Король и Эдмунд Дадли
Эдмунд Дадли стал официальным советником короля 11 сентября 1504 года. Одним из многих, казалось бы, с неплохой оплатой (100 марок в год), но с эксклюзивной обязанностью (и правом) отчитываться о своей деятельности напрямую его величеству. Цель деятельности нового советника была простой, как дубина: вынюхивать все возможности пополнять королевскую казну, и пополнять её. Честно говоря, ничего нового Генри VII начинать не собирался. Просто за годы его царствования в архивах финансового кабинета скопилась пропасть материалов о бондах, которые были назначены, но никогда не взысканы, о штрафах, которые остались на бумаге, о выплатах, которые успели устареть прежде, чем у кого-то дошли руки их собрать. Всё это давно пора было систематизировать и использовать.
Дадли и его помощник, Джон Митчелл, выгребали мешки и коробки документации из приватных покоев короля и хранилищ Вестминстера, казначей, сэр Джон Хирон, рассортировывал её по файлам, а файлы Дадли увозил прямо к себе домой. Вполне возможно, что со стороны сэра Джона работа выполнялась совершенно механически — бумаг было много, и вчитываться в то, чего они касаются, у него не было ни времени, ни физической возможности. Во всяком случае, сэр Джон в будущем сохранил свой пост, и даже передал его сыну, то есть ненависть аристократов его не зацепила совершенно.
Тем, кто читал сформированные им файлы дни и ночи напролет, был Дадли. Этот-то был полностью в своем элементе, занимаясь любимым делом: анализом деятельности людей, когда-то связанных бондами для обеспечения их лояльного поведения в будущем. К 1504 году это будущее стало прошлым, так что каждый человек, фигурирующий в файлах, был как на ладони. Естественно, множества закулисных историй Эдмунд Дадли знать не мог. Во-первых, Генри VII вообще не любил афишировать на публике свою осведомленность, и о многих тайных делишках своих подданных знал теперь он один. Во-вторых, Дадли был просто-напросто слишком молод для того, чтобы знать подноготную всех фигурантов рассматриваемых им дел (ему было всего-то слегка за 30). Именно для заполнения информационных интервалов у него и был прямой контакт с королем, который снабжал его необходимой информацией, полученной благодаря неутомимому Брэю и системе контроля, им созданной.
После того, как история конкретного человека за горами документов и сведений, к нему относящихся, становилась кристально ясной, Дадли делал новый файл с сухой выжимкой фактов, вдвоем с королем они принимали решение о дальнейшем курсе работы с этим человеком, и король визировал каждую страницу нового файла.
Это был интересный тандем — Генри VII и Эдмунд Дадли. Несомненно, оба наслаждались совместной работой. Об этом короле-выскочке можно быть какого угодно мнения, но было бы несправедливо отказать ему в высокой степени интеллектуальности и в добросовестности, с которой он делал свою работу. Поэтому он и рассмотрел в Дадли другого интеллектуала, влюбленного в предмет своих знаний, и добросовестно над этими знаниями работающего. Они также дополняли друг друга. Король знал токсичный мир аристократических хитросплетений и взаимозависимостей, а Дадли знал, как и чем живет класс, производящий для аристократии конкретные деньги.
Более того, Дадли был достаточно умен, чтобы идти к целям, которые ему указывал король, не пытаясь их переосмысливать и переоценивать. Да, у него была та же власть и информация, которые были у умершего год назад Брэя, но он четко понимал разницу между Брэем и собой. По сути, сэр Реджинальд был во многом наставником короля, которому король был многим обязан. Брэй мог себе позволить спорить с королем, и даже видел в этом свою обязанность, если его величество сворачивал не туда. Это право он заработал и заслужил. Политкорректным сэр Реджинальд быть никогда не пытался, и право иногда жарко браниться с сыном своей госпожи всегда подтверждалось правотой Брэя по результатам. Дадли же просто работал на короля, профессионально и креативно делая то, что ему поручили, что Генри, в свою очередь, ценил.
Рискну предположить, что этих двух объединяло ещё и то, что оба они были своего рода аутсайдерами в том мире, с которым работали. В свое время, епископ Мортон поставил на «дважды бастарда» именно потому, что тот не имел персональных связей внутри той тесно взаимосвязанной группы, к которой он принадлежал по рождению. Генри VII не связывали века обязанностей и отношений с другими аристократическими домами королевства. Будучи по крови отпрыском английской и французской королевских династий, он волей судьбы оказался на периферии игр престолов, откуда волей демиургов нового времени попал на престол Англии, имея совершенно четкую задачу: покончить с властью феодалов.
Дадли же был плоть от плоти английского дворянства, но, по прихоти обычая, передающего титул по линии старшего сына, тоже оказался в чужой ему среде торговцев и бюрократов, и тоже с вполне конкретной задачей: обеспечить себе и своим потомкам достойное место под солнцем. Причем, надо сказать, Эдмунд Дадли, впоследствии ошельмованный своими врагами, всегда с презрением относился к тем «слугам короля», которые, как он писал в своей работе “The Tree of Commonwealth”[140], шли дальше, чем должна была позволить их совесть, чтобы набить карманы или удовлетворить свое недоброжелательство и решить свои собственные вендетты.
