Помимо этого, Кромвель упростил структуру управления двором и урезал численность сотрудников во всех подразделениях, кроме Покоев, для которых король потребовал увеличения штата: теперь его обслуживали 16 джентльменов. Количество служителей Придворного хозяйства сократилось с 500 до 230. Обязанности каждого из них были изложены на письме и сопровождались комментариями по поводу того, как они исполняются; велись подробные записи о присутствии служителей на местах. Были приняты суровые меры для того, чтобы никто не имел при себе лишних слуг и при дворе не обретались нищие, мальчишки и неучтенные животные. Расходы строго контролировались, каждое подразделение отчитывалось о тратах перед Советом Зеленого сукна под председательством лорда-распорядителя, которому помогали четверо распорядителей Придворного хозяйства, казначей, выдававший жалованье, и Белые Палки. Упор делался на работоспособность и хорошее исполнение своих обязанностей; то и другое король ценил очень высоко. Введенная Кромвелем система управления оказалась настолько эффективной, что просуществовала без значительных изменений до XIX века1.
Реформы затронули и Королевский совет. Девятнадцать его самых активных и влиятельных членов вошли в Тайный совет, и с тех пор тайными советниками называли тех, кто был особенно близок к королю. Много позже Тайный совет превратился в Кабинет. Естественно, Кромвель имел преобладающее влияние в этом привилегированном органе, к великой досаде Норфолка и других лордов, но и король, и Кромвель сходились в том, что назначать в Тайный совет следует в соответствии с заслугами, а не по рождению. Их взгляды отобразились в Акте о преимуществе, согласно которому одиннадцать высших чинов двора и государства ставились выше аристократов, каким бы древним ни был их титул. Тем не менее большинство этих должностей обычно занимали пэры, так что в Совете всегда существовало аристократическое большинство, которое увеличилось в 1540-е годы. Члены Совета отныне должны были заседать при дворе, а не в Вестминстере, имея право жить там и обедать в зале Совета.
Полномочия короля расширились: его официальные заявления теперь имели ту же силу, что и акты парламента, кроме того, за ним оставалось решение доктринальных вопросов. В начале 1540 года Томас Ризли и Ральф Сэдлер стали главными государственными секретарями: Ризли исполнял обязанности секретаря Совета, а Сэдлер – секретаря короля. Генрих наградил Ризли за верную службу, подарив ему упраздненный монастырь Тичфилд, который тот стал спешно превращать в свое загородное имение. Ризли легко подчинил себе Сэдлера, и к 1542 году при дворе уже говорили, что он «управляет почти всем»2. Ральф Сэдлер прошел школу при дворе Кромвеля и произвел на короля впечатление своими успехами в качестве посла в Шотландии: так началась его карьера политика и дипломата. Сэдлер служил четырем монархам и стал одним из самых богатых в Англии людей незнатного происхождения. В 1540 году Генрих подарил ему земли в Стэндене (Хертфордшир), где он построил прекрасный дом с внутренним двором.
В соответствии с Гринвичскими постановлениями в 1539 году вновь появились джентльмены-пенсионеры, ставшие элитной гвардией короля и несшие стражу в приемном зале. Теперь это был отряд из пятидесяти молодых людей знатного происхождения3, капитаном которого стал сэр Энтони Браун. Новые гвардейцы сами обеспечивали себя оружием – алебардой, кинжалом и мечом – и одеждой: темным бархатным дублетом или ливреей из красного и желтого дамаста. При этом им выдавали золотой служебный медальон, который следовало носить на шее. Такой медальон можно видеть на портрете джентльмена-пенсионера Уильяма Палмера, созданном около 1546 года Герлахом Флике, а также на рисунке Гольбейна, изображающем Уильяма Парра, назначенного в ноябре 1541 года вторым капитаном гвардейцев4. Вступить в отряд хотели многие джентльмены, и король создал еще одно подразделение – отряд джентльменов при оружии, численность которого к концу его правления возросла до 41 человека. Джентльменов-пенсионеров в это время насчитывалось 1505.
Любимого шута Генриха Уилла Сомерса, числившегося служителем Покоев, реформы не затронули. Кромвель любил его и часто приветствовал его шутки, когда они привлекали внимание короля к злоупотреблениям служителей двора. Сомерс – редкое явление в окружении короля – был порядочным и благоразумным человеком, отказывался участвовать в межпартийных распрях и никогда не извлекал выгод из своего привилегированного положения. Он оставался одним из ближайших спутников короля в последние годы его правления: на иллюстрации в Псалтири Генриха (ок. 1540–1542) Сомерс внимает королю, играющему на арфе6. Вероятно, именно он стоит справа от Генриха на семейном портрете из Уайтхолла7.
Сомерс всегда был рядом, когда короля беспокоила больная нога, обрекая его на тягостное бездействие – например, зимой 1539/40 года. В это время Джордж Константайн признался одному из своих приятелей, что ему грустно «видеть, как сильно его милость припадает на больную ногу»8. Тогда Генрих страдал еще и запорами, что усугубляло его состояние9. Однако в целом настроение короля было приподнятым, так как его невеста наконец-то ехала в Англию.
