57. Случалось, что среди ночи он приказывал подать ему миску эйлберри58 – сдобренного элем хлебного пудинга, и слуги сбивались с ног, чтобы исполнить каприз повелителя.
Утром с постели снимали белье, так что она проветривалась весь день, а вечером ее «убирали» в соответствии с ритуалом, изложенным в Постановлениях о придворном хозяйстве. Для этого требовалось десять человек. Одного из грумов посылали за чистым бельем, подушками и одеялами в Гардероб кроватей; затем он стоял с факелом в изножье кровати, а восемь йоменов Покоев и Гардероба выстраивались в шеренги, по четыре человека с каждой ее стороны. Джентльмен-ашер руководил застиланием постели: для начала один из йоменов вонзал кинжал в солому нижнего матраса, выясняя, не спрятался ли там убийца. Затем ашер проверял, висит ли королевский меч так, что его можно достать, не вставая с кровати, и есть ли под рукой секира, на тот случай, если кто-нибудь вздумает напасть на короля ночью.
Матрас накрывали холстиной, сверху клали перину – «постель из пуха», предварительно встряхнув и взбив ее. Один из йоменов должен был «прокатиться по ней вверх-вниз», дабы убедиться, что внутри не спрятан какой-нибудь опасный предмет. На кровать укладывали подголовный валик и подушки, затем ее застилали тонкими льняными простынями, одеялами и дорогим покрывалом, подбитым мехом горностая; все это тщательно разглаживали и подтыкали. Каждый йомен осенял постель крестом, целовал те места, где касался ее, и – до 1526 года, когда правила были изменены, – кропил ложе государя святой водой. После этого слуги задергивали балдахин и клали рядом с кроватью отороченную горностаем накидку из алого бархата, чтобы король надел ее, встав с постели. Наконец ашер и йомены удалялись, чтобы подкрепиться хлебом и вином; у постели оставался грум, обязанный охранять ее до прихода короля, стоя на коленях. К этому моменту йомен Гардероба приносил в спальню «ночной стул» и горшок. Кровать королевы аналогичным образом заправляли ее дамы59.
Король редко ложился раньше полуночи, «часа, когда у нас при дворе обычно отходили ко сну»60. Джентльмены и эсквайры тела снимали с него одежду, одевали в ночную рубашку, обычно белую, из тонкого льна или шелка, приносили таз с водой и салфетку, чтобы король мог умыться и почистить зубы. Слуги расчесывали ему волосы, надевали «ночной колпак» из алого или черного бархата с вышивкой61, помогали государю лечь в постель и зажигали ночник, после чего с поклоном удалялись62. Два йомена Покоев спали на соломенных тюфяках за дверью, два эсквайра тела находились в этом же помещении. Снаружи, в приемном зале, дежурили йомены стражи, которые должны были бдительно следить за подозрительными звуками и вовремя улавливать запах гари – в век свечного освещения постоянно существовала опасность пожара.
Теперь король мог спокойно отдыхать, зная, что его хорошо охраняют. Он удалялся в свою спальню вместе с одним из джентльменов, ложившимся спать на тюфяке у изножья кровати. Когда Генрих хотел провести ночь с женой, он вызывал своих грумов, которые приносили ему ночную рубашку и провожали его с зажженными факелами до двери спальни королевы: туда можно было попасть через особую галерею или по лестнице63. Грумы оставались за дверью, ожидая, когда король будет готов вернуться в свою постель. Церемониал, установленный для этих глубоко интимных дел, сегодня кажется удивительным, но не забудем, что зачатие наследника престола считалось в то время предметом законного общественного интереса, а кроме того, оставлять государя без присмотра было просто немыслимо.
10«Невинные и благопристойные забавы»
Летом 1509 года, в течение многих недель после коронации, Генрих VIII предавался удовольствиям, сопряженным с его новым положением. «Мы проводим время в нескончаемых празднествах»1, – писала королева Екатерина своему отцу Фердинанду Арагонскому, а сам король сообщал тестю, что развлекается «турнирами, охотой на птиц и зверей, а также другими невинными и благопристойными забавами»2. Восемнадцатилетний Генрих был «молод и полон сил, имел склонность ко всяческим удовольствиям и приятным занятиям, не думая посвящать время многочисленным делам своего королевства»3 и, как говорили некоторые английские епископы испанскому послу, «не утруждал себя ничем, кроме развлечений, свойственных его возрасту, пренебрегая прочими заботами»4. И действительно, Генрих был так занят всевозможными потехами, что работал только в минуты заутрени в королевской часовне или поздно вечером5, если, конечно, ему не выпадало более приятного времяпровождения.
В первые четыре года правления юный король полагался на министров, которые достались ему в наследство от отца. Это были люди пожилые и умудренные опытом, что само по себе ставило их в невыгодное положение, так как Генрих всегда предпочитал находиться в обществе молодежи. По правде говоря, он просто не выносил напоминаний о старости, болезнях и смерти.
