— Эвальд фон Панвитц! — закричали все. — Ха-ха-ха! — безудержно хохотала детвора.
Но когда шуцман услышал это имя, он испугался. «Значит, эти пареньки все-таки не соврали», подумал он. И в то время, как зеленые пимфы, сгорая от стыда и ярости, пробивались сквозь толпу ребят, шуцман, сделав вид, будто позабыл что-то на улице, повернулся и исчез.
Наверху, в большой квартире капитана фон Панвитц, уже собрались гости. В столовой был накрыт стол на двадцать человек. На столе среди фруктов, тортов, шоколада стояла ваза с огромным букетом цветов. Когда все уселись за стол, г-жа Панвитц сказала громким голосом:
— Господа, мы начинаем наше торжество. Эвальд, войди!
Все посмотрели на дверь. Было условлено, что Эвальд будет ждать в соседней комнате, пока его позовут. Затем он откроет дверь, войдет, отдаст военный салют и прочтет стихотворение. Фрау фон Панвитц, правда, полчаса тому назад всюду искала своего сына и не нашла его. Но она не сомневалась в том, что Эвальд точно в назначенное время будет стоять за дверью, как ему было приказано. Итак, все смотрели на дверь. Но она не отворилась.
— Эвальд, войди! — загремела еще громче фрау фон Панвитц.
Дверь оставалась закрытой.
Минна, кухарка, стояла около граммофона. Ей было приказано завести граммофон, как только Эвальд кончит читать стихотворение. Наконец дверь нерешительно отворилась.
И тут раздался страшный крик фрау фон Панвитц.
— Э-э-эвальд!
Она вскочила. От толчка опрокинулась большая ваза с цветами, из нее полилась вода. Все гости повскакали с мест, чтобы вода не залила их дорогих платьев. От этого опрокинулось несколько чашек с кофе.
— Э-э-эвальд! — воскликнул и капитан фон Панвитц. Все смотрели на дверь и хохотали.
Что же произошло?
В дверях, которые нерешительно открылись, стоял Эвальд в трусах, сверху донизу вымазанный зеленой краской, и ревел. Он был похож на зеленого попугая.
Фрау Панвитц бросилась к Эвальду и залепила ему такую оплеуху, что ее можно было услышать на улице.
Минна с перепугу пустила граммофон, и раздался фашистский гимн.
В эту минуту отворилась другая дверь, и дворник принес какой-то сверток. Чужой незнакомый мальчик передал его для Эвальда Панвитц. В свертке оказалась форма Эвальда. К блузе булавкой была приколота записка с подписью «Ротфронт».
Генрих строит убежище
Когда Генрих вернулся вечером домой, дверь оказалась запертой. Мать ушла на поденную работу. Генрих достал из-под половика ключ. Это было условленное место.
Он вошел в темную комнату, и ему стало страшно. Он и прежде оставался частенько один дома и никогда не боялся. Но теперь, когда нет отца… а вдруг и мать больше не вернется?
Все-таки Генрих не зажег огня. Надо экономить. С улицы проникало достаточно света. Он сел с Вольфи на скамейку. Снизу доносились звонки трамваев и гудки автомобилей. По темным стенам комнаты пробегали пятна света и тени. Генрих обнял Вольфи за шею.
«Какой чудесный день, — подумал он. — Сколько событий… Какую чудную шутку придумали его новые друзья. Эти пимфы в трусах, вымазанные зеленой краской. Как было смешно, когда они влетели во двор».
Генрих даже рассмеялся…
Вдруг он замолк. Сердце его забилось сильнее. Он забыл самое важное — слова Лотара: «Многие уже бежали из тюрьмы, отец тоже убежит».
«Когда-нибудь, поздно ночью, он тихонько постучит в дверь, — думал Генрих. — А вдруг никто не услышит? Нет, нет, у Вольфи такой тонкий слух, он услышит, даже если мы будем спать, и разбудит нас».
— Вольфи, — сказал Генрих собаке, — ты должен быть на-чеку. Если мы не впустим отца, куда ему итти среди ночи? А если он убежит из тюрьмы, полиция ведь будет искать его, будет гнаться за ним по пятам. Надо хорошенько спрятать отца, когда он вернется.
Но куда же? Под кроватью его сразу найдут. В шкафу? Достаточно будет открыть его. В маленькой каморке больше не было ни одного местечка, куда мог бы спрятаться отец. А если он придет сегодня ночью? А что, если он уже бежит по улицам и вот сейчас постучит в дверь?
Генрих был так взволнован, что не мог больше сидеть на скамейке. Он подошел к окну и посмотрел вниз. Внизу звонили трамваи и гудели автомобили. На мотоциклах проехали двое полицейских. Может быть, они гонятся за отцом?
Генрих с беспокойством окинул взглядом комнату. Надо найти для отца убежище. Непременно. Он еще раз осмотрел каждый предмет. Шкаф. О шкафе следует еще хорошенько подумать. Внутри шкафа нельзя, это будет сразу заметно. За шкафом тоже нет места. Он вплотную придвинут к стенке. Туда и пальца не просунешь. «Но… но… но задняя стенка шкафа расшаталась… — думал Генрих, — клей пересох. А что, если вдавить доски задней стенки поглубже в шкаф? Тогда между шкафом и стеной образуется пустое пространство, и там сможет поместиться не только палец, но и целый человек. Шкаф будет разделен на две половинки: в передней части — платье, в задней около стены — человек. А снаружи ничего не видно. Боковые стенки шкафа вплотную доходят до стены».
