Естественно, разборки такого уровня, в которые были вовлечены первые аристократы королевства совсем сразу каждому встречному известными не становились. Так что Эствуд делал свои панические выводы только на основании того, что король резко взял под контроль выезд из страны. Узнав, чем это было вызвано, заговорщики вновь почувствовали себя в безопасности — с трагическими последствиями для всех вовлеченных
Так что же на самом деле случилось с Варбеком? Почему он отверг призрачный, но шанс вырваться на свободу и прочь из Англии? Ответ на этот вопрос может оказаться достаточно неожиданным, с моей точки зрения, потому что всё, происходившее с Варбеком после его несчастного побега на Троицу 1498 года, выглядит как-то странно. Но начнем, тем не менее, с конца, с августа 1499 года, когда его судьба была сплетена, помимо его воли, с судьбой молодого, слабого умом человека, сидевшего в Тауэре как граф Уорвик.
Слово camera означает на английском chamber, что, в свою очередь, может означать и покои, и комнату, и каземат, но именно казематов в Тауэре как раз нет, только комнаты различных уровней удобства, так сказать. Биограф Варбека, Анна Ро, считает, что можно уверенно сказать, что камера, занимаемая Варбеком с осени 1498 года, располагалась в крыле Тауэра, построенном в XIII веке, и выходила на реку. Судя, по обстановке других помещений по вертикали, там были кровать (смена белья была на ответственности старого Смита, служащего Тауэра, и двух его помощников), стол и кресло. Комнаты там высокие, и в каждой есть окно, расположенное высоко, и достаточно маленькое, чтобы закрыть его одной решеткой — но достаточно большое для того, чтобы через него могли быть переданы небольшие предметы.
Варбек, очевидно, мог писать и получать письма, хотя они проходили бы проверку. Попросту говоря, ответственный за коммуникации с заключенными бюрократ эти письма читал бы, прежде чем они передавались заключенным и от заключенных. Но единственное письмо самого невинного содержания, от фламандского капеллана, которое точно пришло к Варбеку (“Jacques advised [him] to be of good cheer, and not do himself any harm for anything that Simon Digby might say”[130] — то есть, предупреждение против возможных провокаций со стороны Дигби, лейтенанта Тауэра), и на которое он так же формально ответил, было передано ему тайно, слугой Уорвика. Второе письмо, которое, как считается, написал сам Варбек, он написал, почему-то, Эствуду, которого видел ежедневно, так что аутентичность писем Варбека серьезно подвергается сомнению. Есть, конечно, мнение Анны Ро, биографа Варбека, что за именем капеллана Жака скрывалась сама Маргарет Бургундская, но Анна Ро также всерьез считает, что покровители Варбека не отвергли его до последней минуты. Хотя явные заигрывания императора Максимилиана с Генри VII, которого он страшно хотел вовлечь в войну с Францией, да и письмо с извинениями самой Маргарет Бургундской говорят сами за себя. Не говоря о том, что заговор 1499 года был начат ради Уорвика, не Варбека.
Трудно также сказать, до какой степени свободно именно к Варбеку могли приходить посетители. По всем меркам этикета того времени, было бы немыслимо, чтобы супруга Варбека, леди Катерина, не наносила бы мужу регулярные визиты. Тем не менее, после побега Варбека, леди Катерина была наказана: количество её прислуги было уменьшено от шести человек до одного. Точно так же, к слову, Ричард III наказал после восстания Бэкингема леди Маргарет Бьюфорт (меньше прислуги — меньше интриг). Да и содержание ей прекратили выплачивать, возобновив выплаты только после смерти Варбека. Было бы логично предположить, что и её передвижения по Лондону были ограничены. Известно только одно имя — Уильям Ланде, капеллан Варбека, регулярно ходивший к нему, чтобы отслужить мессу. Конечно, интересно, почему Ланде было позволено так свободно активничать не только в Тауэре, но и в королевском дворце (он был исповедником супруги Варбека, леди Катерины), но в те времена духовные лица довольно смело пользовались своими свободами.
В Тауэре было два вида заключенных: пользовавшиеся «свободами Тауэра», включавшими прогулки и отсутствие постоянного присмотра, и те, где пленников сторожили, буквально находясь в одной с ними комнате. Тем не менее, никто из этих пленников никогда не был в цепях — кроме Варбека. Более того, на нём были как ножные кандалы, pedenae, так и кандалы на теле, включающие кольцо вокруг шеи, cathenae. Поскольку в Англии того времени даже узники тюрьмы Ньюгейт не сидели, как правило, в цепях, дело явно было именно в чрезвычайном раздражении Генри VII после дурацкой попытки предпринятого побега летом 1498 года. Или ещё в чем-то, но об этой возможности позже.
