Несомненно, у Генриха были увлечения. Свидетельства о них весьма отрывочны, но, взятые вместе, дают убедительную картину. В 1515 году Джустиниан говорил, что Генрих «не подвластен никаким порокам»46, однако французский посол в Риме тогда же утверждал, что король – «юнец, [который] не интересуется ничем, кроме девушек и охоты, и транжирит почем зря отцовское наследство»47: это вызвало большое неудовольствие английского посла при папском дворе, считавшего такие слова неуважительными по отношению к своему государю. Джордж Уайетт, внук Томаса Уайетта, придворного поэта Генриха, сообщает, что король бросил ухаживать за одной дамой, когда его друг, сэр Фрэнсис Брайан, проявил к ней интерес. Вероятно, Генрих также пользовался благосклонностью Элизабет, прекрасной сестры Брайана, которая была замужем за сэром Николасом Кэрью, тоже придворным и фаворитом короля; Генрих подарил ей «немало прекрасных бриллиантов и жемчугов и бесчисленное множество драгоценностей» – все это, строго говоря, являлось собственностью королевы48. Около 1528 года король увлекся ветреной миссис Амадас, женой Роберта Амадаса, хранителя Сокровищницы; эта дама, подверженная истерикам и странным видениям, не скрывала того, что Уильям Комптон предоставил свой дом на Темз-стрит для их свиданий49. Это делает правдоподобным утверждение Кароса о том, что в истории с леди Стаффорд Комптон действовал по поручению Генриха.
В 1533 году Реджинальд Поул, двоюродный брат короля, заявил, что Анна Болейн, отказываясь спать с Генрихом, помнила о том, «как скоро он пресыщался теми, кто становился его любовницами»50. Врач короля Джон Чеймбер описывал его как «чрезвычайного любителя женщин», склонного к «похотливым фантазиям»51. Даже Уильям Томас, автор хвалебной биографии Генриха, написанной незадолго до его смерти, признавал: «Нельзя отрицать, что он был человеком очень чувственным, и неудивительно, ибо, хотя отец обучил его всевозможным наукам, позже он стал предаваться всяческому разгулу и чрезмерной любви к женщинам».
Враги Уолси попрекали его тем, что он – «королевский сводник, показывает ему, какие женщины превосходнее всего и имеют наилучший цвет лица52, и хотя тот решительно отвергал это обвинение, оно не лишено оснований. Позже один автор-католик утверждал, что „король Генрих предавался трем печально известным порокам – распутству, алчности и жестокости, но два последних проистекали и вырастали из первого“»53. Придворный Елизаветы сэр Роберт Нонтон позже повторял слова, ставшие к тому времени общим местом: Генрих никогда не щадил ни мужчину, на которого гневался, ни женщину, которую желал54.
Сам же Генрих считал себя образцом добродетели, и многие полагают, что он действительно был им в сравнении с другими правителями, такими как Эдуард IV и Франциск I. Разгадка состоит в том, что Генрих отличался чрезвычайной скрытностью и, пускаясь в любовные похождения, проявлял гораздо большую осмотрительность, чем другие короли. У каждого из царственных супругов имелись свои апартаменты, и Генрих посещал ложе королевы только по собственной инициативе, что заметно облегчало поддержание тайных связей. Несмотря на утверждение Поула, некоторые любовные истории Генриха, как мы увидим, продолжались годами. Есть сведения, что он селил своих любовниц в Гринвичском замке, известном прежде как Крепость герцога Хамфри[38], который в 1526 году подновили по его приказу и переименовали в Майефлор – «Болотный цветок»55.
Генрих никогда не был грубым в своих речах и не любил скабрезных шуток. Однажды, путешествуя по воде в Гринвичский замок, дабы навестить «прекрасную даму, которую он любил и поселил в башне посреди парка» (кто это такая, мы не знаем), король, «будучи склонен к веселью», предложил сэру Эндрю Флэммоку завершить стих для него. Генрих начал:
Внутри этой башни
Живет милашка,
По ком мое сердце вздыхает…
На что Флэммок, чуждый возвышенных чувств, ответил:
В час, что назначен,
Она ссыт, не иначе,
И газы громко пускает.
Генрих был так оскорблен, что выпалил: «Пошел вон, негодяй!» – и прогнал этого человека с глаз долой56. В 1542 году сэр Уильям Пэджет решил принести извинения королю за то, что ему пришлось сообщить о «неприличном» заявлении Франциска I: дескать, тот скорее «сделает свою дочь шлюхой в борделе», чем встретится с императором в бою57.
Эта глубокая щепетильность проявлялась и в других ситуациях. Генрих, который аннулировал три своих брака, гневно осуждал сестру Маргариту, когда та развелась со своим супругом, чтобы выйти замуж за другого мужчину. Он был суров с проститутками, которые следовали за его армией, и неумолимо уничтожил публичные дома, которые веками уродовали саутуаркский берег Темзы.
