. Бок о бок с художниками Сапгир принимал участие в ставших легендарными акциях «другого искусства», среди которых выставка художников-нонконформистов в павильоне «Пчеловодство» ВДНХ (февраль 1975), где «недолго провисели» две рубашки с сонетами «Тело» и «Дух» и выставка в павильоне «Дом культуры» ВДНХ (сентябрь 1975)[258]. Книги Сапгира включают в себя множество посвящений и упоминаний, связанных с друзьями и коллегами по литературно-художественному авангарду. Некоторые имена художников и поэтов повторяются вновь и вновь. Посвящений художникам и портретов художников у Сапгира гораздо больше, чем посвящений литераторам и их портретов. Неслучайно имя Сапгира нередко упоминается, а его тексты цитируются в работах по истории неофициального искусства в СССР[259].
Ряд стихов Сапгира можно отнести к жанру мемуарной — и мемориальной — поэзии. Перечислим здесь самые яркие и репрезентативные, в порядке их появления в книгах и поэмах Сапгира, отмечая лишь некоторых действующих лиц и адресатов: «Голоса»: «Два поэта» (Игорь Холин и Генрих Сапгир), «Бык» (Генрих Цыферов), «Кира и гашиш» (Эдмунд Иодковский, Кира Сапгир, Генрих Сапгир), «Утро Игоря Холина» (Холин); «Элегии»: «Похмельная поэма» (Г. Балл); «Московские мифы»: «Московские мифы» (Вагрич Бахчанян, Иосиф Бродский, Эдуард Лимонов, Юрий Мамлеев, Генрих Худяков, Елена Щапова); «Молох» (Игорь Вулох, Игорь Дудинский, Э. Лимонов, Ю. Мамлеев и др.), «Голова сказочника» (Цыферов); «Сонеты на рубашках»: «Сонет-венок» (Алексей Паустовский), «I Новогодний сонет» (Валерий и Римма Герловины), «Бесстрашная» (Надежда Эльская), «Встреча» (Юло Соостер), «Никитский сад» (Слава Лён), «Детство» (Оскар Рабин), «Париж» (Рабин); «Терцихи Генриха Буфарева»: «Послание Сапгиру» (Г. Сапгир); «Кузнечикус» (Давид Шраер); «Очередь» (Венедикт Ерофеев); «Путеводитель по Карадагу»: «Наглядная агитация» (Вячеслав Сысоев); «Привередливый архангел» (Михаил Барышников, Владимир Высоцкий); «Параллельный человек»: «Без названия» (Евгений Рейн); «Конец и начало»: «Одной линией» (Е. Л. Кропивницкий), «…вспоминая Оскара и Валю» (Валентина Кропивницкая и О. Рабин); «Рисующий ангелов»: «Дом» (Виктор Пивоваров); «Рисующий ангелов» (Владимир Яковлев); «Проверка реальности»: «Андрею Сергееву — Послание» (А. Сергеев), «Учитель» (Е. Л. Кропивницкий); «Три жизни»: «Евгений Кропивницкий» (Е. Л. Кропивницкий), «Ольга Потапова» (О. Потапова, Е. Л. Кропивницкий); «Генрих Цыферов» (Г. Цыферов), «Овсей Дриз» (О. Дриз); «Поэт Игорь Холин» (И. Холин), «Ангел Веничка» (Вен. Ерофеев), «Художники в саду» (Петр Беленок, Эрик Булатов, Оскар Рабин и Валентина Кропивницкая, Евгений Рухин, Борис Свешников, Владимир Яковлев); «Никто» (Илья Кабаков, Евгений Рейн); «Жар-птица» (П. Беленок, Владимир Вайсберг, Олег Григорьев, Андрей Демыкин, Виталий Длугий, Анатолий Зверев, Владимир Ковенацкий, Дмитрий Краснопевцев, Лев Кропивницкий, Леонид Пурыгин, Владимир Пятницкий, Е. Рухин, Вадим Сидур, Василий Ситников, Ю. Соостер, Александр Харитонов и др.[260]). Персонажи-художники действуют в написанных в 1995–96 годах мемуарных поэмах Сапгира «Единоборство», «Блошиный рынок», «Лувр» и «Жар-птица». Одна из последних книг Сапгира, «Три жизни» (1999), несет подзаголовок «Мемуары с ангелами, написанные в Красково». Здесь Сапгир возвращается к опытам мемуаров о себе и своей жизни в искусстве, начатым еще в 1960-е, в книге «Элегии». Если стихи в книге «Элегии» — дневник души, полусознательный поток воспоминаний (не случайно часть «Элегий» записана прозой), осмысливание механизмов творчества сквозь призму античной философии, то каждое стихотворение в «Трех жизнях» — тематически и структурно осознанная глава итоговых мемуаров. В этих (метафизических) мемуарах ангелы (-хранители?) Сапгира — художники и поэты.
9. Сонеты на рубашках
Даже в послеинфарктную и после-«метропольскую», внешне более уравновешенную декаду своей жизни (1980-е) Сапгир продолжал сочинять тексты, которые были крамольными, особенно если учесть политическую реакцию и преследование инакомыслящих в период правления «трупов»: «И снова „холодок бежит за ворот“ / Для интуриста скучен этот город: / Ни супер-шоу ни реклам ни сект…// Но вдруг пустеет Ленинский проспект / От Внукова как будто ветер вытер — / Текут машины… где-то там — правитель» («Столица», кн. «Сонеты на рубашках».
