24. Король устроил прямую дорожку для скачек и площадку для поединков в Кобхэме, графство Суррей. Следы дорожки длиной в милю сохранились до нашего времени: она тянулась до Ли-Хилла. Король любил скачки: в 1513 году, воюя во Франции, он с двадцатью пятью товарищами промчался по окраинам одного города25.
Генрих был очень привязан к своим лошадям. Одной из его любимиц стала Каницида, о которой секретарь короля Андреа Аммонио, заведовавший монаршей перепиской на латыни, написал несколько хвалебных стихов. В 1529 году Генрих неоднократно посещал конюшни только для того, чтобы полюбоваться на своего любимого берберского коня (вероятно, Говернаторе), который к тому времени был отправлен на покой и жил в хороших условиях. Король часто останавливался, чтобы поболтать со своим конюшим Ганнибалом Зинзаном, и проявлял искреннюю заботу о здоровье лошадей. В списке сумм, выданных из его Личного кошелька, перечислены расходы на лекарства домашнего изготовления для животных, а также несколько платежей в размере 7 шиллингов (105 фунтов стерлингов) на «ванны для берберского коня»26. Лошадей Генриха кормили отрубями из королевских амбаров27.
Главный конюший отвечал за предоставление королю лошадей для верховой езды, охоты и боевых действий, за королевские конюшни и транспортные средства, а также за организацию поездок. С учетом его обязанностей и положения – он был третьим по старшинству среди чинов двора – главный конюший постоянно сопровождал короля, ехал рядом с ним во время церемониальных процессий и имел право на отдельный стол за обедом. При Генрихе первым, кто исполнял эту должность, был сэр Томас Найвет. У королевы был свой главный конюший.
Конюшни не относились к придворным службам, их работники отчитывались лично перед королем. В штате конюшен было много сквайров (оруженосцев, служивших рыцарям), мальчиков-конюхов, кузнецов – которые подковывали лошадей, – жокеев и конюших. Главное конюшенное управление сперва размещалось в Холборне, а когда в 1534 году здание уничтожил пожар, ведомство и всех животных перевели на Чаринг-кросс, туда, где обычно держали королевских соколов28. Кроме того, лошадей, которыми пользовались король и придворные, размещали в конюшнях при дворцах – некоторые из них располагались вокруг внутренних дворов; часть помещений всегда отгораживали для лошадей короля. В Гринвиче имелись отдельные конюшни для его скакунов и племенных кобыл29. До наших дней дошла Новая королевская конюшня в Хэмптон-корте (1536), являющаяся частью комплекса Королевских конюшен в зеленой зоне Хэмптон-корт-грин.
Псарни представляли собой особую службу, отвечавшую за содержание и размещение королевских грейхаундов, борзых и гончих, которые травили оленей и зайцев. Их передали под начало Хамфри Рейнсфорда, смотрителя личных собак короля. Управление псарнями находилось там же, где они впервые появились в XIV веке, при Эдуарде III, – на Собачьем острове посреди Темзы. Псарни имелись и в некоторых дворцах, самая большая была в Гринвиче. Охотничьих собак кормили мясом, молоком и хлебом.
К соколиной охоте Генрих VIII пристрастился лишь с возрастом. Отец подарил ему сокола, когда Генриху было девять лет, но в молодые годы принц «не имел тяги» к этому развлечению, хотя и обучался соответствующему искусству у жившего при дворе Уильяма Тайлера, джентльмена Личных покоев. Только в зрелости Генрих приобрел вкус к охоте с птицами. В 1520-х годах Томас Хинидж, служивший в Личных покоях, писал кардиналу Уолси из Виндзора, что «его милость каждый день, когда погода ясная, выезжает на соколиную охоту или гуляет в парке и не возвращается до позднего вечера»30. В 1533 году сэр Уильям Кингстон сообщал Артуру Плантагенету, лорду Лайлу31, что «король каждый день охотится с ястребами-тетеревятниками, ястребами-перепелятниками и кречетами как до полудня, так и впоследствии». Это давало возможность проявлять физическую активность по окончании сезона охоты на крупную дичь32.
Ловчие птицы, особенно кречеты, сапсаны, соколы и исландские кречеты, чрезвычайно ценились. Соколиная охота считалась уделом одного лишь высшего сословия, а право владеть определенными видами птиц зависело от положения человека. Генрих завозил ястребов из Ирландии или получал их в дар от других монархов, в частности короля Франции и Иоахима I, герцога Прусского. Клобук одного из королевских ястребов, сделанный из кожи и, вероятно, из украшенного вышивкой малинового бархата или шелка, хранится в Музее Эшмола вместе с принадлежавшей королю перчаткой для охоты из оленьей кожи, расшитой красными и золочеными нитями. В счетах содержатся записи о платежах за путы (красные шнуры, прикрепляемые к ногам ястреба), клобуки и колокольчики33.