По иронии судьбы, работать Дадли пришлось не с Джоном Мордаунтом, человеком хоть и своеобразным, но не лишенным понятия прямолинейной справедливости, а с хитромудрым Эмсоном, потому что в октябре 1504 года Мордаунт неожиданно умер после кратковременной болезни. А Эмсон был именно человеком с совестью чрезвычайно эластичной. Возможно, именно поэтому задуманное преобразование эффективности системы финансового управления подданными его величества приняло обличие системы финансовых наказаний и эксплуатации технических возможностей закона. Но возможно, что именно так и видел эффективность сам король, который, в отличие от Дадли, был к тому времени уже не склонен уповать на моральные достоинства своих подданных.
Впоследствии Дадли припечатал сложившуюся систему финансового террора со стороны короны как «экстраординарную законность», но, естественно, наставлять короля не полез. И запечатал этим свою судьбу. Хотя, судя по его заметкам, сделанным в Тауэре, он был до конца верен своим принципам, безуспешно пытаясь отстоять перед новым режимом хотя бы правоту своего короля в целях, которые именно в тот момент ни правительство Генри VIII, ни сам Генри VIII понимать просто не желали.
Часть VI
Принц Гарри переезжает ко двору отца
Как ни странно, до 1504 года единственный нынче сын и наследник короля со своим отцом был едва знаком. Изначально мальчика растили для церковной карьеры — нормальная практика для благородных семейств, стремившихся держать свои позиции и в сложном мире единственной на тот момент международной политической организации. Так что юный Гарри рос со своими сестрами при дворе королевы, вдали от дворцовых интриг и потрясений. Конечно же, там были в курсе всего происходящего, но на расстоянии токсичная специфика придворной атмосферы оставалась теорией. Так что принц рос счастливым, бойким и чрезвычайно интеллектуально развитым ребенком, в женском царстве обручений, браков, рождений детей, и рассуждений о радостях и горестях семейной жизни. Пока не умер его старший брат, наследник короны, и обожаемая им мать, неосторожно попытавшаяся укрепить династию поздней беременностью, которую она не выдержала.
Столкновение с грубыми реалиями жизни оказалось для Гарри шоком, который в будущем конкретно отразится на судьбе королевства. Он навсегда возненавидел «предрассудки» гаданий и предсказаний — ведь астролог предсказал королеве благополучное рождение сына и долгую, счастливую жизнь. Он стал с большим подозрением относиться к паломничествам и реликвиям — ведь королева от всей души ездила по святым местам, и это ей совершенно не помогло. К сожалению, он не догадался столь же критически рассмотреть состояние придворной медицины, но эта область была далеко за пределами знаний людей, не являющихся специалистами, а придворные медики умели быть убедительными, даже разводя руками в состоянии полной беспомощности. И только мужчина, хорошо знакомый с практической изнанкой женской жизни, мог долгие годы стоически переносить все неудачи с беременностями жены, невозмутимо отбиваясь от издевательского сочувствия иностранных послов.
Но все это будет в далеком будущем, а сейчас, в канун Троицы 1504 года, принц Гарри переезжал из осиротевшего Элтема ко двору короля. Надо сказать, что Генри VII тоже толком сына не знал. Разумеется, он сталкивался с ним в официальных ситуациях, но после смерти жены, он более или менее полностью передал практические вопросы организации быта сына своей матушке, леди Маргарет. В святой вере, что та знает, что делать. К счастью, леди Маргарет действительно знала. Конечно, ситуация может вызвать в наше время изумление, ведь, в конце концов, принца-наследника, «папиного сына» Артура, король благополучно вырастил до юношества. На самом же деле, и Артур до 7 лет жил при дворе матери, а потом переехал далеко от родителей, в свое собственное хозяйство, управляемое своим собственным советом. Именно с этим советом король и имел дело по всем практическим вопросам.
Леди Маргарет взялась за дело перестройки жизни внука энергично и с умом. Разумеется, леди Элизабет Дентон, заправляющая хозяйством принца, должна была оставить свой пост. Она была переведена на службу к леди Маргарет, став придворной дамой — хозяйством наследника должен был управлять мужчина. Для Гарри это было словно осиротеть во второй раз. Тем не менее, протокол обустройства быта принца-наследника был неумолим. Именно в тот период на службу к принцу (с начала года — официально принца Уэльского) поступили хорошо вышколенные, доказавшие свою полезность, прагматичные молодые придворные: валлиец Уильям Томпсон (служивший когда-то принцу Артуру), Ральф Падси (который начал пажом в личных палатах короля, и стал хранителем драгоценностей при принце), Уильям Комптон (сирота малозначительного землевладельца-джентри из Уорвикшира, воспитанный при дворе). Мажордомом при хозяйстве принца стал сэр Генри Марни, служивший королю ещё с Босуорта. В принципе, это место должен бы был занять сэр Ричард Поль, который управлял хозяйством принца Артура, но Поль уже был был смертельно болен, и действительно умер в октябре 1504 года, так что Марни, которому доверяли и король, и леди Маргарет, стал самой важной фигурой при дворе нового принца-наследника. Из родственников, при принце Гарри был его обожаемый дядюшка, Артур Плантагенет, занявший место в совете принца. Вместе с Эмтоном, к слову сказать, и Фоксом. Втроем они представляли рыцарство, закон и духовность.