Есть и другие политические, субверсивно-иронические тексты в «Сонетах на рубашках» — одной из самых известных книг Сапгира. Сапгир говорил о том, что его сонеты «как бы завершают первую часть» его творчества[261]. «Сонеты на рубашках» сочинялись двумя волнами; из 80-ти сонетов, включенных Сапгиром в прижизненное собрание сочинений, 62 написаны в 1975–77 годы, а еще 18 были созданы и добавлены в 1989 году, т. е. уже в пореформенное время (в издании 1978–38 сонетов, в издании 1989–58, в издании 1991 и в т. 2 Собрания сочинений — 80). Здесь нам придется ограничиться лишь беглой характеристикой книги «Сонеты на рубашках». Появление сонетов в значительной мере связано с дружбой Сапгира с художниками-авангардистами и принятием участия в их акциях. Одновременно как литературные тексты и художественные объекты возникли сонеты «Тело» и «Дух», начерченные Сапгиром фломастером на рубашках и недолго провисевшие в павилионе «Пчеловодство» на ВДНХ (1975)[262]. Эксперименты Сапгира с сонетной формой восходят к юности поэта, когда 16–17-летним он сочинил два венка сонетов, которые потом уничтожил. «Но сонет меня всегда привлекал, — рассказывал Сапгир в беседе с А. Глезером. — Сонет обновленный я читал у Бунина, сонет иронический — у Евгения Леонидовича Кропивницкого. Я понимал, что сонет — форма очень строгая, но туда можно вложить живое содержание <…> Мне было ясно, что нельзя по старинке эту форму использовать, а надо с ней как-то играть. Тут у меня лингвистические сонеты появились, новогодний сонет — пустой, и на каждую пустую строчку отвечает сонет-комментарий, или „пьяный сонет“ <…>»[263]. Большинство сонетов Сапгира написано ямбами, в основном пятистопными, но встречаются другие силлабо-тонические размеры (четырехстопный амфибрахий), тонические размеры (тактовик, акцентный стих), верлибр, а также несколько текстов со (сверх)микрополиметрией. С точки зрения истории стихосложения-стихуслужения и сонетной формы, радикальными отступлениями от канона можно считать всего несколько текстов в «Сонетах на рубашке». Среди них «Сонет-статья» — записанный взятой в кавычки прозой, — (псевдо?)статья из советской печати:
«Большую роль в насыщении рынка това —
рами принадлежит торговле. Она
необычный посредник между произво —
дством и покупателями: руково- <…>»[264].
Среди других наиболее экспериментальных в книге — пара «I Новогодний сонет» / «II Сонет-комментарий»; под заглавием первого сонета — пустота, текст молчания. Сравним первые катрены еще одной экспериментальной двойчатки сонетов:
| I. Фриз разрушенный | II. Фриз восстановленный |
|---|---|
| личаем кудри складки | На сером различаем кудри складки |
| и треснувшие крылья | Орлиный глаз и треснувшие крылья |
| Вдавились мощной длани отпечатки | Вдавились мощной длани отпечатки |
| поверх легли тончайшей пылью | Века поверх легли тончайшей пылью |
| стекло крыло автомобиля | Куст блеск стекло крыло автомобиля |
| закружилась в беспорядке | Реальность закружилась в беспорядке |
| взмыли | Сквозь этажи сквозь отраженья взмыли |
| мраморные пятки | Блеснув на солнце мраморные пятки |
| беззвучно развалилась | Вселенная беззвучно развалилась |
| лась половина | Реальности осталась половина |
| и на ощупь гладкий | Все тот же камень — и на ощупь гладкий |
| странно наложилась | Но на другую странно наложилась |
| ангельский и львиный | Все тот же профиль ангельский и львиный |
| нет разгадки! | нет разгадки![265] |
Фриз первого сонета «разрушен», но не до конца. А именно, с метрической точки зрения, «личаем кудри складки / и треснувшие крылья» — начало сонета, написанного не пятистопным, как «восстановленный» сонет (и третий стих «разрушенного»), а трехстопным ямбом, в то время как «поверх легли тончайшей пылью» — стих четырехстопного ямба. Таким образом, одна из задач Сапгира — запечатлеть динамику процесса сочинения сонетов и те метрические решения, которые поэт принимает в зависимости от смысла, который он стремится вложить в свой текст.
В книге несколько сонетов с «минус-приемом», где катрены не зарифмованы, а терцеты рифмуются (например, «Путевые впечатления»). (При этом, целиком нерифмованных сонетов в книге около 20 %, и их большинство среди «Сонетов-89»)[266]. Есть у Сапгира сонет, в котором недостает одного катрена («Миледи»). Но таких — радикально-экспериментальных сонетов, открыто бросающих вызов традиции, — меньшинство. Большая часть сонетов свидетельствует об экспериментах Сапгира в области «обновления» сонета согласно его собственному сонетному кредо: «И изнутри трясу его сонет» (последний стих сонета «Дух»). Именно из экспериментов по «встряске» и «излому» изнутри строгой сонетной формы явствует основное направление формальных поисков Сапгира в «Сонетах на рубашках», особенно в тех, которые писались в 1975–77 гг. и вошли в парижское издание 1978 года.