я Сопротивления. Он ввел страшную систему преследования людей, выступающих против Германии: арестовывал их родственников и детей и держал их в заложниках.
Риббентроп был в равной степени обижен распространением за рубеж гиммлеровской разведки во главе с Шелленбергом и попытками Гиммлера влиять на политику Германии в оккупированных странах. Разрыв в отношениях двух министров достиг критической точки зимой 1941–1942 гг., когда, по свидетельству фрау фон Риббентроп, Гиммлер даже пытался втянуть ее мужа в свои интриги. «Мой муж считал невозможным, с точки зрения международных отношений, чтобы Гиммлер стал преемником Гитлера». Риббентроп в своих «Мемуарах» суммировал все пункты, по которым в то время расходился во мнениях с Гиммлером, включая его непримиримое отношение к масонству и церкви, его обращение с евреями и разрушительную деятельность в таких странах, как Франция, Дания и Венгрия. Риббентроп жаловался на то, что его послы находились под наблюдением СД и фюреру посылались секретные отчеты об их работе. Риббентроп страшно возмущался тем, что это делалось за его спиной, особенно если, прочитав эти отчеты, Гитлер принимал решения, основываясь, по выражению Риббентропа, на «ложной информации». Он выражал недовольство тем, что Гиммлер в Румынии поддерживал Гория Симу уже после того, как на конференции в присутствии Гитлера было решено, что им следует поддерживать Антонеску.
Чтобы подтолкнуть Риббентропа к немедленным действиям, Шелленберг изобрел один трюк в духе Макиавелли, который доставил ему огромное удовольствие, поскольку позволил дискредитировать тайную полицию министра иностранных дел. Он утверждал, что действовал по инструкции Гиммлера: «сделать все от него зависящее, чтобы разрушить организацию». Шелленберг преуспел в снабжении агентов Риббентропа ложными сведениями о польском правительстве, находящемся в изгнании в Лондоне, и стал ждать, пока на стол Риббентропа не попадут ошибочные рапорты, которые затем будут представлены фюреру. Подобная тактика вряд ли могла сблизить Риббентропа и Гиммлера.
В январе 1941 года Гиммлер сделал попытку распространить свою власть и власть Гейдриха на немецкую судебную систему. Он попросил Гитлера вместо подконтрольного им Министерства юстиции передать им управление Министерством внутренних дел Фрика, в котором министр Вильгельм Штукарт был членом СС, и Гиммлер мог на него влиять. Гитлер, который всегда реагировал очень настороженно, если кто-то просил избавить его от власти, не ответил на просьбу, и суды до конца войны остались за пределами контроля гестапо.
Однако уголовную и политическую полицию Гиммлер контролировал полностью. Каждая гау, или административная провинция Германии, имела своего высшего лидера СС, человека, дублирующего обязанности гауляйтера, но полностью несущего ответственность перед Гиммлером и Гейдрихом. С распространением правления Германии лидеров СС стали назначать в такие отдаленные места, как Осло и Афины, Варшава и Гаага. В России они были прикреплены к каждой айнзацкоманде. Эти люди возглавляли разбирательства по всем делам, которые можно было назвать уголовными или политическими, и отвечали только перед штаб-квартирой в Берлине.
Отношения Гиммлера с Гейдрихом к тому моменту стали более сложными, хотя Гейдриху, в мае 1940 г. покинувшему свой офис, чтобы летать с Люфтваффе над поверженной Францией, оставалось жить всего два года. Из этих двух лет первые 15 месяцев были потрачены на подготовку айнзацкоманд к войне против России летом 1941 и на усовершенствование системы уничтожения в лагерях, а последние девять месяцев Гейдрих провел, выполняя обязанности протектора рейха в Чехословакии, где и был убит в мае 1942 года. В этот период он явно считал себя фаворитом Гитлера, предназначенным для продвижения на министерский уровень, обойдя Гиммлера в движении к вершине иерархической лестницы. Между тем самый могущественный подчиненный Гиммлера обращался с ним как с союзником, и они в тесном контакте работали вместе над планами захвата России.
13 марта 1941 года Гитлер издал директиву, подписанную Кейтелем, касающуюся предстоящей кампании на востоке. Директива обеспокоила Верховное командование; в ней говорилось, что «в области проведения операций рейхсфюреру СС вверены фюрером задачи подготовки политического управления — задачи, проистекающую из борьбы двух оппозиционных политических систем. В пределах этих задач рейхсфюрер СС может действовать независимо и на свою ответственность». Гитлер, не вполне удовлетворенный тем, что поручил задачу искоренения коммунизма в России Гиммлеру, а Геринга, ответственного за четырехлетний экономический план, снабдил полномочиями на изъятие с оккупированных территорий провизии и других ценных для Германии продуктов, привлек к делу Альфреда Розенберга, старого интеллектуала партии, и назначил его министром будущих оккупированных территорий на Востоке. Это назначение было столь нелепо, что могло быть объяснено лишь как формальная попытка противостоять объединенной и возрастающей власти Гиммлера и Гейдриха или потенциальной жадности агентов Геринга.
