29.
Вскоре желание принуждать себя и окружающих к жесткой экономии прошло. Король провел Рождество в Гринвиче, «горячо и обильно веселясь в самой царственной манере, и всем пришедшим добрым людям подавались такие яства, какие видели считаное число раз»30. На подарки к Новому году король потратил свыше 800 (240 000) фунтов стерлингов31. В новогоднюю ночь в главном холле устроили живую картину «Опасная крепость»: соорудили замок с башнями и темницей, «снабженный артиллерией и оружием, совсем как во время войны», – в этом заключалось послание Генриха придворным, – внутри которого укрывались шесть дам в красновато-коричневых атласных платьях, «усыпанных золотыми листьями». Как и ожидалось, замок осадили король и пять других рыцарей; дамы, «увидев, сколь сильны они и смелы», с готовностью сдались и вышли из своего укрытия, чтобы потанцевать с ними32.
Для Двенадцатой ночи Уильям Корниш придумал кое-что новое:
«Король и одиннадцать других людей были одеты на итальянский манер, что называлось маскарадом, которого до той поры в Англии не видели. Они были в костюмах, отделанных золотом, с забралами и шапками из золота; и по окончании банкета эти люди в масках пришли с шестью джентльменами, наряженными в шелк, неся факелы, и попросили дам потанцевать. Некоторые согласились, а другие, знавшие, как это делать, отказались, ибо такого раньше не видали. После танцев и разговоров с дамами, как принято на маскараде, мужчины распрощались и ушли, так же поступила и королева с ее дамами»33.
Причина общего смятения объясняется просто: вместо того чтобы танцевать с партнершами по репетициям и живой картине, мужчины выбирали дам из публики. Представление с масками, или просто «маска», как его называли в Англии, было разновидностью спектакля, в котором сюжет играл второстепенную роль по сравнению с переодеванием, стихами, музыкой, танцами, а играли обычно актеры-любители. После эффектного вступления шла «основная часть»; все заканчивалось танцем, часто очень сложным, требовавшим большого умения и ловкости. Как и живые картины, многие представления с масками имели аллегорический смысл или затрагивали политические темы. Появление этого нового вида развлечений свидетельствует о том, что при английском дворе начало ощущаться итальянское влияние. Король все больше увлекался такими представлениями, позволявшими ему сполна продемонстрировать свои таланты; это стало началом упадка живых картин, которые, однако, ставились еще несколько лет34.
В конце апреля 1512 года, когда Генрих был в Гринвиче, Вестминстерский дворец получил сильные повреждения из-за пожара на кухне. Вестминстер-холл, Расписная палата, крипта церкви Святого Стефана и башня Драгоценностей, к счастью, уцелели, но огонь полностью уничтожил королевские покои и служебные помещения. Восстанавливать их не стали, хотя в Вестминстер-холле по-прежнему размещались суды, а Вестминстерский дворец оставался официальной резиденцией правительства. Руины сгоревшего дворца окончательно расчистили лишь к 1532 году35.
Утрата главной лондонской резиденции заставила короля искать другое место для пребывания в столице. Он тут же стал пользоваться двумя дворцами, имевшимися в Сити, однако те не соответствовали его потребностям, будучи слишком тесными и недостаточно величественными. Один из них – с восьмиугольными угловыми башнями – стоял на Темз-стрит, между пристанью Павла и монастырем Черных братьев; главный фасад выходил на северный берег Темзы. Первый замок на этом месте появился при Вильгельме Завоевателе и был назван в честь его смотрителя Ральфа Байнарда. Впоследствии его перестраивали Хамфри, герцог Глостер (в 1428 году), и Генрих VII (в 1501-м), который сделал его «прекрасным и подходящим»36 для торжеств по случаю свадьбы принца Артура и Екатерины Арагонской; молодожены провели там брачную ночь. До того Байнардс был лондонским домом Сесилии Невилл, герцогини Йоркской, матери Эдуарда IV и Ричарда III. При Генрихе он являлся собственностью королевы и использовался в основном для хранения вещей из ее Гардероба. Король пришел к выводу, что замок тесен, а возможности для его расширения нет37. Другой лондонской резиденцией Генриха, разумеется, был Тауэр. Король занимал покои, сооруженные его отцом, а для служителей двора возвели временное здание рядом с Белой башней. Кроме того, была заново отстроена уничтоженная огнем церковь Святого Петра в Оковах38. Однако Тауэр тоже оказался слишком мал.
Генриху пришлось искать компромиссный вариант. Он не мог жить в Лондоне с комфортом, так, как он привык, но это было доступно ему неподалеку от столицы, и он обосновался в Гринвиче, пользуясь также дворцами Ричмонд, Элтем и Ламбет – лондонской резиденцией архиепископа Кентерберийского.
