон, назначенный после битвы при Босуорте шерифом Лестершира и Уорвикшира, через месяц потребовал от короля для себя официального помилования, потому что вокруг творился такой беспредел, что он был не в силах установить хоть какой-то порядок и исполнять свои шерифские обязанности так, как требуется.
Первые выводы
Учитывая то, что фактические потери среди контингента Ричарда III явно показывают, что север, всё-таки, действительно полностью поддерживал его, и сражался на его стороне, запись в Кроулендских хрониках о том, что север на призыв Ричарда не отозвался, не может не вызвать вопросов. Да, та часть хроник, которая описывает правление Ричарда, вообще является загадкой. Кроме нескрываемой враждебности тона, сам стиль сильно отличается от предыдущего. Но могли ли хроники солгать? Пожалуй, нет.
«Север» был большой территорией, и изрядная его часть испокон веков была вотчиной дома Перси. А те, в свою очередь, были традиционно лояльны Ланкастерам. В битве при Таутоне, десятки тысяч уроженцев Йоркшира погибли, или были искалечены, или другим образом пострадали от последствий. Отец графа Нортумберленда погиб от полученных ран, сам граф, которому тогда было лет 12, был сначала брошен на три года в Флитскую тюрьму, откуда был переведен в Тауэр, где провел следующие пять лет. Он был лишен всех прав, титула и имущества. Только в 1469 году, король Эдвард IV, решивший избавиться от влияния Невиллов раз и навсегда, вытащил Генри Перси из темницы.
В 1471 году, король, высадившись в Равенспуре, потребовал от молодого человека организовать военную поддержку. Но выяснилось, что молодой граф, чьи права были ему возвращены, но ещё не заверены легально, совершенно не пользовался никаким авторитетом среди своих вассалов, которые на тот момент даже ещё не принесли вассальной клятвы именно ему, да и вообще только недавно впервые его увидели. А сами вассалы ещё не забыли Таутона, и поддерживать Эдварда IV вовсе не собирались. Спасибо, что хотя бы не свели с ним счеты. Так что впервые этот граф Нортумберленд невольно не поддержал короля, которому принес клятву верности перед освобождением из Тауэра, в довольно критический момент. Надо отдать должное королю Эдварду, он понял ситуацию совершенно правильно, и всячески Нортумберленда обласкал, как только жизнь вошла в нормальную колею.
Генри Ричмонд, естественно, всей предыстории знать не мог, и среди мыслей о том, почему Нортумберленд не выполнил свою роль при Босуорте, ему просто в голову не пришло, что тот, вполне возможно, не двинулся с места потому, что его армия и в этот раз отказалась двигаться, а некоторое отряды даже вступили в схватку с отступающим авангардом Ричарда. Также на позициях сиднем сидели граф Вестморленд, оба лорда Скропа, лорды Грейсток, Дакр, Фицхью, Ламли. Люди, королю Ричарду отнюдь не чужие, и даже связанные с ним узами родства. И с ними Ричмонду тоже пришлось разбираться.
Собственно, вполне возможно, что именно в эти странные дни и месяцы после Босуорта, Ричмонд совершенно самостоятельно пришёл к важнейшему для судьбы его династии выводу: у сэров и пэров королевства необходимо отнять даже тень возможности предать своего короля. Но, поскольку этот молодой человек привык своими мыслями ни с кем не делиться, их результат грянет, в свое время, на головы знати как гром среди ясного неба.