Королевские ястребы находились в ведении службы Ловчих сетей, располагавшейся в Королевских конюшнях на Чаринг-кросс. Там специалисты по соколиной охоте занимались уходом за своими питомцами и их дрессировкой, кормили их сахаром, шандрой[35] и ревенем34. Одним из одиннадцати сокольничих был Ламберт Симнел, в детские годы объявленный его сторонниками претендентом на трон Генриха VII. Восстание потерпело неудачу, и Генрих сделал Симнела работником на своей кухне, откуда юноша, хорошо себя проявивший, был переведен в питомник; он умер в 1525 году. Возглавлял службу главный королевский сокольничий: сперва – Уильям Норрис, после него – Роберт Чизмен, изображенный на портрете кисти Ганса Гольбейна с соколом на руке35.
В Гринвиче, рядом со своими личными покоями, Генрих приказал устроить птичник, известный как «клетка»; в нем имелись насесты для птиц, а незастекленные окна были забраны деревянными решетками36. Новые птичники появились и в дворцах меньшего размера, таких как Мор и Хансдон37.
Из кровавых забав короля назовем также травлю медведей и даже быков; Генрих обзавелся собственной медвежьей ямой[36]; за ней и за животными следил хранитель королевских медведей. В масленичный вторник король обычно посещал традиционные петушиные бои, для которых в 1533–1534 годах по его повелению были сооружены арены в Гринвиче и Уайтхолле; последняя представляла собой затейливое восьмиугольное сооружение со световым фонарем на крыше38. На обеих имелись ряды сидений, особое кресло для короля и смотровая галерея для королевы39. Бойцовых петухов держали в находившихся рядом курятниках40.
Иногда Генрих рыбачил: в 1530 и 1532 годах он занимался этим на Темзе с «загнутой вниз под углом удочкой»41 и в том же году наградил нескольких человек, поймавших в Гринвиче рыбу невиданного размера42. Известно также, что он ловил рыбу во рву, окружавшем замок Мор43.
Король и его придворные развлекались не только кровавыми забавами. Генрих «чрезвычайно любил теннис»44 и, возможно, обучался ему у профессиональных игроков, приглашенных его отцом45; сам он совершенно точно держал специального тренера46. По словам Джустиниана, «то было наиприятнейшее зрелище в мире – наблюдать за королем во время игры: его светлая кожа сияла сквозь рубашку из тончайшей материи»47. Перед состязанием он разоблачался до «исподнего» (подштанников) – на ногах его при этом были мягкие туфли, – а после него надевал «теннисное платье» из черного или синего бархата, чтобы не простудиться48. Даже если допустить, что в известных нам отзывах есть доля низменной лести, Генрих действительно был игроком высокого класса.
Сама игра отличалась от современного размеренного и спокойного лаун-тенниса49, представляя собой его раннюю, более агрессивную версию – «королевский», или «настоящий», теннис, он же «palme». Происходивший от средневековой французской игры jeu de paume (букв. «игра ладонью»), он стал популярен среди аристократов во Франции и в Италии. В королевский теннис можно было играть как в помещении, так и на улице, и он был любимым зимним развлечением придворных50.
Закрытые корты с твердым покрытием снабжались сеткой, сплетенной из шнуров с бахромой51, имели галереи для зрителей, а также навесы и разметку поля. Стены обычно красили в черный цвет, а оконные рамы – в красный; окна затягивали защитной проволокой52. Ракетки во времена Генриха были новинкой: примерно до 1500 года мяч ловили рукой в перчатке. Теннисные мячи для короля изготавливала лондонская Компания металлообработчиков (Ironworkers’ Company). Один из них, кожаный, набитый собачьей шерстью, впечатался в деревянный остов крыши Вестминстер-холла и был обнаружен в 1920-х годах53, другой нашли в 1960-х годах на месте Королевского теннисного корта в Уайтхолле.
Существовало два варианта игры – «quarre», или «малый двор», и «dedans», или «большой двор»54. Правила были сложными, так что разобраться в них, а следовательно, и играть могли только образованные люди. Кастильоне положительно отзывался о теннисе как о «благородном занятии», дававшем придворным возможность проявить ловкость и проворство.
При Эдуарде IV и Генрихе VII строились павильоны для игры в теннис, но Генрих VIII решил возвести гораздо более масштабные сооружения, особенно в Хэмптон-корте и Уайтхолле. Хранитель теннисных кортов отвечал за их состояние и обслуживание, обучение игре, подсчет очков и натягивание на ракетки струн из овечьих кишок55. Когда король не играл сам, придворным разрешалось арендовать корты за 2 шиллинга 6 пенсов (37,5 фунта стерлингов) в день56. Ставки на исход игры были обычным явлением, и, конечно, некоторые ворчали, что теннис «опасен для тела и кошелька»57.
С XIV века длинный лук доставлял англичанам их самые известные победы, и всем дееспособным мужчинам, согласно закону, полагалось регулярно тренироваться в стрельбе. Сэр Томас Элиот заявлял, что «стрельба из длинного лука не идет ни в какое сравнение со всеми прочими упражнениями». Король, как и его брат Артур, был превосходным стрелком