В период интенсивных приготовлений ко вторжению в Россию, которые велись параллельно с подготовкой к массовому уничтожению нежелательных людей, Гиммлеру и Гейдриху пришлось разрабатывать планы для айнзацкоманд, которые были бы приемлемы, с одной стороны, для армии, а с другой, по крайней мере номинально, для Альфреда Розенберга. Розенберг постоянно пытался вмешаться в планы, которые готовил Гейдрих, хотя Гиммлер презрительно игнорировал его существование. Эти разногласия очень сблизили Гейдриха и Мартина Бормана, могущественного помощника Гитлера, поскольку Борман неодобрительно относился к Розенбергу, одержимому идеей сыграть роль балтийско-немецкого освободителя русского народа от советской тирании. Что касается армии, то в июне от Шелленберга потребовали использовать легальную дипломатию, чтобы провести переговоры о приемлемых условиях с генералом Вагнером, представляющим верховное командование; задуманный Шелленбергом и в конце концов подписанный Вагнером план освобождал полицию безопасности и СД от контроля армии вне территории непосредственных боевых действий, предоставляя им вести самостоятельную кампанию. Фактически же, ожидалось, что армия будет помогать им в их зверствах.
Когда, после долгой отсрочки, 22 июня 1941 года наконец началось вторжение в Россию, Гейдрих снова исчез, чтобы летать с Люфтваффе, и однажды его самолет сильно повредила русская зенитная артиллерия. Ему удалось посадить самолет у немецкой границы, и, раненый в ногу, он ползком добрался до своих. За этот подвиг он получил от Гитлера Железный крест первой степени, а Гиммлер просто обезумел, узнав, какой опасности он подвергался. Пока Гейдрих летал над советскими территориями, его айнзацкоманды начали свои страшные избиения, расстрелы, повешения и террор в отношении пленных, коммунистов и партизан, а также целых общин евреев и цыган.
После войны Отто Олендорф, один из интеллектуалов, служивший у Гиммлера и возглавлявший айнзацкоманду, сделал заявление под присягой, которое разоблачает ужасные подробности работы этих диверсионно-десантных отрядов.
«В июне 1941 года Гиммлер назначил меня командующим одной из особых групп действия, которые формировались тогда для сопровождения сил немецкой армии в российскую кампанию… Гиммлер утверждал, что важной частью нашей задачи является уничтожение евреев — мужчин, женщин и детей — и коммунистических руководителей. Мне сообщили о нападении на Россию за две недели… Когда немецкая армия вторглась в Россию, я был командиром айнзацкоманды Д в южном секторе… она ликвидировала приблизительно 90 000 человек — мужчин, женщин и детей,, осуществляя эту программу уничтожения… Отобранный отряд… входил в деревню или город и приказывал известным в населенном пункте евреям собрать всех евреев с целью переселения. От них требовали взять с собой ценные вещи… а незадолго до казни сдать верхнюю одежду. Мужчин, женщин и детей приводили к месту казни, в большинстве случаев расположенному вблизи противотанкового рва, выкопанного глубже обычного. Затем их расстреливали, а трупы сбрасывали в ров… Весной 1942 года мы получили от шефа полиции безопасности и СД в Берлине передвижные газовые камеры… Мы получили приказ пользоваться этими фургонами для убийства женщин и детей. Как только отряд набирал достаточное количество жертв, для их ликвидации высылали фургон».
Позже Олендорф говорил, что готов подтвердить показания командира другой айнзацкоманды о том, что он ответственен за смерть 130 000 евреев и коммунистов в течение «первых четырех месяцев программы».
В истории нет аналогов зверской жестокости, с которой Гитлер, Геринг и Гиммлер планировали свое нападение на Россию. Геринг в указаниях своим агентам от 23 мая 1941 года (первых из его многочисленных директив по экономической эксплуатации России) говорил, о «голоде, который, несомненно, наступит», и принимал как неизбежность то, что «десятки миллионов людей в этой области окажутся лишними». Гиммлер с таким энтузиазмом занимался экипировкой своих людей в России, что в начале февраля специально предпринял поездку в северные районы Норвегии с целью посетить свои полицейские отряды и изучить нужды солдат для военной кампании в России зимой. По возвращении он приказал Полю достать валюту и закупить в Норвегии печки и меха для его людей.
В марте Гиммлер созвал Гейдриха, Далюге, Бергера и еще нескольких старших офицеров в своем убежище — Вевельсбурге. Присутствовали также Вольф, Эрах фон дем Бах-Зелевский, эксперт по партизанской войне, которого позже, перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге, вызывали в качестве свидетеля обвинения. По словам Бах-Зелевского, на этой секретной конференции Гиммлер заявил, что одной из целей русской кампании является «уничтожить тридцатимиллионное славянское население». Вольф предпочел вспомнить об этом заявлении в другой форме, а именно, что Гиммлер считал, что результатом войны в России будет много смертей.