Никто при дворе не догадывается о тайне двух любовников и лишь Дю Гаст с его чутьем, обостренным ненавистью к Маргарите, в которой он видел соперницу, все замечает. Фаворит тут же помчался с доносом к своему господину. Пусть его высочество будет осторожен! Пусть не забывает о безумном честолюбии Лотарингского дома! Полудетская страсть могла разрушить все надежды героя.
Генрих ощутил себя глубоко оскорбленным, и не столько в своем честолюбии, сколько в своей любви. Ревнивый максималист, он чувствовал, что сестра, такая нежная, предала его, предпочтя ему другого мужчину. Он предупреждает Екатерину о своих подозрениях и просит «не доверяться больше Маргарите».
В тот же вечер принцесса замечает, что отношение матери к ней резко изменилось. Она умоляет открыть ей причину. И после некоторого колебания Екатерина все объясняет.
«Ее слова, – писала впоследствии Маргарита, – ранили меня тем сильнее, что поначалу, когда я пришла, мать встретила меня очень приветливо. Я сделала все, что могла, дабы убедить ее в моей невиновности. Я клялась, что никогда не говорила с Гизом о делах семьи и что если бы он сам заговорил об этом, я тотчас же пришла бы все рассказать королеве-матери. Но мне не удалось ее разубедить… Видя это, я сказала, что не сильно сожалею о потере моего счастья, поскольку оно не принесло мне особой радости, и что брат мой отнял это счастье так же легко, как подарил… и все из-за пустяка, который и существовал-то лишь в чьем-то воображении… Я умоляла ее поверить, что навсегда сохраню воспоминание о несправедливых упреках брата».
Произнося эти слова, Маргарита была достойной дочерью своей матери с той лишь разницей, что Екатерина умело притворялась, что не помнит зла. И когда Маргарита целовала руку королевы-матери, не понимая от страха ни слова, она почувствовала на себе ее тяжелый ледяной взгляд: к Генриху отнеслись с оскорбительным презрением.
Прошла половина ноября, а Сен-Жан-д’Анжели все еще держался. Карл IX, оказавшийся неспособным пожинать лавры победителя, хотел теперь лишь мира, который помешал бы его брату добиться новых военных удач. Он писал Таванну: «Нам нужен мир или немедленное решающее сражение, но мир предпочтительнее». Екатерина, со своей стороны, видя ужасные разрушения и бедствия, причиненные войной, и узнав, что Колиньи переправился через Дордонь, затем через Гаронну, вернулась к своей политике компромиссов, которую ранее так опрометчиво отвергла. Начались переговоры.
Дон Франсес де Алава, посол Испании, 20 ноября с возмущением писал Филиппу II, что начались переговоры о браке Мадам – таков был официальный титул Маргариты – с принцем Беарнским. Это вполне соответствовало действительности. Не отказываясь от возможности выдать Маргариту за короля Португалии, Екатерина хотела припугнуть Филиппа II этими переговорами. Генрих Бурбонский после смерти своего отца в 1563 году как первый принц крови и наследник Наварры был вождем и знаменем партии гугенотов.
Отчаянно ревнуя сестру, герцог Анжуйский недоволен этими планами. Он даже написал принцу Беарнскому довольно оскорбительное письмо, в котором называл его попросту «парень», но в свои шестнадцать лет будущий Генрих IV уже умел сохранять выдержку и совершенно спокойно ответил кузену.
В начале декабря 1569 года Сен-Жан-д’Анжели наконец пал, и можно было распустить армию, готовую вот-вот обратиться в беспорядочное бегство. Двор готовится покинуть грустные окрестности Сентонжа, где шесть недель шел проливной дождь. Екатерина, стремясь оказать новые почести обожаемому сыну, решает, что все переберутся в Анжер, главный город владений монсеньора. Там пройдут переговоры с представителями королевы Наваррской и посланниками протестантов.
Маргарита вовсе не думала, что там, возможно, решится ее судьба. Она тяжело переживала свое несчастье, несправедливость брата и невозможность видеться с Гизом. При дворе и в армии свирепствовала эпидемия краснухи – болезни, которая сопровождалась высокой температурой. И Маргарита, организм которой был ослаблен, заболела. Она так быстро теряла силы и слабела, что стали опасаться худшего. Обеспокоенная королева-мать – возможно, ее мучили угрызения совести, – «готова была сделать все для меня, – пишет Маргарита в своих “Воспоминаниях”, – ее не останавливала опасность заразиться, и она все время заходила ко мне, чем сильно облегчила мои страдания».
Что же касается Генриха, то он совершенно обезумел. Он бился головой о стену, обвиняя себя в жестокости и в убийстве сестры. Сидя у ее изголовья, он был самой нежной на свете сиделкой, но Маргарита слишком его любила, чтобы простить.
Через две недели жар опадает, и принцессу перевозят в Анжер. Генрих де Гиз тотчас же приезжает туда. Вспыльчивый герцог Анжуйский угрожает ему прямо в покоях сестры: «Благодари Бога, – кричит он, – что она выздоровела и что ты был моим братом».
Генрих был неврастеником, который без всякой видимой причины кидался от одной крайности к другой, но хотя поступки его временами были весьма противоречивы и непоследовательны, в основе их лежало одно и то же чувство.
