Увлечение Античностью, естественно, привело к активному изучению древних языков. Латынь, служившая общим языком для Европы, в Средние века подверглась существенным искажениям, а греческий мало кто знал. Ученые-гуманисты стремились возродить их былое величие, чтобы лучше понимать классических авторов и, конечно, Писание в его оригинальном виде. Именно Эразм внес наибольший вклад в возрождение латинского языка и много способствовал восстановлению интереса к греческому. Со своими друзьями, к примеру с Томасом Мором, он вел переписку на классической латыни.
Генрих VIII пытался овладеть греческим, но, вероятно, был вынужден отложить его из-за текущих дел. Тем не менее он изучил этот язык в достаточной мере, чтобы сделать замечание епископу Танстоллу, который в своем толковании святого Иоанна Златоуста «вложил неверный смысл в его слова»5. Король горячо выступал в защиту греческих наук. Узнав в 1521 году о существовании в Оксфорде Общества троянцев, которые поносили не только греческий язык, считая его нечестивым, но и самого Эразма, Генрих пригласил одного из его членов прочесть перед ним проповедь в Абингдоне. Слушая этого человека, который разражался с кафедры громкими тирадами, Генрих и его секретарь Ричард Пейс многозначительно улыбались друг другу. По окончании проповеди король попросил Томаса Мора устроить диспут с проповедником. Доводы последнего были быстро опровергнуты, и он, упав на колени, стал умолять короля о прощении, говоря, что слова были подсказаны ему духом. «Однако это был не дух Христа, но дух глупости», – укоризненно произнес Генрих. После этого горе-проповедника вынудили признаться в том, что он не читал ни одного из произведений Эразма, и король резко упрекнул его: «Лучше бы у вас достало глупости порицать то, что вы прочли». Это побудило беднягу вспомнить, что он все-таки читал «Похвалу глупости», а Пейс сухо заметил: «Это сильно меняет дело, ваше величество». Генрих распорядился, чтобы этот вития никогда больше не читал проповедей перед ним6.
Гуманизм существовал бок о бок – не всегда мирно – со средневековой схоластикой, представители которой считали Писание, творения святого Фомы Аквинского и Отцов Церкви вершинами мудрости, сопротивляясь любым попыткам переосмыслить их. Многие ранние гуманисты, не говоря уже о самом Генрихе VIII, тоже были схоластами, однако схоластика уже угасала, уступая место критическому разбору. На заре Реформации Новое учение все больше отождествлялось с антиклерикализмом и церковными реформами. Неудивительно, что гуманисты разделились в своих симпатиях.
В Англии особую роль в распространении Нового учения сыграли пять человек: Дезидерий Эразм, Томас Мор, Джон Колет, Уильям Гросин и Томас Линакр. Не все они блистали при дворе, но каждый был признанным ученым-гуманистом, известным во многих странах. Влияние, которое они оказывали на двор и на всю общественную жизнь, невозможно переоценить.
Ранние гуманисты выступали за общество платоновского образца: светская элита – даже короли – должна получать первоклассное образование, чтобы обладать эрудицией и красноречием, необходимыми для служения обществу. Описание совершенного придворного в «Утопии» Томаса Мора (1516) вполне соответствует образу идеального джентльмена эпохи Тюдоров. Вдохновленные Цицероном, гуманисты также настаивали на введении в школах и университетах более широкой и свободной учебной программы, с большим упором на классику и естественные науки. По их мнению, каждый человек был обязан полностью раскрыть все свои дарования, полученные от Бога, как интеллектуальные, так и физические; гуманисты также призывали к прекращению войн и к тому, чтобы богатые принимали во внимание нужды бедных. Но прежде всего они хотели, чтобы люди шире смотрели на мир и не так пессимистично относились к человеческой природе. В общем, их можно считать провозвестниками идеи общего блага.
Всех английских гуманистов связывали дружеские отношения, они были членами одного кружка и с гордостью причисляли к нему голландца Эразма. Тот, в свою очередь, заявлял, что им «нет равных в Италии»7: это можно считать высокой похвалой, учитывая, что гуманизм зародился на Апеннинах.