Охранниками Варбека были четыре человека: уже упоминавшийся Томас Эствуд, Уолтер Блюэт, Томас Стрэнджуэй, и Роджер Рэй — все под командой лейтенанта Тауэра Саймона Дигби (титул коннетабля носил де Вер). Как ни странно, двое из них были по своим симпатиям йоркистами. Томаса Этвуда не повесили в 1495 года только потому, что пожалели из-за молодости. Роджера Рэя в 1494 году даже арестовали по подозрению в изменнической деятельности, но он, по какой-то причине, не только не был осужден, но даже взят обратно на работу. Был ли капитан Тауэра, сэр Саймон Дигби, скрытым йоркистом? Отнюдь нет. Его отец и четверо братьев погибли при Таутоне, сам Дигби служил Йоркам, но при Босуорте сражался на стороне Генри VII. Так что его правильнее назвать оппортунистом. Возможно, оппортунистом он посчитал и Рэя.
Тем не менее, заговор по освобождению Варбека и Уорвика отнюдь не начался внутри Тауэра. Ещё в феврале 1498 года, до побега Варбека, лондонский галантерейщик Томас Финч показывал своим друзьям Клеймонду и Эствуду некое пророчество, что вскоре «медведь перекусит свою цепь» (намек на герб Уорвиков), и выразил надежду, что услышит ещё, как народ на Чипсайде кричит “A Warwick! A Warwick! A Warwick!”, и затем передал для Эдварда Уорвика, через Клеймонда, перчатки и горшочек с имбирной приправой. Летом же 1499 года, когда Эствуд был уже охранником и Варбека, и Уорвика, служащий Уорвика Джон Вильямс представил его графу. Как и следовало ожидать от юноши «простого умом», тот кинулся Эствуду на шею со словами: как прекрасно, что у него теперь есть такой особенный друг.
О том, что король не вернется из прогресса по стране, Эствуду сказал коллега капеллана Варбека, капеллан Уильям Уолкер. Но было ли это планом заговорщиков или просто пророчеством? В любом случае, план, который выложил перед брокером Эдмундом Кэрри мануфактурщик Эдвард Диксон, был именно планом. И именно Диксон сказал, что он хочет сначала освободить «Питера», а потом уже зайти за графом, и это он уверял, что в этом «многие» из людей Дигби им помогут. Кэрри поклялся на Псалтыре, что он в предприятии будет участвовать. Тем не менее, ничего не происходило до 2 августа, когда Эствуд, Клеймонд и Уорвик «с другими персонами» организовали общий сход заговорщиков, изложив уже знакомый нам готовый план. Каким-то образом, к тому моменту королем уже хотели сделать не Уорвика, а Варбека, с чем Уорвик был совершенно согласен, считая Варбека Ричардом, сыном короля Эдварда IV.
Право, вся история выглядит странной. Словно летом 1499 года существовало несколько аморфных планов по освобождению Уорвика, которые вдруг сошлись в стройный и дерзкий план захватить Тауэр и так далее. Причем, например, два других заговорщика, служащие Тауэра Понте и Бассетт, говорили чуть ли не в тот же день на ту же тему в другом месте, и Понте сказал, что он поможет графу, но не «Питеру». Были среди заговорщиков и те, кто вообще плевать хотел на политику, и ввязался просто ради денег, как йомен Томас Оди, который сказал Эствуду, что «клянусь Мессой, мне все равно — сражаться или грабить, лишь бы деньгами разжиться». Вот он ставил на Варбека, который обещал, в свое время, так много тем, кто придёт сражаться на его стороне.
Можно утверждать совершенно точно, что первая попытка установить контакт между графом Уорвиком и «Питером» Варбеком была предпринята ночью с 2 на 3 августа, и была предпринята Клеймондом и Уорвиком. Впрочем, как видно из судебных записей пересказанных разговоров, Уорвик абсолютно не понимал, что он влез в грандиозный заговор, квалифицирующийся как государственная измена, влез в тот самый момент, когда согласился с планом захватить Тауэр, хотя и не понимал, что это значит, и зачем это нужно. После того, как Клеймонд внезапно запаниковал и заговорил о предательстве «Питера», Уорвик явно не понявший его слов, продолжал что-то говорить Варбеку через отверстие в полу. Слышал ли его Варбек в принципе — кто знает. Насколько известно, он никогда не отвечал.
Одновременно, вокруг Варбека плелась своя схема. Его капеллан, около 2 августа, срезал несколько серебряных наконечников со своей мантии, и дал их стражнику Стрэнджуэю, предупредив, что если кто-то из навещающих Варбека покажет такой же наконечник, то это «наш человек». Таким человеком был лондонский джентльмен Люк Лонгфорд, приславший Варбеку 4 августа длинную белую веревку, при помощи которой тот мог передавать и получать всякие нужности через окно от заговорщиков — ведь окно было со стороны воды, и просто перебросить что-то через него было бы невозможно. В тот же день, Уолтер Блюэт передал Варбеку молоток, чтобы сбить кандалы, и пилку, чтобы перепилить решетки. Насколько Варбек участвовал во всем этом? Кто его знает. Анна Ро удивляется, насколько мало существует доказательств вовлечённости Варбека в происходящее. Писал ли именно он два письма, о которых известно? Передавал ли именно он книгу шифров брату лорда Одли? Ро также отмечает, что граф Уорвик и Клеймонд говорили раз за разом через отверстие в полу “Be of good cheer and comfort”[131] — оборот, который использовался тогда при обращении к больным и умирающим.