29
По окончании суда состояние здоровья Генриха немного улучшилось. Он заказал молодые саженцы для своего сада, очевидно рассчитывая, что увидит взрослые деревья30. Семнадцатого января король дал испанскому и французскому послам аудиенцию, принеся извинения за то, что его недееспособность помешала быстрому разрешению их дел. Когда ван дер Делфт и де Сельв поздравили Генриха с выздоровлением, он признался, что испытывал долгие и тяжелые страдания. Послов предупредили, чтобы они не утомляли короля, но он выглядел «сказочно хорошо», был в бодром настроении, здраво рассуждал о международных событиях, военных делах и «теснейшей дружбе» с Францией, однако часто уступал слово Пэджету, который, казалось, был лучше информирован31. Это было последнее появление Генриха на публике, после которого доступ в его покои строго ограничили. Тем не менее король еще не находился при смерти и планировал 19 января наделить Эдуарда титулом принца Уэльского32.
В тот день парламент рассматривал акт о лишении прав и состояния, касавшийся Норфолка и Суррея и обрекавший обоих на смерть; их земли и прочее имущество переходили к короне. Король сказал Пэджету, что все это будет «свободно роздано его верным слугам», и составил список выгодополучателей, который «положил в карман своей ночной рубашки». Среди членов Личных покоев пошли восторженные разговоры о грядущем обогащении, но бумагу после смерти короля так и не нашли33. Двадцать первого января Суррей, совершивший отчаянную, но неудачную попытку сбежать из Тауэра через свою уборную34, был обезглавлен на Тауэрском холме35.
После 19 января болезнь Генриха вновь обострилась, и стало очевидно, что он умирает. Даже его музыкантов отправили восвояси, и долгими зимними вечерами рядом с королем сидел один только Пэджет, занимавший государя беседами36. Позже к Генриху допустили Хертфорда и других советников.
Король явно отходил от дел. Двадцать третьего января, когда ему предложили сделать тайным советником сэра Томаса Сеймура, он крикнул с постели, хотя ему было тяжело дышать: «Нет! Нет!» Однако Хертфорд убедил его согласиться37.
Через три дня силы покинули Генриха, и он призвал к своему смертному одру королеву. «Господу угодно, чтобы мы разлучились…», – начал он, но у него перехватило дыхание, он не смог продолжить, заплакал и отослал ее прочь38. Позже, будучи не таким растроганным, король продиктовал прощальное письмо умиравшему от сифилиса Франциску I, напоминая, что тот тоже смертен39. Даже в критической ситуации старое соперничество не угасало.
Двадцать седьмого января к Акту о лишении прав и состояния, направленному против Говарда, приложили сухой штамп. Королевское согласие на это по поручению Генриха дали в Палате лордов: сам он был слишком плох, чтобы присутствовать на заседании40. Казнь Норфолка назначили на следующий день. Однако герцогу не суждено было умереть, так как у короля имелись другие, более насущные заботы, и к тому же он, вероятно, решил, что крови пролито достаточно. Часто утверждают, что Генрих умер прежде, чем успел подписать смертный приговор, но его подписи на Акте о лишении прав и состояния хватало для совершения казни. А если, как впоследствии говорил Одет де Сельв, Хертфорд воспользовался сухим штампом без ведома короля, он наверняка проследил бы за тем, чтобы казнь состоялась. Поэтому более вероятно, что Генрих велел отложить ее41.
Утром 27 января король принял причастие от своего духовника. Позже в тот же день он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы обсуждать с советниками государственные дела, но к вечеру стал быстро сдавать. Члены Совета, понимавшие, что смерть государя неминуема, распорядились закрыть все порты.
Никто, даже среди врачей, все еще не набрался храбрости предупредить Генриха о скорой кончине. Король не любил, когда при нем толковали о смерти. Холл утверждает, что «его слуги крайне редко осмеливались заговаривать с ним о близком конце, иначе он, разгневавшись и будучи склонным повелевать, мог приказать вынести им обвинение», ибо предсказание смерти короля расценивалось как измена. Однако в те времена было немыслимо, чтобы человеку не дали подготовиться к уходу в мир иной. Поэтому сэр Энтони Денни отважился предупредить государя, что, «по мнению людей, ему не выжить» и нужно вспомнить свои грехи, «как подобает всякому доброму христианину». Генрих ответил, что полагается на милость Христа: «[Он] простит мне все мои прегрешения, да, хотя они были тяжелее, чем следовало бы»42.
Денни спросил, не хочет ли Генрих поговорить с каким-нибудь «ученым человеком». Король ответил, что, «если выбирать из имеющихся, пусть это будет доктор Кранмер, но я сперва немного посплю, а потом, смотря по самочувствию, распоряжусь об этом деле». Это последние слова Генриха, известные нам. В Кройдон немедленно послали гонца за архиепископом, но, когда Кранмер прибыл рано утром в пятницу, 28 января, король уже не мог говорить. Примас попросил его дать знак, что он умирает в вере Христовой, и Генрих «сжал его руку так сильно, как только мог». Кранмер и присутствовавшие рядом советники приняли это за выражение искреннего согласия43. Вскоре после этого, около двух часов пополуночи44, Генрих VIII прекратил долгую борьбу за жизнь и тихо отошел в мир иной.
