«... Неблагодарный, дикий человек?
Ты обладал ключами тайн моих;
Ты ведал недра сердца моего».
Все же нам никогда не узнать тех подлинных мотивов, которые руководили Скроупом. Ходивший среди его современников слух о том, что он был подкуплен французами «за миллион золотом», не имеет под собой оснований. Сам он говорил, что заговорщики пригласили его присоединиться к плану потому, что он был племянником убитого архиепископа, что представляется наиболее вероятным объяснением; его благочестие тесно смыкалось с мистицизмом и его не мог не тронуть культ «Святого Ричарда» в Йоркском кафедральном соборе. Человек, наиболее близко знавший Генриха вне его семьи, не был готов к тому, чтобы воспринимать его как короля.
«Саутгемптонский заговор» оказался несостоятельным и плохо подготовленным. Благочестивый лорд Скроуп не смог заставить себя объединиться с лоллардами, которых ненавидел. Был момент, когда он даже попытался отговорить своих товарищей по заговору от его осуществления. Тем не менее, жизнь Генриха была спасена в самый последний момент и только потому, что Марч потерял самообладание. Если признанию Кембриджа можно верить, то священник графа настаивал, чтобы тот «потребовал для себя то, что называл своим правом», все его домашние были уверены, что он именно так и поступит. Но Марч, несомненно, боялся, что король собирается «погубить» его. Его совершенно потряс предшествовавший поступок короля, когда Генрих, чтобы заручиться лояльностью графа и его неучастием в политике, заставил его заплатить 10000 марок (около 7000 фунтов) за разрешение на брак. Во время последней попытки французов избежать войны астролог Жан Фюзори, находившийся вместе с посольством в Англии, слышал, что многие люди предпочли видеть своим [110] королем Марча. Но тому либо не хватало тщеславия, либо самоуверенности. Он был удивительно дружелюбным и добрым молодым человеком, в меру одаренным, со здоровым чувством самосохранения. Он по вполне понятным причинам был сдержан и несколько подозрителен. Кроме того, к кузену, укравшему у него корону, он испытывал чувство священного страха. Изучая его личные счета, Мак Ферлейн обнаружил, что у него была слабость к азартным играм, — за период с осени 1413 по весну 1414 за картами, настольными играми, игрой в кости, в лотереи, петушиных боях и спорах он потерял 157 фунтов. «Кроме того, имеются подозрительно крупные выплаты некой Алисе из Поплара, а также другие признаки любви к низким и высоким компаниям».[63]
Впоследствии во время французских кампаний Марч верой и правдой служил королю, хотя, по меньшей мере, еще один раз он снова попал под подозрение. В 1425 году, не оставив детей, он скончался. Тогда его право на трон перешло к его сестре, графине Кембридж (вдове графа, казненного в результате Саутгемптонского заговора). В 1460 году на трон должен был претендовать ее сын Ричард, герцог Йоркский. На вопрос, почему он не сделал этого ранее, он ответил: «Преданное до поры до времени забвению, оно, тем не менее, не подверглось тлену и не пропало».
Генрих V считал, что существует только один способ покончить со «всей этой шумихой вокруг короля Ричарда», как выразился его отец. Он должен был доказать, что благословение Господне было на его стороне. Единственный способ доказать — это выиграть военное сражение. [111]
Глава пятая. Английская армада
«Мы страданиями Иисуса Христа заклинаем Вас совершить то, чему учит Евангелие, где сказано: «Брат, выполни свой долг и верни то, что незаконно отнял». И до самого конца, пока не пролилась невинная кровь, мы требуем праведного восстановлени нашего законного наследия, которого вы незаконно лишили Нас».
«С Вами даже наш суверенный лорд не может без опасения вести переговоры».
Подготовка Генриха к осуществлению его грандиозного замысла по вторжению и завоеванию Франции является еще одним доказательством его многогранного гения, который он уже продемонстрировал в военных кампаниях в Уэльсе и в управлении государствам во время болезни отца. С легкостью он решал многочисленные задачи по материально-техническому обеспечению и организации. Еще он показал себя искусным и безжалостным дипломатом.
Он начал готовиться к войне с Францией почти с первого момента своего восшествия на престол. Уже в мае 1413 года он распорядился, чтобы шотландцам, а [102] также другим народам прекратили всякую продажу луков и орудий. На протяжении 1413-1414 годов он вел интенсивную закупку луков, тетив и стрел. В Тауэре и Бристоле началось изготовление орудий. В больших количествах производился порох и пушечные ядра. Он также закупил или изготовил множество осадных башен и лестниц, боевых таранов и других средств для разрушения стен и пробивания брешей, разборных понтонных мостов. Бревна, веревки, кирки, кайла, топоры — все это были всевозможные приспособления для осуществления осады, от шипов до железных цепей, от битуминозного угля до древесины ясеня. В октябре 1414 года в Тауэр было доставлено 10000 пушечных ядер, стоимость которых равнялась 66 фунтам 13 шиллингам и 4 пенсам.[64]
В то же время король проводил переговоры с французами. Между бургундцами и арманьяками шла уже настоящая гражданская война. Герцог Бургундский искал у англичан военной поддержки, вполне понятно, что арманьяки, в свою очередь, при английском дворе пытались обставить его.