Кроме того, Генрих начал проявлять интерес к замку Лидс, рядом с Мэдстоуном (Кент), – прекрасному дворцу, стоявшему на двух островах посреди озера. Эдуард I приобрел его в 1278 году для своей любимой жены Элеоноры Кастильской, после чего он становился приданым для королев Англии до 1437 года, когда скончалась Екатерина Валуа, вдова Генриха V и прабабка Генриха VIII по ее второму браку с Оуэном Тюдором. Вероятно, именно для нее построили галерею Королевы, которая ведет к Фонтанному двору. После смерти Екатерины Валуа королевские особы пренебрегали Лидсом, однако Генрих VIII разглядел его потенциал. В 1512 году он назначил смотрителем замка Генри Гилдфорда и позволил ему жить там. Время от времени король посещал Лидс, по его распоряжению там произвели кое-какие работы, завершившиеся в 1515 году. Гилдфорд наблюдал за их ходом.
Позже, между 1517 и 1523 годом, Генрих потратил на Лидс 1300 (390 000) фунтов стерлингов. Королевские апартаменты в башне Глориетта получили эркерные окна, помимо этого, каждая комната была заново отделана. Верхний этаж приспособили для нужд королевы; спальня и комната отдыха Екатерины Арагонской, сильно измененные, сохранились до наших дней, а на камине в галерее можно увидеть ее геральдические эмблемы. По указанию Генриха для размещения дам королевы построили Девичью башню. В замке также появился банкетный зал длиной в 75 футов, с полом из полированного эбенового дерева и резным дубовым потолком. Современный камин французской работы установлен в XX веке. Камин времен Генриха VIII сейчас находится в комнате, которая служила спальней Екатерине Валуа.
16«Плеяда выдающихся мужей»
В мае 1512 года Уильям Блаунт, лорд Маунтжой1, дальний родственник короля, сменил графа Ормонда в должности лорда-камергера королевы Екатерины. Блаунт отличался от людей своего круга тем, что славился как ученый-гуманист – не только в Англии, но и за ее пределами. Его блестящие способности проявились уже в детстве, и сэр Джеймс Блаунт, его дядя и опекун, отправил племянника учиться в Париж, где одним из наставников юного Уильяма стал Эразм Роттердамский. Учитель с учеником подружились, и когда в 1499 году Маунтжоя вызвали обратно в Англию для заключения брака с юной наследницей Элизабет Сей, он пригласил Эразма погостить в своем гринвичском доме.
Блаунт обладал многими качествами: богатый дворянин; воин, сражавшийся за Генриха VII во время Корнского восстания (1497); наконец, просвещенный человек. Скромный, отличавшийся возвышенным образом мыслей, он не тратил времени на азартные игры или пустое времяпрепровождение. Эразм был очень высокого мнения об учености Блаунта, называл его изящным латинистом2; вероятно, по этой причине Генрих VII в 1499 году пригласил Блаунта преподавать науки для принца Генриха. Есть все основания полагать, что Блаунт, с его могучим интеллектом, долгое время оказывал серьезное влияние на своего ученика. Именно он в 1499 году привез Эразма и Томаса Мора в гости к детям короля во дворец Элтем. В 1505 году Маунтжой уже был тайным советником. Благодаря дружбе с Эразмом он вошел в круг гуманистов, включавший также Томаса Мора, Томаса Линакра, Уильяма Гросина и Джона Колета.
Возвышение Маунтжоя отражало интерес короля и королевы к образованию в целом и к учению гуманистов в частности. Многолетняя безупречная служба и преданность членов его семьи короне давали ему преимущества перед другими претендентами; точно так же он был верен Екатерине, пока она была королевой. Маунтжой женился на одной из ее испанских придворных дам, Инес де Венегас, которая стала второй из его четырех жен.
Генрих VIII поощрял назначение таких людей на высокие должности. В эпоху Ренессанса правителю надлежало окружать себя учеными людьми, которые одним своим присутствием привлекали внимание к эрудиции короля и, таким образом, добавляли блеска его славе. Дед Генриха VIII, Эдуард IV, «с большой любовью поощрял мудрых и образованных людей»3, а его отец, Генрих VII, «сам был не чужд учености»4 и не сторонился гуманизма. И все-таки глубже всего на интеллектуальное развитие Генриха VIII, вероятно, повлияла его бабка Маргарет Бофорт, одной из первых начавшая покровительствовать «Новому учению», как тогда называли гуманизм.
Эпоха Возрождения, как свидетельствует ее название, стала временем возрождения, или открытия, классических трудов Древней Греции и Рима. Те, кто занимался их изучением и разрабатывал на этой основе философские доктрины, получили известность как гуманисты (от слова «humanitas», тогда означавшего «культура»). Начало гуманизму положил в XIV веке флорентиец Петрарка, и вскоре Италия вновь стала центром европейской цивилизации. В Англию, находившуюся на окраине Европы, свежие веяния проникали не сразу, но одной из первых примет Ренессанса был именно рост влияния гуманистической мысли, ставший заметным к концу XV столетия. До того времени образование и ученость в значительной мере оставались в руках Церкви, но с распространением книгопечатания и грамотности, а также с развитием капитализма миряне начали интересоваться науками и задаваться вопросами об окружающем мире.