О том, что герцогиня годами искала подходящую кандидатуру, писал Полидор Виргил. Он утверждал, что леди Маргарет учила найденного молодого человека лично. Но леди Маргарет удалилась из Англии достаточно давно, чтобы не знать ничего о тысячах мелочей придворной жизни при дворе своих братьев. Бернар Анрэ утверждает, что у неё, тем не менее, был человек, который мог просветить фальшивого принца о чём угодно — французский секретарь при дворе Эдварда IV, Стивен Фрайон. Этот секретарь продолжил на своей должности при Ричарде III, и был автоматически утверждён Генри VII, но двор последнего ему категорически не понравился, и он сбежал к леди Маргарет.
Ро высказывает предположение, что Фрайон всегда был агентом леди Маргарет, и она отозвала его, когда он понадобился ей дома. Фрайон действительно сбежал от Тюдора, но, насколько известно, в 1490-х годах он работал на короля Франции. В принципе, он мог и совмещать работу и на короля, и на герцогиню, но создаётся впечатление, что из Англии он улизнул чисто по меркантильным соображениям — налоги не любили платить и в пятнадцатом веке.
Сохранилось одно письмо герцогини от 1495 года, в котором она просит папу признать её подопечного правомочным претендентом на английский престол. В нём она много пишет об истории Иоаса, который был спасён своей тётушкой. Она не пишет прямо, что эта история — история её племянника Ричарда, но параллель совершенно очевидна. И она может быть правдой.
Молине, бургундский хронист, пишет что-то в этом роде. Но ничего и никогда не утверждалось конкретно. Как и не писалось конкретно, чьим «племянником» был принц Ричард:
J’ay veu haulte princesse D’Yorck de grant renom,
De Bourgoigne duchesse, Marguerite avoit nom,
Perdre par dures glaves Ses frères, son mari,
Ses nepveux, l’ung esclaves, L’aultre estainct et péri[122].
Двери герцогини всегда были открыты для тех, кто бежал от Генри VII — и после Босуорта, и после Стока. Она хорошо знала Брамптона. И была тесно связана с Португалией через родню мужа. Брамптон мог ждать в Брюгге, чем закончится экспедиция Дублинского короля, прежде чем увезти принца Ричарда в Португалию, где тот был в почти полной безопасности, хотя сам Брамптон никогда ни словечком не обмолвился о своём знакомстве с герцогиней Маргарет.
В 1488 году герцогиня вела какие-то секретные переговоры с Джеймсом IV Шотландским. Осенью к шотландскому двору от неё отправилось весьма своеобразное посольство, целых 42 человека, все — беглые йоркисты, и Ловелл в их числе (да-да, именно тогда ему и была выписана охранная грамота). Переписка между Бургундией и Шотландией стала регулярной, король Джеймс даровал охранную грамоту всем, прибывающим в Шотландию «по их делу». С 1489 года корреспонденцию перевозил Роланд Робинсон, йоркист из Дарема, и с того же года леди Маргарет начала при его помощи получать известия из Ирландии через Шотландию. В 1490-м году, за год до появления в Ирландии красивого юноши в богатых одеждах, герцогиня начала активно распространять слухи, что принц Ричард Шрюсбери жив.
Всё это происходила в атмосфере чрезвычайной секретности, почти ничего не доверялось бумаге, ничего не заявлялось официально. Именно так герцогиня Маргарет раздавала неимущим фермерам зерно в Эно — тщательно скрывая, кто является благодетелем.
Король и заговоры
Не смотря на то, что движение в пользу Дублинского короля, то есть молодого графа Уорвика/Ламберта Симнелла особой массовости в пределах Англии не показало, слишком очевидное несоответствие в описаниях коронованного в Дублине мальчика и попавшего к Генри VII в плен дюжего юноши (не говоря о «простого ума» молодом человеке, сидевшем в Тауэре) не могло не привести к тому, что внешние политические соперники власти английского короля попытаются использовать этот образ ещё раз. И действительно, в самом конце 1489 года Шарль VIII Французский начал переговоры с неким Джоном Тейлором, служившим ещё Джорджу герцогу Кларенсу, о финансировании нового предприятия, которое должно было притянуть во Францию йоркистов, намеренных свергнуть Генри VII любой ценой — даже ценой собственной жизни.
Относительно этого йоркистского движения нужно иметь в виду, что оно не было чем-то единым и движимым единой целью. Вовсе нет.
Во-первых, свое влияние на симпатии и антипатии «старой», политической и экономической йоркистской элиты, имела региональная политика нового режима. Например, в какой-то момент отсутствие графа Уорвика и несовершеннолетие молодого Бэкингема привело к вакууму власти в западных областях центральных графств Англии. Этот вакуум был заполнен как энергичным продвижением своих людей графом Дерби, так и реабилитацией Уильяма Беркли, который, в свою очередь, продвигал своих людей, преданных именно ему. С другой стороны, недоверие короля к таким могущественным в регионе лордам, как сэр Симон де Монфор, шериф Лестершира и Уорвикшира, оттолкнуло их прямехонько в объятия оппозиции. Свою роль сыграло и возвращение на английскую политическую арену графа Оксфорда — да ещё и на первых ролях. Естественно, от кого-то власть перетекла в его руки, и это заставило потерявших власть желать возвращения к власти йоркистов.
