го предательство в 1493 году было уже ожидаемым. Тем не менее какие-либо действия против «людей из Кале» из окружения Фиц-Уолтера, до поры до времени предприняты не были.
Королю, впрочем, и без брюзжащих по углам домашних йоркистов было чем заняться — в сентябре 1491 года Шарль VIII Французский снарядил и отправил в Ирландию небольшую экспедицию на двух кораблях — Mary Margot и Passerose. На них он отправил компанию, с которой вел переговоры относительно финансирования дела графа Уорвика — Тейлора со товарищи, общим числом в 140 человек, экипированных и вооруженных. Счастливый до мозга костей, Тейлор немедленно написал письмо другому бывшему служащему герцога Кларенса, Джону Хейсу, которое я просто не могу не привести здесь дословно — настолько хрестоматийно оно о мечтах всех оппозиционеров насчет «заграница нам поможет»: “Sir, ye shall understand, that the King’s grace of France, by the advice and assent of his Council, will aid and support your Master’s Son to his right, and all his Lovers and Servants, and take them as his friends, both by Land and by Water, and all they [sic] may be well assured safely to come unto France, both Bodies and Goods, and such as have no Goods they may come hither and be relieved, if they be known for true men to the quarrel; and over that, he will give help of his own Subjects, with Ships, Gold and Silver, to come into England… and the King and his Council say they will ask nothing in recompense, but to do it for the wrong he did, in making Henry King of England, and for the good will he oweth unto the Son of your Master, for they be near of kin… Sir, ye shall hear by other friends, Sir, the convenable time of help is come, and therefore now endeavour yourself, and put to your hand, and spare for no cost, for there shall be help in three parties out of Royaume, but here is the place most meetly for you…”[123].
Примечательно, что Джон Хейс в эти игры играть не собирался, он просто принял письмо от посыльного, отослал того, и тут же бросил письмо в огонь — но оно каким-то образом туда не попало, и сыграло роль улики против несчастного, которого обвинили в сокрытии заговорщической деятельности, и конфисковали всё его имущество. Похоже, что кто-то из слуг Хейса это небрежно брошенное письмо подобрал и передал властям. Это, скорее всего, говорит о том, что правительство очень пристально присматривало за людьми, чьи связи могли представлять интерес для заговорщиков всех мастей.
Из письма также можно сделать вывод, что Тейлор и другие, находящиеся на бортах французских кораблей, но под английским флагом, как-то представляли себе, что они высадятся в Англии, освободят графа Уорвика и коронуют его. А вот капитанам кораблей была во Франции дана другая команда, и в результате они доставили своих пассажиров в Ирландию.
И в этом месте стоит остановиться, перевести дух, и попытаться понять, кого, собственно, кто продвигал на роль нового короля Англии. Совершенно очевидно, что заговорщикам было, по сути, всё равно, на кого ставить: на графа ли Уорвика, на Ричарда ли Йоркского, или вообще на сына-бастарда покойного Ричарда III. В 1493 году Генри VII жаловался в своем письме Тальботу, что первой фальшивой личностью прибывшего в Ирландию молодого человека была именно личность Джона Глостерского, бастарда короля Ричарда. Потом он принял личность графа Уорвика, “and now the second son of our father, king Edward the Fourth, whom God assoile”[124].
Проще всего было бы отнести возникшую путаницу (если она вообще была) на глупость и плохую организованность заговорщиков. Только вот как восстание «Ламберта Симнелла», так и история «Перкина Варбека» сами по себе, по фактам, выглядят безукоризненно воплощенными планами, сделанными когда-то в далеком прошлом на крайний случай. Путаница начинает возникать там, где её искусственно создают то король Франции, которому было всё равно, каким способом создавать напряжение в Англии, то сам Генри VII, который теперь не имел другого выбора как доказывать фиктивность образа Ричарда Английского — он сам отменил бастардизацию детей Эдварда IV. Причем история фиктивности образа Ричарда Английского местами приобретает характер алхимической сказки — все участники его истории, с ним самим во главе, рассказывают нам о странном появлении роскошно одетого молодого человека с повадками принца в полудиком месте, где простодушные обитатели падают перед ним на колени, а сам он, с лукавой усмешкой, позволяет называть себя как кому будет угодно, никак не открывая своей истинной личности, если таковая вообще имелась. Как в том алхимическом третизе, которые был в библиотеке короля Эдварда IV, и рассказывал о том, как алхимик Раймунд Лулль создал четырех леди из серебра, и четырех рыцарей из золота:
Of old horses’ shoes, said one, I was iron;
Now I am silver, as good as you desire.