Поведение сестры беспокоило его столь сильно, что он пытается подкупить ее гувернантку, мадам де Кюртон. «Будьте повнимательнее, – пишет он ей, – и если Вы заметите что-то, что пытаются скрыть, сообщите тотчас же мне. И пусть ни король, ни королева-мать об этом не знают».
Но ни это тщательное наблюдение, ни опасность, которой она постоянно подвергалась, не помешали влюбленной женщине, как только она оправилась, возобновить отношения с Гизом. Франсуа Алансонский из-за животной ненависти, которую он испытывал к герцогу Анжуйскому, получал удовольствие, выступая в роли их сообщника и доверенного лица. А этот последний теперь открыто вручил свое сердце мадемуазель де Шатонёф, которая из-за недавних событий была на некоторое время забыта.
А пока католики, поглощенные своими внутренними распрями, оспаривали друг у друга почести и были неспособны воспользоваться результатами собственных побед, адмирал Колиньи захватывал протестантские провинции на юго-востоке страны. И как древний Антей, он черпает силы из этого живительного источника. Монтгомери, завоевавший Беарн, приводит ему свои войска; под его знамена стекаются все дворяне Гаскони. Пока королевские войска тратят время на бессмысленную осаду Сен-Жан-д’Анжели, адмирал успевает собрать прекрасно организованную и обученную армию.
К изумлению своих противников, он переходит в наступление. Считалось, что Колиньи полностью разбит и деморализован, а он стремительно прошел через весь юг Франции и завоевал Лангедок; он был уже в долине Роны и не скрывал своего намерения дойти до Парижа.
Солдаты его не оставляли позади себя ни одного монастыря, ни одной церкви. Во всех взятых ими деревнях женщин насиловали, а мужчин подвергали жесточайшим пыткам.
В бешенстве Екатерина посылает одного за другим нескольких человек, поручая им убить или отравить адмирала – но он неуязвим. Тогда она прибегает к своей старой тактике и отправляет Бирона и Маласи для переговоров. Они встретились с Колиньи в Монреале, под Каркассоном. Ему предлагают свободу вероисповедания – адмирал требует свободу отправления протестантских культов; переговоры прерываются.
Бирон не может скрыть своего восхищения: прошло всего лишь пять месяцев после сражения, в котором протестанты были разбиты наголову, а их партия практически уничтожена, и вот теперь Колиньи ведет себя как победитель. Слава его все растет, а сам он становится фигурой почти легендарной.
А тем временем Генрих, не имея денег на военную кампанию, томился от безделья. Помыслы его снова устремились к Марго, он раздражался и жаловался матери. Увы! Денег в казне не было даже на одного наемника. И надо было снова унижаться и умолять адмирала уступить, а Колиньи тем временем быстро продвигался вперед; ко двору он отправил своего зятя Телиньи.
Тот получил королевскую аудиенцию, затем предстал перед Королевским советом. Дело почти дошло до заключения договора, но тут представитель гугенотов потребовал в качестве гарантий безопасности для протестантов отдать им Кале и Бордо, другими словами, возможность в любой момент открыть англичанам ворота во Францию. Все вскрикнули, а Карл IX в приступе бешенства едва не заколол Телиньи кинжалом – все пошло по-прежнему.
Колиньи продолжал завоевывать область за областью, оставляя на пути лишь развалины. Подорвав свои силы, он вынужден слечь в постель в Сент-Этьене. Екатерина спешит воспользоваться этой передышкой и предлагает ему договор, который гарантирует бракосочетание принцессы Маргариты и сына Жанны д’Альбре Генриха Бурбонского.
Но королева-мать не предвидела, что этот последний пункт превратит кардинала Лотарингского в ярого противника перемирия. Достойный служитель Божий лишь ждал случая, чтобы узаконить связь своего племянника и Маргариты. На Королевском совете он дал волю своему возмущению и пригрозил восстанием католиков.
Захватив Арнэ-ле-Дюс и Пью-Гайар, протестанты, выйдя к Луаре, заняли Ла-Шарите. Екатерина поспешно подписывает перемирие.
Генрих принял это известие равнодушно: он был целиком поглощен своими любовными волнениями. Дю Гаст не переставал настраивать Генриха против сестры; он даже вступил в любовную связь с одной из фрейлин принцессы. И как-то ночью эта вероломная дама выкрала бумаги своей госпожи. Среди них находилось письмо, которое Фюльви Пик де Лямирандоль, приближенная королевы-матери, написала Гизу; в письме был собственноручный постскриптум Маргариты.
Фаворит передает письмо герцогу Анжуйскому, а тот, в свою очередь, Екатерине, которая показывает его королю. Карл IX, сильно ревновавший свою сестру, пришел в полное бешенство.
И вот посреди ночи в замке Гейон Карл IX в ночной рубашке и босиком вызывает в галерею свою мать, своего брата, Маргариту и кардинала Лотарингского. Происходит ужасная сцена, не выдержав которой, монсеньор и кардинал Лотарингский удаляются. Маргарита хотела было последовать их примеру, но ей это не удалось: король и королева-мать бросились на нее и избили так сильно, что Екатерине потребовался потом не один час, дабы привести дочь в порядок и придать ей достойный вид, чтобы можно было появиться на людях.