Причина смерти короля неясна, так как конец его жизни проходил под густым покровом тайны, но, похоже, это была тромбоэмболия легочной артерии. Два дня кончину Генриха держали в секрете. Тело усопшего лежало неприкосновенным в опочивальне, за дверями которой текла обычная придворная жизнь: в покои короля с обычными церемониями, под звуки труб, приносили еду для него45.
Двадцать восьмого января граф Хертфорд уехал верхом в замок Хертфорд, чтобы оградить от опасностей девятилетнего принца и оказать ему почести как королю. Сделав это, он отправил Пэджету ключ, отпиравший ларец с завещанием Генриха VIII. На следующий день лорд-канцлер Ризли, так заливавшийся слезами, что едва мог говорить, объявил о смерти Генриха VIII членам парламента, выразившим великую скорбь. Тридцать первого января юного Эдуарда VI привезли в Тауэр и объявили королем под возгласы герольдов: «Король умер! Да здравствует король!» На следующий день, вопреки воле покойного государя, Хертфорд был объявлен лордом-протектором и встал во главе Совета регентства46.
Тело Генриха забальзамировали, положили в свинцовый гроб и торжественно выставили в приемном зале Уайтхолла, среди горящих восковых свечей. Через несколько дней его перенесли в церковь. В память о покойном короле над страной разносился звон колоколов, во всех церквях служили торжественные панихиды. Франциск I приказал провести заупокойную мессу в соборе Нотр-Дам. Четырнадцатого февраля тело в сопровождении траурной процессии, растянувшейся на четыре мили, повезли из Уайтхолла в Виндзор. Антонио Тото и Николас Беллин помогали в изготовлении орнаментальных геральдических щитов и расписали знамена, которые несли рядом с катафалком.
Огромный гроб, накрытый синим бархатом и золотой парчой, стоял на колеснице, которую тянули лошади в черных попонах; улицы по такому случаю были чисто выметены и местами даже расширены. На крышке гроба лежала восковая фигура короля, изготовленная Николасом Беллином, в алом бархатном одеянии с оторочкой из белых беличьих шкурок и в короне поверх «ночного колпака из черного атласа, сплошь усыпанного драгоценными камнями». На руки воскового короля надели дорогие браслеты, на пальцы, обтянутые бархатными перчатками, – кольца. Даже после смерти Генрих выглядел величественно.
Траурный кортеж провел ночь в аббатстве Сион. На следующий день он достиг Виндзора, где во исполнение воли короля его тело погребли в склепе на хорах церкви Святого Георгия, рядом с «его верной и любящей супругой королевой Джейн», матерью наследника. Шестнадцать самых сильных йоменов гвардии внесли гроб в завешенную черной тканью церковь и опустили в склеп. Гардинер, остававшийся в опале до правления Марии I, прочел проповедь и отслужил заупокойную мессу; королева наблюдала за этим из молельни Екатерины Арагонской. В конце церемонии главные чины двора сломали свои белые жезлы и бросили их в склеп вслед за гробом под пение труб, звучавшее «очень печально и мужественно, в утешение всем присутствующим»47. Король оставил деньги на ежедневные мессы за упокой своей души, которые должны были служить в алтаре «до скончания дней»48, но через год новое правительство, состоявшее из протестантов, отменило их.
Великолепная гробница в ренессансном стиле, которую Генрих забрал у Уолси, так и не была достроена. Работы над ней прекратились в 1553 году со смертью Эдуарда VI – вероятно, из-за нехватки средств. При Содружестве[63], в 1649 году, ее частично разобрали, а в 1805 году саркофаг использовали как основу для гробницы лорда Нельсона в крипте собора Святого Павла. Подсвечник из могильного склепа Генриха, единственный сохранившийся образец тонкой работы по металлу – бóльшая часть таких предметов была распродана или переплавлена при Оливере Кромвеле, – ныне хранится в Гентском соборе. Церковь, где располагалась гробница, была полностью отремонтирована и переоформлена при королеве Виктории в память о принце-консорте, получив известность как Мемориальная церковь Альберта.
Безымянный склеп Генриха VIII был обнаружен в 1813 году почти случайно; гроб частично разрушился, и был хорошо виден скелет. Гроб Джейн Сеймур сохранился в целости. Кроме того, в склепе обнаружились утраченные гробы Карла I и умершего в младенчестве ребенка королевы Анны, помещенные туда в XVII веке. В 1837 году по распоряжению Уильяма IV на гробницу положили плиту из черного мрамора.
В год смерти Генриха первый его биограф, восторженный Уильям Томас, писал, что король
был, несомненно, редчайшим из людей, живших в его время. Я говорю это не для того, чтобы сделать из него бога, и не скажу, что во всех своих деяниях он был святым. Он совершил много злых дел, но не как жестокий тиран или лицемер. Ни в одной из прочитанных мной историй я не встречал рассказа о короле, который мог бы сравняться с ним