Король никогда не располагал временем, чтобы посетить Гиень, однако с каждым разом он требовал от нее все больше и больше денег. Но герцогству, тем не менее, он уделял самое пристальное внимание, о чем свидетельствует назначение на важный пост Типтофта, а также сэра Джона Радклиффа на должность сенешаля Бордо. В обращении с гражданами Бордо он проявлял максимальную тактичность, регулярно писал письма мэру и горожанам, в которых рассказывал о своем прогрессе и просил сообщать новости о себе. Гасконь была связана с Англией самым тесным образом, частично помня, что та покупала изрядную часть ее вина, поэтому они радовались успехам своего короля-герцога на севере. Король привлекал к военным действиям гасконские войска, одним из его самых стойких капитанов был капитан де Буш, возведенный им в рыцари Подвязки. Все же и в Гиене были свои проблемы, она [252] подвергалась налетам дофинистов и бандитов. Вопросом первостепенной важности становился вопрос, связанный с благонадежностью двух важных вельмож, владения которых граничили с герцогством, — графами Фуа и Альбре. Это требовало от Генриха дипломатической изворотливости и значительных денежных затрат. Тито Ливио сообщает нам, что наиболее благочестивый король Англии вернулся в 1419 году в Руан, чтобы отметить Рождество Христово. Но если сам Генрих в это святое время года самозабвенно предавался религиозным отправлениям, то по его распоряжению капитаны продолжали завоевание просторов Франции. Английские войска, «которых не страшила смерть во имя восстановления права их короля... оставались на поле боя победителями и обращали супостатов в бегство, из которых многих они перебили и многих покалечили». А Генрих тем временем «в городе Руане упорно и честно возносил хвалу единственному создателю и искупителю мира».[157] [253]
Глава тринадцатая. «Наследник и регент Франции»
«Пускай лишусь я английского трона,
Коль не надену Франции корону».
«Стоит ли мне рассказывать о руинах Шартро, Ле Мана, Понтуаза, когда-то самого замечательного и процветающего места, — Санса, Эвре и многих других, которые обманом, вероломством и хитростью брались не раз, не два, а больше и были преданы на растерзание?»
В феврале 1420 года герцог Филипп Бургундский обнародовал договор, который заключил с королем Англии на Рождество. Совместные англо-бургундские военные операции уже начались. В то время, как бургундцы из партии бургундцев ничего не имели против захвата и проведения осад крепостей арманьяков на севере Франции, им, как французам, страшно не нравилась практика жестоких расправ англичан над арманьяками, которые сдавались в плен только после того, как бургундцы обещали им жизнь и достойное обращение. Все же этот не слишком благородный альянс продолжал существовать и даже благоденствовать. Две армии захватили множество больших и малых [254] городов, среди них был Реймс, город, в котором традиционно проводилась церемония коронации французских королей.
Для Генриха и Филиппа было важно добиться поддержки жены Карла, Изабеллы Баварской, претендовавшей на регентство Франции. Толстая, крупного телосложения, она родилась в 1379 году. При своем дворе в Труа она окружила себя (как, впрочем, делала это всегда) жонглерами и бродячими зверинцами, в которых были леопарды, кошки, собаки, обезьяны, лебеди, совы и черепаховые голуби. Своему мужу она родила двенадцать детей и славилась своими беспорядочными связями. Священники открыто упрекали ее, что она сделала из своего двора «обитель Венеры». После Азенкура английский король сказал Карлу Орлеанскому, чтобы тот не удивлялся своему поражению, поскольку во Франции царили сладострастие и порок. Здесь звучал намек на двор королевы Изабеллы. Одна из ее любовных связей стала причиной ее лютой и неизличимой ненависти к арманьякам. В 1417 году к королю Карлу на короткий период вернулся разум, тогда же покойный граф Бернар Арманьяк сообщил ему, что его царственная половина спала с молодым дворянином Луи Буабурдоном; король тотчас велел арестовать Буабурдона, подверг его зверским пыткам, а потом приказал зашить в мешок и сбросить в Сену, а свою оступившуюся супругу заточил в Туре. Если раньше она благоволила арманьякам, отдавая им предпочтение перед бургундцами, то теперь ей пришлось изменить свое мнение. В ответ на ее жалостливые просьбы герцог Жан прислал 800 вооруженных солдат, чтобы выручить королеву из унизительного плена, после чего помог ей основать свой двор в Труа. Этот инцидент также [255] настроил ее против дофина Карла, который, воспользовавшись удобным моментом, присвоил себе матушкины драгоценности. Изабелла была ненадежной и злобной женщиной, страдавшей от приступов подагры и англофобии. Не интересуясь политикой в целом, она, тем не менее, обладала хорошо развитым чувством самосохранения.