Все было готово к прибытию Анны Клевской. Покои королевы в Хэмптон-корте и во всех других дворцах отремонтировали, их убранство обновили. Две самые роскошные кровати короля отправили в Рочестер и Дартфрд, где принцесса должна была останавливаться по пути в Гринвич. Король намеревался сыграть свадьбу там, в начале сезона рождественских праздников, и после этого двенадцать дней наслаждаться пышными торжествами. Анна должна была совершить торжественный въезд в Лондон 1 января, а ее коронацию в Вестминстерском аббатстве назначили на Сретение, 2 февраля. Многие придворные уже заказали дорогие ткани на платья и разнообразные украшения.
Двор новой королевы был сформирован, члены его ждали приезда госпожи. Ратленда и Бейнтона восстановили в должностях камергера и вице-камергера, а сэр Джон Дадли вновь стал главным конюшим. Как обычно, шла яростная борьба за места, на этот раз еще более острая, так как король сократил число служителей двора королевы до 126. Шестью придворными дамами, которых отныне следовало называть «главными дамами двора»10, стали леди Маргарет Дуглас, герцогини Ричмонд и Саффолк, графиня Сассекс, леди Говард и леди Клинтон, она же бывшая любовница короля Элизабет Блаунт11. Норфолк обеспечил места фрейлин своим племянницам Екатерине Говард и Мэри Норрис, а также внучатой племяннице Кэтрин Кэрью (дочери Мэри Болейн). Екатерина Говард была дочерью бездарного брата Норфолка, лорда Эдмунда Говарда, который незадолго до того умер, пробыв несколько лет ревизором в Кале и ничем не отличившись. Она выросла и получила воспитание в обществе других девушек из хороших семей, при дворе вдовствующей герцогини Норфолк в Хоршеме, графство Норфолк, и Ламбете, где царила настолько вольная атмосфера, что Екатерина скомпрометировала себя отношениями с двумя мужчинами: своим учителем музыки, когда ей было всего одиннадцать лет, и дальним родственником Фрэнсисом Деремом, с которым у нее возникла более серьезная связь. Теперь, в пятнадцать лет, Екатерина, стройная и очень миловидная, была гораздо искушеннее девушек своего возраста, если говорить о любовных делах.
Леди Лайл, обеспечившая место фрейлины Анне Бассет, попросила короля подыскать еще одно, для своей второй дочери Кэтрин. Генрих, недавно подаривший Анне прекрасную лошадь и седло, что породило слухи об их связи, ответил, что еще не решил, сколько фрейлин понадобится королеве, но намерен удостовериться, что все они «хороши собой и подходят для этого места»12. Наставницей фрейлин стала строгая леди Браун, жена сэра Энтони, которая не допускала никаких вольностей, какими бы милыми ни были девушки.
Принцесса Анна покинула Клеве в ноябре, но ее задержали в Кале суровые декабрьские штормы. Лорд Лайл развлекал гостью банкетами и турнирами, а леди Лайл написала Анне Бассет, что новая королева «добра и мягка, служить ей и ублажать ее будет легко»13. Вскоре прибыл лорд – верховный адмирал, граф Саутгемптон, чтобы сопровождать Анну в Англию. С ним приехали братья Сеймур, сэр Николас Пойнтц, Грегори Кромвель и молодой член Личных покоев Томас Калпепер, к которому король в последнее время проявлял особое расположение. Генрих велел Саутгемптону «развлекать миледи и ее свиту, чтобы время шло для них быстро»14. При помощи переводчика – Анна плохо владела английским – адмирал научил ее играть в сент и другие карточные игры, которые любил Генрих. Компанию им составлял Грегори Кромвель.
После Рождества штормы утихли, и принцесса Клевская смогла пересечь Канал. Двадцать седьмого февраля она прибыла в Дил (Кент). Ее встречали герцог и герцогиня Саффолк, сопроводившие Анну в Дуврский замок, где она провела ночь.
Свита Анны состояла из 350 немцев, включая сотню ее личных слуг, среди которых были фрейлины, служители двора, повар по фамилии Шуленбург, доктор Корнелис, секретарь, стременной Энгельберт, тринадцать трубачей, два барабанщика и художница Сюзанна Хоренбоут. Свиту принцессы составляли представители знати и послы. Согласно договору, большинство этих людей после свадьбы должны были вернуться в Клеве15. Внешний вид Анны и двенадцати немецких фрейлин развеселил всех в Кале и в Англии: они «были одеты согласно столь тяжелой и безвкусной моде, что выглядели ужасно, даже если были красавицами»16. Отвечала за них грозная матрона по имени «матушка Лове», которая умело руководила всем двором.
Двадцать девятого декабря Анна прибыла в Кентербери, где ее приветствовал архиепископ Кранмер. Проведя ночь в новых покоях королевы, устроенных в бывшем аббатстве Святого Августина17, она поехала в Ситтингборн, а оттуда 31 декабря вместе с Норфолком направилась в Епископский дворец Рочестера. Там ее встретила леди Браун, которая ужаснулась тому, что увидела. Она поняла, что король никогда не полюбит Анну, ибо ее «одежда и манера держаться [были] очень грубыми, вовсе не соответствующими склонностям его королевского высочества»