Генрих подбежал к шкафу, он хотел сразу же осуществить эту мысль.
Маленькому Генриху было очень трудно отодвинуть от стены шкаф, но он напряг все свои силы. Ведь отец мог прийти каждую минуту. Наконец ему это удалось. Он влез за шкаф, встал между стеной и шкафом и осторожно нажал на задние доски шкафа. И в самом деле, они мало-помалу все глубже вдавливались в шкаф.
Генрих от радости обнял и поцеловал Вольфи. Потом он поставил его в убежище и придвинул шкаф вместе с Вольфи к стене. Отлично. Вольфи исчез.
Но Вольфи это укромное место не понравилось. Он начал скулить. Из задней половинки шкафа сначала послышалось тихое взвизгивание. Оно становилось все громче и громче и скоро перешло в жалобный вой. И тут с работы вернулась мать.
— Что это? — спросила она. — Почему Вольфи плачет? Да и где он вообще?
Она в недоумении оглядывала комнату.
— Поищи-ка! — воскликнул Генрих. Его лицо сияло от гордости. — Ну-ка, найди его!
Фрау Кламм сначала открыла шкаф — вой шел оттуда. Но собаки там не оказалось. Она хотела посмотреть за шкаф. Но ведь это невозможно. Шкаф вплотную придвинут к стене.
— Что вы тут наделали? — удивленно спросила она. — Где же собака?
Генрих смеялся и хлопал в ладоши.
— Отодвинь-ка шкаф! — крикнул он.
Когда мать отодвинула шкаф и Вольфи радостно выскочил оттуда, Генрих сам встал в тайничок и сказал:
— Здесь спрячется отец, когда он убежит из тюрьмы и вернется домой.
Мать обняла и поцеловала Генриха.
Ночью Генрих часто просыпался. Ему все время слышались шаги. Может быть, это отец. Но Вольфи спокойно спал…
Генрих и беглец
На другой день Генрих вскочил с постели и, даже не одеваясь, сразу подбежал к убежищу. Ему хотелось посмотреть, все ли в порядке. Вольфи отошел в другой угол. Он боялся, как бы его опять не засунули в эту дыру.
Мать приготовила еду, оставила ее на плите и на весь день ушла на работу.
Генрих не пошел во двор. Он думал о том, как бы улучшить убежище.
Вдруг он услышал с улицы крик. Вольфи заворчал и подбежал к окну. Генриху тоже хотелось посмотреть, что там случилось.
На улице в длинной очереди выстроились безработные. Напротив помещалась биржа труда, где им выдавалось пособие. Генрих часто смотрел на них из окна. Но такого крика он еще никогда не слышал. Там, видимо, что-то произошло.
Генрих увидел, что безработные размахивают кулаками. Он увидел двух полицейских, которые протискивались в ряды безработных. Они, видимо, хотят кого-то арестовать, но им это не удается, потому что безработные оттесняют их. Полицейские свистят. Они колотят направо и налево резиновыми дубинками.
— Работы! Свободы! — вырывается возглас из общего шума. Молодой светловолосый парень звонко и весело кричит: — Долой фашистов!
— РРРР! — грохочет огромный полицейский автомобиль, выезжая из-за угла. С молниеносной быстротой подкатывает он к безработным. Вмиг с автомобиля соскакивает двадцать полицейских. Двадцать резиновых дубинок мелькают в воздухе и со свистом опускаются на головы безработных.
Вольфи, упершись передними лапами на подоконник, лает и скалит зубы. Генрих от волнения стучит кулаком по раме. Безработные безоружны. Они не могут защищаться. Они бегут. Многие бегут к воротам, но ворота захлопываются перед ними. Их не впускают. Куда же им бежать?
Вдруг Генрих замечает того светловолосого парня, который так громко кричал. Он бежит с другой стороны, наискось через улицу, прямо в их ворота, в их дом. Двое полицейских бегут за ним.
Генрих отскочил от окна и подбежал к двери. Куда побежит этот светловолосый парень? На дворе нет ни одного такого места, куда он мог бы спрятаться. Он должен вбежать по лестнице. Может быть, он уже поднимается…
Вдруг Генрих услышал шаги бегущего человека. На третьем этаже они остановились.
— Впустите меня на одну минуту, — прозвучал чистый звонкий голос. — Они же изобьют меня досмерти, если сцапают…
Хриплый голос ответил:
— Очень сожалею, но мы не можем…
И слышно было, как захлопнулась дверь. Шаги беглеца приближались. На четвертом этаже они снова остановились. Раздался стук в дверь. Дверь не открылась. Внизу в первом этаже уже слышны были голоса полицейских:
— Негодяй, видно, пробежал по этой лестнице. Ничего, поймаем! — И тяжелые полицейские сапоги загромыхали по ступенькам.
Генрих не мог больше выдержать. Он открыл дверь. Вольфи махал хвостом. Юноша уже подбежал к двери. Ему было лет шестнадцать или семнадцать, он был разгорячен, весь в поту. При виде Генриха он сказал, приветливо улыбаясь:
— Здравствуй, малыш. Я пришел к вам в гости.
Генрих знал, что юноша нарочно так говорит. Он молча распахнул дверь, потом запер ее за беглецом. Но тут уж подоспели и полицейские.
— Тсс, — шепнул юноша, приложив указательный палец к губам и прислушиваясь. Слышно было, как полицейские сопят и кашляют возле самой двери.