Несмотря на то, что король жаждал войны, он тем не менее предпринял все меры предосторожности, чтобы переговоры, которые проходили в период с 1413 по 1415 годы, принимались французами всерьез. На этой стадии у него пока была весьма ограниченная цель. Он желал вернуть Аквитанию согласно договору 1360 года в Бретиньи, как это было во времена правления Черного Принца. В его притязания входили не только Гиень, Пуату и Лимузен, но также территория почти всей Франции между Луарой и Пиренеями к западу от Центральнй Франции, что в общей сложности составляло треть всего королевства. Если бы посредством дипломатии [103] он сумел обрести эти земли, то вряд ли решился требовать и другие области, что неминуемо привело бы к возникновению конфликта.
Первое, в чем нуждался Генрих до начала вторжения, были деньги. Он предпринял все, от него зависящее, чтобы улучшить сбор пошлин и налогов и обеспечить их использование с максимальным эффектом. Он увеличил доходность королевских земель, а также сумму сборов, которыми облагалось заключение брака и осуществление опеки. Прекрасные отношения, которые сложились у него с Палатой общин еще в то время, когда он был принцем Уэльским, сослужили ему добрую службу. Палата общин, находясь под впечатлением от его предприимчивости, доверяла ему. На заседании парламента 1414 года его решимость восстановить «наследство» получила всеобщее одобрение. Было, однако, поставлено непременное условие: прежде, чем начинать войну, необходимо опробовать всевозможные дипломатические пути. Одной из причин, которая легла в основу сотрудничества с ним парламента, стала объявленная им всеобщая амнистия. Но несмотря на все эти меры, пришлось все же залезать в долг. К сожалению, он не имел той огромной возможности, которая была у его прадеда Эдуарда III, благодаря флорентийским банкам, предоставлявшим ему кредиты. Его единственным источником кредита был собственный доход и личные ценности, причем в его распоряжении имелся только один годовой доход, поскольку ожидать будущие доходы он отказался.
С целью получения займа от прелатов и религиозных орденов, знатных вельмож и мелкопоместных феодалов, от городских корпораций, от крупных и мелких купцов по всей Англии были разосланы специальные [104] уполномоченные. Дик Уиттингтон, лондонский купец (бывший одно время мэром) дал взаймы сумму в 2000 фунтов, в то время как большинство ссуд не превышали 10 пенсов. Самым крупным кредитором стал епископ Бофор, ссудивший короне за время правления своего племянника сумму не менее 35630 фунтов. Тем не менее, королю пришлось заложить все свои драгоценности, причем не только «незначительной ценности», как это он делал в прошлом, но и убранство Королевской Часовни, даже ценности со своих корон: сэр Джон Колвил получил геральдическую лилию, украшенную рубинами, сапфирами и жемчугом с «Короны Харри»; Джон Пудси, эсквайер, — шпиль с сапфирами, квадратным рубином и шестью жемчужинами; Морис Брун — аналогично украшенный шпиль; Джон Стондиш — еще один подобный шпиль. Король продолжал брать деньги взаймы на протяжении всего своего правления и почти всегда сполна возвращал их.
В августе 1414 года, убедив герцога Бургундского занять нейтральную позицию, Генрих предпринял попытку объявить себя королем Франции и отправил в Париж посольство во главе с Ричардом Куртене, епископом Нориджа. Сначала послы потребовали для своего господина французскую корону и королевство, но потом снизили требование до Нормандии, Анжу, Мена, Туреня, Пуату и земли между Фландрией и р. Сомм, включая Аквитанию, согласно положению, существовавшему в 1360 году. В целом, притязания распространялись на всю Западную Францию. Кроме того, посланники потребовали до сих пор невыплаченный выкуп за короля Иоанна II (который был взят в плен при Пуатье в 1356 году), большую часть Прованса и руку дочери Карла VI, Екатерины, с приданым в 2 миллиона крон. [105]
В ответ герцог Беррийский, ввиду того, что король Карл снова был не в себе, как полномочный регент Франции предложил большую часть Аквитании, но не всю ее територию и приданое в сумме 600000 крон. Его условия приняты не были. В следующем месяце арманьяки снова заключили мир с бургундцами, и Генриху V пришлось пересмотреть свою позицию.[65]