Вызывавший беспокойство английский король-воин был способен обеспечить ее безопасность и роскошную жизнь. Естественно, любое сравнение с дофином Карлом превращало последнего в ее глазах обреченным на неудачу слабаком. Когда выбранные дофином друзья убили на мосту Монтеро герцога Жана, они поставили на нем несмываемую печать убийцы, как бы он не твердил о своей невиновности. Кроме того, лишив мать денег и драгоценностей, он, тем самым, отстранил ее от власти. Но даже и в этом случае она еще пыталась найти с ним общий язык, но бургундцы искусно пресекли ее попытки. Они дали ей понять косвенным путем, что денег у нее было маловато. Дофин был слишком наивен, чтобы предложить ей финансовую поддержку, и через посредничество матери герцога Филиппа (ее тетку по баварской линии) пообещали ей, что, если она сделает то, что ей скажут, то получит все, что пожелает. Кроме того, король Генрих прислал к ней своего личного посла, сэра Льюиса Робсара, натурализовавшегося англичанина, чьим родным языком был французский, в задачу которого входило убедить, что ее предполагаемый зять даст ей все, что заблагорассудится. Уже в январе 1420 года Изабелла издала указ, в котором публично осудила своего сына Карла и его поступки, признав Генриха и герцога Филиппа официальными союзниками ее мужа. [256] Вскоре распространился ложный слух, что она, якобы, призналась, что Карл VI не был отцом дофина Карла; в то же время было хорошо известно, что у нее было довольно много любовников, следовательно, дофин вполне мог оказаться прижитым ребенком. Однако маловероятно, что в таком факте она могла признаться. (Известно, что в середине двадцатых годов ее сына действительно очень волновал вопрос относительно его отца.) Скорее всего, распространением истории о незаконности своего рождения дофин был обязан агентам Генриха. В марте 1420 года король Генрих прошелся по вражеской территории в Труа и Шампани, где вместе со своим кузеном герцогом Филиппом его ожидали король Карл VI, королева Изабелла и их дочь Екатерина. Генриха сопровождали Кларенс и Глостер, поскольку оплоты врагов, хорошо укрепленные крепости, находились на опасно близком расстоянии, протянувшись цепью от южной оконечности Парижа вдоль берегов Сены и Ионны. Генрих отправился дорогой, ведущей через Сен-Дени, где он остановился и вознес молитвы, мимо стен Парижа, жители которого с городских стен радостно приветствовали его, полагая, очевидно, что он несет им мир, а не в знак выражения своей любви к нему. Когда армия его вошла в Шампань, он издал приказ, чтобы ни один солдат не пил местное вино, «такое знаменитое и крепкое» (слегка завистливое описание из «Первой английской жизни»), не разбавляя его. На некотором удалении от Труа его встретил герцог Бургундский в сопровождении конного бургундского эскорта и под их охраной они поскакали в город. Филипп и его армия были в черных доспехах, конская сбруя тоже была черного цвета. Попона лошади герцога свисала до самой земли. Над их головами развевались [257] черные знамена, полотнища которых достигали семи ярдов в длину.
В Труа перед безумным французским королем, сидевшим на троне, Генрих преклонил колени. Сначала Карл VI никак не мог понять, кто был Генрих, но потом все же пробормотал: «Ах, это вы! Раз это вы, мы вам очень рады. Поздоровайтесь с дамами». Английский король приветствовал поцелуем королеву Изабеллу и, наконец, Екатерину Французскую. Очевидцы утверждают, что поцелуй «доставил ему большое удовольствие».
На другой день в торжественной обстановке в соборе Труа в присутствии короля Генриха и королевы Изабеллы (короля Карла VI не было) договор был ратифицирован, а его условия зачитаны перед собравшимися. Пока король Франции был жив, корона оставалась за ним, но после его смерти она навечно переходила Генриху и его наследникам. С этих пор Генрих становился «наследником Франции», а также регентом королевства по рекомендации французских владений; он пообещал добиться послушания тех областей Франции, которые еще находились во власти «самозванного дофина Вьеннского». Далее, «учитывая ужасные и невероятные злодеяния», совершенные последним, Карл VI, Генрих и герцог Филипп условились никогда не вступать с дофином в сепаратные переговоры. Английскому королю предстояло взять в жены принцессу Екатерину, которая вместо того, чтобы отдать свое приданое, должна была получить приданое английской королевы, равнявшееся 40000 французских крон в год, сумма должна была выплачиваться английским казначейством. Королева Изабелла оставалась королевой пожизненно. Каждый бургундец, чьи земли были экспроприированы во время английского вторжения, должен [258] был получить компенсацию в виде земель, которые предстояло отвоевать у дофина.
Генрих также торжественно пообещал гарантировать соблюдение французской законности и сохранить традиционное французское устройство с назначением на государственные должности французов. Между Англией и Францией должен был воцариться вечный мир, а после смерти Карла VI их сувереном должен был стать один человек. Мир должен был привести к созданию альянса, направленного на оборону, и открыть путь к свободной торговле. «Всем распрям, которые могли иметь место между Францией и Англией, должен быть положен конец, чтобы на смену им могла прийти взаимная любовь и дружба». Более того, король пообещал, что в отношении к королю Карлу и королеве Изабелле «Мы будем почитать их как нашего батюшку и матушку и жалова