С присущим ему почти современным чувством необходимости создания паблисити, Генрих отправил послание лондонским олдерменам, объявив о капитуляции Гарфлера и попросив их сообщать ему время от времени новости о себе. Эту переписку он вел на протяжении всех кампаний во Франции.
Гарфлер, бесспорно, стал ценным приобретением, что особенно проявится в последующие годы. Все же осада была для Генриха катастрофическим началом кампании; за это время он потерял около 1/3 своего войска. В тщательно составленном письме мэру Лондона, несмотря на то, что советники молили его как можно быстрее возвращаться домой и не продолжать завоевания Франции, пока французы не заперли их, «как ягнят в загоне», он пишет, что одержал большую победу. Тем не менее, король, хотя и оставил теперь идею идти на Париж, все же настаивал на том, чтобы со своим сильно поредевшим войском, все еще страдавшим от дизентерии, отправиться в Кале.
Немало чернил было потрачено на то, чтобы объяснить смысл этого безрассудно храброго предприятия. Казалось, что этот поход мало что мог дать в смысле [132] рекогносцировки, трофеев или репутации. В силу того, что французы собирают сильное войско, этот марш представлялся довольно авантюрным. Зачем воину с холодным объективным умом понадобилось так рисковать? Намек на ответ звучит в его словах, обращенных к Совету: «Даже если наши враги соберут огромную армию, мы будем уповать на Бога, и они не принесут вреда ни моим войскам, ни мне. Я не позволю им, раздувшимся от гордости, ни возрадоваться в неправедных делах, ни владеть моим добром против воли Бога». Можно даже не говорить о том, что Генрих пользовался лучшей для своего времени военной технологией, но психология его была типичной для средневековья. Во время осады Гарфлера дофину Людовику он отправил вызов на поединок, который мог бы разрешить, кому из них наследовать трон Карла VI, — «отдать решение спора между Нашей персоной и Вашей на волю Божью». Людовик, толстый и неповоротливый девятнадцатилетний увалень, благоразумно отказался. Поход на Кале был задуман Генрихом как военный променад под защитой Бога, который должен был продемонстрировать не только то, что Бог признает его притязания на трон Франции, но, что было более важно, и его право на корону Англии. [133]
Глава седьмая. «Тот жуткий день Азенкура»
Крепко левая рука сжимает древко лука,
Правая натягивает тетиву, крушит и бьет»
«Азенкур... для старого доброго викторианца — это школьный пикник, удовольствие, полученное от Шекспира, звук и свет, белый стих, Лоуренс Оливье в военных доспехах; всего лишь эпизод, что может пробудить интерес школьника, которому всегда скучны уроки истории, наглядная демонстрация морального превосходства англичан и любезная сердцу частица угасающего национального мифа. А еще это повесть о кровавой бойне и неприкрытом зверстве».
6 октября Генрих V со своим войском вышел из Гарфлера. Кале располагался на расстоянии 160 миль, и он рассчитывал достичь его в восьмидневный срок. У него было, приблизительно, 900 конных тяжеловооруженных воинов и 5000 лучников, которые были сгруппированы в три «боевых порядка» со стрелками на флангах. Основную армию возглавлял король вместе с герцогом Глостером, сэр Джон Корнуэлл — передовой [134] отряд, и герцог Йоркский, и граф Оксфорд — арьергард. Генриху не терпелось двигаться как можно быстрее, поэтому воины его взяли с собой только то, что можно было погрузить на спины лошадей, оставив позади артиллерию и обоз, амуницию и провиант. Поклажа состояла, преимущественно, из снаряжения тяжеловооруженного воина и запаса пищи на восемь дней. Генрих намеревался идти в северном направлении до реки Соммы, а затем вдоль берега на юго-восток, пока они не достигнут Бланш-Таке, и уже оттуда следовать прямо на Кале. Чтобы обезопасить переправу, он отправил приказ находившимся в Кале силам взять под контроль брод. (Он был использован еще его великим дедом Эдуардом III в 1346 году на пути, в Креси.) Не приходится сомневаться в том, что по дороге он рассчитывал на участие в мелких стычках, что дало бы ему ощущение победной проверки боем.