То есть, эта часть симпатизирующих оппозиции руководствовалась простыми и предсказуемыми «шкурными» интересами, и управлять ею было легко и просто. Хотя иногда в «управлять» как раз входило намеренное притеснение именно с целью оттолкнуть от режима некоторых деятелей, сделать их этими действиями оппозиционерами, и, в конечном итоге, либо избавиться от них раз и навсегда, либо подорвать их положение и власть раз и навсегда.
Но было ещё и «во-вторых» — а именно, феномен идеологической преданности определенной партии. Именно он сыграл свою роль в те времена, когда новой властью были именно Йорки, которым, не смотря на все усилия осыпать милостями потесненных ланкастерианцев, приручить их не удалось — те предпочли полунищую жизнь в изгнании и риск гибели за свои убеждения. Сам граф Оксфорд тому примером. Теперь Колесо Фортуны сделало поворот, и перед выбором встали уже йоркисты.
В истории заговоров этой группы довольно интересно дело сэра Роберта Чэмберлейна и Ричарда Вайта в январе 1491 года. Интересно оно тем, что судьба вовлеченных в него и развитие событий известны неплохо, но вот что именно задумали эти джентльмены, можно только гадать. Их обвинили в попытке спровоцировать войну против Генри VII, не больше и не меньше. Сам-то сэр Роберт был ещё в компании с Эдвардом IV, когда тому пришлось искать убежище во Фландрии, так что при новой власти он сидел, связанный бондами, в своих владениях в Чертси, и, по-видимому, для короля известие о том, что престарелый ветеран что-то там делает для французского короля, было громом среди ясного неба. Сведения пришли к нему после того, как Чэмберлейн, оба его сына, Ральф и Эдвард, Вайтс и ещё несколько человек пытались бежать из Англии во Фландрию через Харлпул, и, будучи обнаруженными, укрылись в церкви св. Катберта в Дареме.
Генри VII отправил разбираться с этой загадкой сэра Эдварда Пикеринга с сотней (!) всадников, приказав вытащить всю компанию из убежища и быстро привезти в Лондон со всеми предосторожностями. Епископом Дарема был тогда Джон Шервуд, назначенный на должность Ричардом III, и, кстати, хорошо знакомый с доктором Арджентайном, который был личным лекарем «принцев из Башни». Король знал, что Шервуд будет возражать против нарушения права церковного убежища без доказательств того, что укрывшиеся там повинны в государственной измене, поэтому лично написал епископу письмо, обязав его не только выдать Чэмберлейна с компанией, но и лично проследить, чтобы абсолютно все принадлежности, бумаги и документы, находящиеся у них, были перечислены, упакованы, и переданы Пикерингу.
Что именно было в тех бумагах, не знает никто. В Лондоне, куда привезли пленников, циркулировали слухи, что Чэмберлейн со спутниками намеревался бежать в Бургундию, к «Ричарду герцогу Йорку», живущему у Маргарет Бургундской. Кстати, в 1496 году «Перкин Варбек» говорил, что сэр Чэмберлейн умер за него. Тем не менее, учитывая серьезность угрозы, которую молодой человек, имеющий так много имен, представлял для Генри VII уже одним своим существованием, поражает, что сэр Чэмберлейн был единственным из восемнадцати вовлеченных, умершим в результате этой операции (он был обезглавлен в марте 1491 года), хотя в обвинении говорится, что заговорщики намеревались убить короля и начать в Англии гражданскую войну. Остальные, включая его сыновей, были помилованы. Поражает также стоимость рейда Пикеринга, который обошелся казне в £140 6s. 8d, тогда как изначально на это дело было ассигновано 40 фунтов, что тоже немало.
Была также группа йоркистов, причины поведения которой однозначно установить трудно, если вообще возможно. Когда барон Фиц-Уолтер неожиданно для всех был назначен камергером личного хозяйства нового короля, Генри VII преследовал этим назначением свои цели, разумеется. Фиц-Уолтер сидел, в основном, в Кале, и все его связи были именно там, так что приближая ко двору Фиц-Уолтера, король рассчитывал заполучить и все его связи в свое распоряжение. И начал Фиц-Уолтер воистину резво и именно так, как от него ожидали, с методичного притеснения жены сидящего в Тауэре графа Суррея (Фиц-Уолтеры всегда были в тени Говардов в родном Норфолке, и 9-й барон решил, что пришло его время взять реванш). Но за притесняемую леди вступился всесильный граф Оксфорд, ей родич, а потом и сам граф Суррей выпрыгнул из Тауэра прямо в сапоги графа Нортумберленда, став лейтенантом короля. Естественно, Фиц-Уолтер заметался, и вот тут-то уже йоркисты из Кале, на интеграцию которых Генри VII надеялся, используя малосимпатичную фигуру 9-го барона, стали использовать Фиц-Уолтера и его близость к королю.
Естественно, Генри VII отметил странные шевеления вокруг Фиц-Уолтера, и принял меры. С 1487 года, часть обязанностей Фиц-Уолтера в хозяйстве короля была передана сэру Роберту Уиллоуби. В июле 1489 года, Фиц-Уолтер потерял все свои региональные должности и был вынужден заплатить королю бонды за свою пожизненную лояльность. В начале 1490 года, его оштрафовали за неуважение к королевскому совету, и с тех пор он потерял всякое влияние при дворе. Так что прямое е