Кроме того, новый король испытывал отвращение к бумажной работе. «Писать для меня – занятие утомительное и тягостное», – сказал он однажды кардиналу Уолси6. Его приходилось буквально силой усаживать за письма. Однажды Уолси с трудом уговорил короля составить послание старшей сестре Маргарите, королеве Шотландии, объяснив, что «женщин следует радовать».
У Генриха всегда имелась причина, по которой он не мог заниматься делами: то у него болела голова, то он переезжал в другой дом. Однажды, когда его секретарь Ричард Пейс хотел обсудить с ним дипломатическую корреспонденцию, Генрих сослался на необходимость посетить заутреню. На следующий день король уклонился от неприятной обязанности, уехав на охоту, а когда вернулся и увидел, что Пейс ожидает его, то сказал, что сперва должен поужинать, и только вечером принялся – с неудовольствием – за работу. В 1521 году бедняга Пейс пришел в ужас, когда Генрих отказался прикладывать печать к письмам, узнав, что французский король этого не делает. Пейсу пришлось смириться и ждать, пока Генрих не вернется к традиционному способу заверения королевских посланий при помощи подписи и печати. В 1513 году миланский посол был слегка уязвлен: по его словам, король «отложил нашу беседу, так как спешил отобедать, чтобы после этого потанцевать»7.
Советников Генриха, привыкших к усердию и аккуратности его трудолюбивого отца, раздражало пренебрежение молодого короля своими обязанностями. К счастью, то были опытные люди, прекрасно управлявшие страной от имени государя; правда, они не оставляли попыток привлечь Генриха к исполнению монаршего долга по примеру его отца. Они опасались, «как бы обилие богатств, которыми ныне владеет король, не подвигло его к забвению самого себя в разгуле». Советники побуждали Генриха «быть вместе с ними, желая ознакомить его с политикой управления королевством, а он поначалу не выносил, когда ему сильно докучали этим»8. Король выказывал нетерпение и даже отвращение, когда они отнимали у него время, пытаясь ввести в курс дел.
Страной много веков управляли из Вестминстерского дворца. Здесь размещались главные ведомства: казначейство во главе с лордом-казначеем, канцелярия под управлением лорда-канцлера, являвшегося также хранителем Большой печати Англии; Суд общих тяжб и Суд королевской скамьи. Парламент, который созывали и распускали по воле короля, тоже заседал в Вестминстере.
Тем не менее власть сосредоточивалась вокруг двора, где находился король, и во все большей степени – вокруг его секретариата, члены которого путешествовали по стране вместе с монархом; он состоял из лорда – хранителя личной печати, главного секретаря и их помощников. Эти государственные служащие являлись самыми важными членами Тайного совета вместе с лордом-казначеем, лордом-канцлером и лордом – верховным адмиралом9. Далее шли канцлер казначейства, лорд – смотритель Пяти портов и архиепископ Кентерберийский.
Тайный совет, который высказывал свои соображения по различным вопросам и исполнял решения короля, проводя в жизнь намеченную им политику, собирался в Вестминстере. Суд Звездной палаты, посредством которого Тайный совет осуществлял свои законные полномочия, заседал во дворце. Семьдесят с лишним членов Совета назначались королем из числа аристократов, священнослужителей, придворных чинов и профессиональных законоведов, но не все они одновременно присутствовали на заседаниях, которые были закрытыми. Король не всегда присутствовал на них, предпочитая обсуждать важные дела с глазу на глаз с отдельными советниками, часто во время прогулок по галереям или садам; однако все дела вершились Советом от его имени. При Генрихе VIII, сперва из-за малого интереса короля к политике, затем по причине выдвижения Уолси и Кромвеля, полномочия Совета неуклонно расширялись, хотя он во многом оставался консультативным органом. К 1530 году Совет все чаще собирался при дворе.
В 1509 году самым могущественным советником был Ричард Фокс, епископ Винчестерский, который с 1486 года исполнял должность лорда – хранителя личной печати. Рассудительный и при этом хитрый законник и дипломат, он казался венецианскому послу чуть ли не королем10. «Здесь, в Англии, его считают лисом, и воистину это так», – сказал король Луису Каросу, испанскому послу11; в этом была доля правды. Фокс сделал выдающуюся церковную карьеру, был известным покровителем наук и гуманистом, переписывался с Эразмом.
Первым лордом-канцлером при Генрихе VIII стал Уильям Уорхэм, архиепископ Кентерберийский, получивший должность и сан, о которых идет речь, в 1504 году. Он тоже был гуманистом и другом Эразма. Последний находил его «остроумным, энергичным и трудолюбивым», отмечая в своих записках, что, хотя Уорхэм устраивал «роскошные развлечения, сам он питался скромно и почти никогда не прикасался к вину, но все же был очень радушным хозяином. Он никогда не охотился и не играл в кости, а главным его удовольствием в часы досуга было чтение»