I was, said another, iron fette from the mine;
But now I am gold, pure, perfect and fine.
Once was I copper, of an old red pan,
Now I am good silver, said the third woman.
The fourth said, I was copper, that grew in filthy place;
Now I am perfect gold, made by God’s grace.
Король идет на Францию
Чтобы не увязнуть в противоречивых историях о личности и характере человека, которого именовали «Перкином Варбеком», я упомяну только, что в Ирландии он не получил той поддержки, на которую рассчитывали йоркисты. Да, его поддерживали и с ним занимались Джон Этвотер, мэр Корка, и лорд Десмонд (Морис Фиц-Томас Фиц-Джеральд), но именно лейтенант Генри VII, граф Килдэйр, обратил на молодого человека внимание лишь на мгновение — и потерял к нему интерес. То ли почуял фальшивку, то ли, скорее всего, какие-то обязательства он чувствовал только конкретно перед доверенным ему когда-то сыном герцога Кларенса, да к определенным людям конкретно, а йоркисты как партия были ему глубоко безразличны. В отличие от Генри VII, к слову сказать, у которого хватило проницательности в дела Ирландии не лезть, и оставить их Кильдэйру.
У них были своеобразные отношения, у короля и его лейтенанта. Когда Килдэйр бывал при дворе, его манеры вымораживали становившихся всё более церемониальными придворных — он мог взять короля за руку, разговаривая с ним, рассказать ему пару-тройку не совсем приличных историй, сопровождая рассказ божбой и раскатами хохота. Учитывая, что граф говорил по-гэлльски, который не понимал ни Генри VII, ни его окружение, его визиты были для всех тяжелым испытанием. Король, впрочем, даже не пытался против такой фамильярности роптать — ему, в сущности, нравился этот шумный и харизматичный тип, который через несколько лет будет «оправдываться» против обвинения архиепископа в том, что он подпалил собор, словами: «я бы этого никогда не сделал, если бы мне не сказали, что ты там!».
Конечно, Генри VII не был бы самим собой, если бы, узнав о триумфе загадочного молодого человека в Корке, не отправил в Ирландию сэра Джеймса Ормонда, сына-бастарда лорда Батлера, в сопровождении 200 солдат под командованием Томаса Гарта, чтобы отвлечь возможное внимание лорда Кильдэйра к Варбеку — Батлеры и Фиц-Джеральды нещадно враждовали века эдак с XIII. Расчет короля оправдался полностью. Именно к тому периоду относится эпизод, который сейчас кажется забавным, но вряд ли таковым был в свое время.
В 1492-м году, Батлеры и Фиц-Джеральды, и так вечно враждующие друг с другом, рассорились до такой степени, что Батлерам пришлось укрыться в часовне кафедрала, прибегнув к святости церковного убежища. Фиц-Джеральды последовали за Батлерами, и стали требовать, чтобы те открыли дверь — чтобы они могли пожать друг другу руки, и помириться. Батлеры отказывались, обоснованно опасаясь, что прецеденты Войн Роз сильно ослабили понятие церковного убежища. В конце концов, Фиц-Джеральды просто прорубили в двери дыру, и через неё состоялось историческое рукопожатие. Перемирие вскоре было нарушено, но жест остался в истории — уж больно красив был.
В общем, в Ирландии становилось жарковато, и французский король счел за благо эвакуировать претендента на трон от йоркистов из Ирландии во Францию летом 1492 года.
А в октябре того же года, во Францию отправился и Генри VII — с войной. Ну как с войной… Как говорят историки, это был парад от Кале до Булони, с короткой осадой в конце. Причем, никто не может со стопроцентной уверенностью сказать, зачем этот поход в принципе состоялся. Причем, король озаботился договориться с парламентом ещё в 1491 году, объявив, что Франция сеет раздор в Европе, и мутит воды английской политики, поддерживая беглых и скрытых йоркистов. Я подозреваю, что единственным смыслом этого похода было своего рода освящение союза с Фердинандом и Максимилианом, а единственным смыслом союза — красивый выход на арену международной политики новой английской королевской династии. Но могло быть и ещё что-то. Например, идея, что возможность заключить договоры с императором Священной Римской империи и Испанией слишком напоминает ситуацию с самым славным представителем династии Ланкастеров, Генри V, чтобы не пристегнуть Генри VII, как бы наследника Ланкастеров, к былому блеску.