Порой Генрих открыто демонстрировал свое отношение к женщинам, которых любил, но никогда не ставил их в неловкое положение. Кое-кто отмечал, что он не был вдохновенным или романтичным любовником, однако письма Генриха к Анне Болейн, которые будут процитированы ниже, доказывают его способность испытывать глубокую страсть и проникновенные чувства. То, что Анна не подпускала его к себе по меньшей мере шесть лет, вовсе не говорит о недостатке пыла у Генриха: как настоящий рыцарь и джентльмен, он не мог прибегать к насилию.
Король признал только одного своего внебрачного ребенка, хотя, по слухам, их было гораздо больше. Вероятно, дело в том, что он был удачлив или осторожен, хотя некоторые авторы объясняют отсутствие у Генриха многочисленного побочного потомства его низкой способностью к оплодотворению, оставляя без внимания тот факт, что первые две жены регулярно беременели от него. Кроме того, высказывалось предположение, что Генрих, расторгший два брака как кровосмесительные и, следовательно, незаконные58, был жертвой эдипова комплекса. На самом же деле его заявления в обоих случаях были вполне обоснованными, и нам слишком мало известно о его отношениях с матерью, чтобы делать подобные выводы.
Один из рассказов о короле выглядит явно апокрифичным. Уильям Растелл, племянник сэра Томаса Мора, и изгнанник-иезуит Николас Сандер, который в 1585 году создал трактат в католическом духе, осуждавший Генриха и его вторую жену Анну Болейн, утверждали, будто Анна – плод раннего романа короля с ее матерью Элизабет Говард. Об этом, безусловно, говорили при дворе, и в 1535 году член парламента сэр Джордж Трокмортон прямо обвинил Генриха в «шашнях» как с матерью Анны, так и с ее сестрой Марией.
«С матерью – никогда», – заявил Генрих. «И с сестрой – никогда», – солгал Кромвель59, готовый поддержать короля и, должно быть, прекрасно знавший, что у того был роман с Марией Болейн (о чем подробнее рассказывается ниже). Однако в момент зачатия Анны Генриху, вероятно, не исполнилось еще и десяти лет, так что он не мог быть ее отцом. Тем не менее не стоит забывать, что нет дыма без огня. Хотя Генрих отрицал связь с леди Болейн, нельзя исключать, что она имела место, когда он был подростком.
14«Скорее божественные, чем человеческие»
В июле 1510 года, совершая ежегодный объезд страны, Генрих сделал первую остановку в замке Виндзор. Одна из старейших королевских резиденций, построенная Вильгельмом Завоевателем около 1070 года, в XII веке была превращена в мощную крепость Генрихом II. Королевские покои Плантагенетов, расположенные вокруг трех внутренних дворов в Верхнем оборонительном поясе (на месте современных государственных апартаментов), все еще использовались, хотя Эдуард III расширил и модернизировал их в XIV веке, создав впечатляющий холл Святого Георгия (тогда длина его была наполовину меньше, чем сейчас) с крутой деревянной крышей и личной часовней в одном конце. Эдуард IV реконструировал королевские покои, добавив, в частности, Большую сторожевую палату. При Генрихе VII возвели башню с роскошными помещениями, эркерными окнами и плоскими кессонными потолками, которые украшали четырехлистники и розы. На первом этаже этой башни, сильно перестроенной, сейчас находится Королевская библиотека. В комнате, примыкавшей к спальне короля, висела картина, изображавшая осаду Родоса мальтийскими рыцарями в 1480 и 1522 годах1. В расположенных рядом покоях королевы имелась комната, потолок которой был украшен маленькими зеркальцами2. Снаружи были сад – о нем мы знаем очень мало – и виноградник.
В то время Виндзор был, по сути, средневековым замком, а не тюдоровским дворцом. Из-за этого Генрих пользовался им реже, чем более современными резиденциями, и приезжал туда только в теплые месяцы, когда охотился в Главном парке и Виндзорском лесу. Из крупных работ, проведенных там по его инициативе, заслуживает упоминания только перестройка главных ворот в 1510–1511 годах; на них поместили герб Генриха и гранат, эмблему Екатерины Арагонской. Кроме того, по желанию короля был сооружен теннисный корт – вероятно, тот, что располагался у подножия Круглой башни: его можно видеть на изображениях замка, cделанных в XVII веке3.
Эдуард IV в 1475 году начал возводить церковь Святого Георгия. Строительство продолжилось при Генрихе VII, который переделал прилегающую к ней часовню Девы Марии, и завершилось при Генрихе VIII, в 1528 году. Это сооружение – один из лучших в Англии образцов позднего перпендикулярного стиля. Храм славится великолепными каменными сводами и потрясающими витражными окнами, на одном из которых изображены 75 фигур – святые, рыцари и короли. На хорах стоят чудесные скамьи для рыцарей ордена Подвязки. В церкви похоронены герои войн Алой и Белой розы – Генрих VI и Эдуард IV. Генрих VIII велел соорудить над поминальной часовней Эдуарда IV богато украшенную резьбой молельню с деревянным эркерным окном, из которого королева Екатерина могла наблюдать за службами и церемониями ордена Подвязки; ее эмблема – гранат – вплетена в резной узор.