По пути следования, что было в духе того времени, англичане убивали и мародерствовали, оставляя после себя коридор из черного дыма, результат подожженных фермерских домов. Занялось огнем и аббатство Фекамп. Нашедшие там убежище женщины подвергались нападениям и насилию. Поскольку большая часть стрелков имела лошадей, англичане могли проходить в день до 20 миль, хотя такая скорость для пеших, несших колчаны, в которых было до 50 стрел, по всей вероятности, была тяжелым испытанием. При переходе через реку Бетюн они были обстреляны гарнизоном крепости Арке и Генрих пригрозил сжечь город, но вместо этого изъял поставки хлеба и вина. Та же история повторилась у О (Eu) при переправе через реку Бресл. Армия надеялась на легкий путь через Сомму, достичь которую король предполагал к 13 октября. [135]
Всего в шести милях от реки пойманный разведчиками короля пленный сказал им, что доступный во время отлива брод у Бланш-Таке был забаррикадирован острыми кольями и что по другую сторону реки их с 6000-й армией поджидал маршал Бусико. (Отряд из Кале был перехвачен и отброшен назад.) Пленного Генрих решил допросить сам, сказав ему, что тому не сносить головы, если он солгал, но задержанный повторил свою версию. Тем временем начался прилив и брод стал непроходимым. Король в поисках другого брода отправился в восточном направлении вдоль южного берега Соммы. Вот как описал подавленное состояние армии очевидец событий и автор «Деяний»:
«Поскольку иного выбора, как идти вглубь Франции к истоку реки (длина которой, говорят, была свыше 60 миль) у нас не было... в это время мы ни о чем другом не могли думать, кроме как о том, что после того, как истекли восемь дней, отведенные на поход, и провизия наша иссякла, враг, не терявший времени даром, проведет нас, изголодавшихся и остро нуждающихся в пище, и у истока реки, если Бог не пошлет нам подмоги, имея на своей стороне численное и моральное превосходство, а также военную технику и другие средства, он подавит нас, ибо нас так мало осталось, а те, кто есть, доведены усталостью и голодом до неимоверного изнеможения».[87]
Оказалось, что каждый брод контролировался французами, которые с такой же скоростью двигались по другому берегу реки. Армии англичан грозила реальная опасность потери дисциплины. У Бове они путем обычных угроз конфисковали вино у обитателей замка и так напились, что Генрих запретил впредь употреблять его. Когда же снисходительный командир сказал королю, [136] что солдаты просто наполняли свои бутыли, тот взорвался: «В самом деле, их бутыли! Они свои утробы превращают в огромные бутыли и страшно пьянеют». К этому времени от положенного им пайка ничего не осталось, кроме вяленого мяса, к которому они добавляли орехи и те овощи, что могли накопать в полях. Воспользовавшись петлей, которую делала река, Генрих решил сократить путь и обогнать противника, которому в обход пришлось пройти большое расстояние. Генрих сумел восстановить дисциплину, на глазах у всей армии повесив человека, уличенного в том, что совершил святотатство, похитив из церкви дешевую медную с позолотой дароносицу. (В последующем он не будет уже столь строг.) Наконец, 19 октября у Войенна и Бетенкура, близ Несля, было обнаружено два неохраняемых брода. Но приблизиться к ним можно было только, пройдя по небольшим дамбам, которые были разрушены французами. 200 стрелков с луками на спинах, борясь с трясиной, по пояс в воде, у Бетенкура с трудом перебрались на другой берег, чтобызакрепиться по ту сторону реки. Аналогичная операция с успехом прошла и у Войенна. Проявлять милость к местным крестьянам, которые вывесили из окон красные тряпки и одеяла, как символ орифламмы (священного боевого знамени французских королей) и проявляли открытое неповиновение, Генрих не был склонен. Он отдал приказ сжечь дотла все дома, обитатели которых отказывались сотрудничать с англичанами. С помощью оконных рам, дверей, балок, лестниц, позаимствованных у крестьян из ближайших деревень, а также стволов и веток деревьев, соломы дамбы были восстановлены. Как только проложенная по дамбе дорога у Бетюна могла выдерживать вес лошади, сэр Джильберт Умфравилль [137][138] вместе с сэром Джоном Корнуэллом возглавили отряд из 500 тяжеловооруженных солдат и пересекли реку как раз вовремя, чтобы отбить атаку, предпринятую противником против плацдарма лучников. Час спустя после сгущения сумерек вся английская армия уже переправилась через Сомму, настроение солдат заметно улучшилось. Но они еще не знали, что основные силы французов находились всего в 6 милях от Перонна.
Точных сведений о численном составе французских войск нет, а имеющиеся данные значительно расходятся в цифрах. Однако с достоверностью известно, что они примерно в четыре раза превосходили силы англичан и насчитывали до 30000 солдат, из которых 15000 были тяжеловооруженными воинами. Командовали ими маршал Бусико и коннетабль Франции д'Альбре. Они были испытанными ветеранами, в задачу которых не входило чинить препятствия Генриху, они собирались отпустить его и позволить ему вернуться в Англию. Все их помыслы были сосредоточены на том, чтобы вернуть Гарфлер. Но над ними возобладал более воинственный дух менее опытных командиров. Среди них были не только арманьяки герцоги Орлеанские и Бурбоны, но также вельможи из приверженцев бургундцев типа герцога Брабанта и графа Невера, которые были братьями герцога Жана (Бесстрашного). Хотя сам он все еще проявлял нерешительность, но его сын, будущий герцог Филипп, на протяжении всей жизни очень сожалел о том, что не принимал участия в этой компании. Даже бургундцы не смогли смириться с вторжением англичан. Но Карл VI, бывший в тот момент в полном здравии, и дофин Людовик держались в стороне. Они [139] не хотели попасть в плен, как это случилось при Пуатье с дедом Иоанном (Добрым).