Дезидерий Эразм был одним из величайших умов своего времени. Внебрачный сын монаха, он появился на свет около 1466 года в Роттердаме, провел несчастную юность в монастыре (его освободили от обетов только в 1517 году), затем посвятил жизнь науке. Эразм стал блестящим литератором и страстным поборником истины. При этом, сознавая собственную значимость, он ожидал, что ему предоставят средства, необходимые для продолжения ученых занятий в удобной обстановке, и бóльшую часть своей жизни искал богатых покровителей. Великий ученый не всегда был приятным собеседником: остроумный и эрудированный, он иногда смущал своих визави чрезмерно откровенными высказываниями и часто жаловался на многочисленные недуги. Враги яростно критиковали его, обвиняя в заносчивости за то, что он осмелился заново перевести Евангелия на латынь.
Эразм был высокого мнения об Англии, ее короле, которого назвал «универсальным гением», и королеве, с которой вел регулярную переписку, однако так и не добился их покровительства. В 1499–1517 годах он семь раз посещал Англию, иногда по приглашению Томаса Мора. Во время этих визитов он привлек к себе внимание архиепископа Уорхэма и епископа Фишера, благодаря которым смог прочесть лекции в Кембридже, а также кардинала Уолси, назначившего ему содержание. Короля же, вероятно, насторожила антипапская направленность «Похвалы глупости» (1511), и он мало что сделал для ученого, хотя превозносил до небес его произведения. В 1521 году Эразм поселился в Базеле, где продолжил сочинять различные труды, заниматься науками и переписываться со своими многочисленными друзьями и поклонниками. Его величайшими достижениями стали переводы Нового Завета и работ святого Иеронима. Эразм скончался в 1536 году.
Томас Мор, самый известный из английских гуманистов, родился в Лондоне около 1478 года в семье судьи. Когда Джон Мор, его отец, обнаружил, что Tомас занимается в Оксфорде греческим языком, он немедленно забрал его оттуда и отправил в Линкольнс-Инн изучать правоведение8. Позже Томас раздумывал над тем, чтобы принять сан, но решил, что не может отказаться ни от радостей плоти, ни от карьеры правоведа, которая оказалась крайне успешной. В 1502 году, когда Мора вызвали в Бар, он уже славился как один из лучших знатоков классической древности и великолепно владел латынью и греческим. В 1504 году он стал членом парламента, а в 1510-м – помощником шерифа лондонского Сити.
В 1505 году Томас Мор женился на Джейн Колт, которая родила ему четверых детей – Маргарет, Джона, Элизабет и Сесилию – и скончалась в 1511 году, будучи всего лишь двадцати трех лет от роду. Вскоре Мор вступил в новый брак, чтобы его малолетние отпрыски не оставались без матери. Выбор пал на Элис Миддлтон – вдову, которая была «стара, тупа и груба»9 и уж точно не имела никакого отношения к наукам. Однако, несмотря на свои недостатки, эта женщина оказалась прекрасной хозяйкой, и Мор со временем полюбил ее. В 1512 году он взял под опеку малолетнюю наследницу Анну Крезакр, которая воспитывалась в его доме и получала образование вместе с его детьми. В 1529 году Анна вышла замуж за Джона, сына Мора. Мор также принял в семью некую Маргарет Гиггс, которая позже стала известна благодаря своим познаниям в греческом языке. В 1526 году она стала женой своего учителя доктора Джона Клемента, который тоже жил у Мора и позднее возглавил Королевскую коллегию врачей.
Дом Мора в Баклерсбери, в лондонском Сити, вскоре приобрел славу не только места встреч ученых-гуманистов, но и уголка семейного счастья. По словам Эразма, дом «дышал счастьем»; все в нем держалось на твердых христианских принципах, и он напоминал Платоновскую академию10. Дети Мора, даже дочери, получили классическое образование; их обучали латыни, греческому, логике, философии, теологии, математике и астрономии. Отец обменивался с ними письмами на латыни и находил время для забав и веселья. В доме держали несколько диких животных-питомцев, имелся также вольер для птиц.
Мор обладал сложным характером. Ричард Пейс называл его «смеющимся философом». Спокойный, добрый, остроумный и мудрый, он обладал непоколебимой верой, отказывался идти на компромисс со своими принципами и чем-то напоминал аскета, хотя был не лишен чувственности. Ревнитель благочестия, он носил на теле власяницу, с презрением отказывался от красивой одежды и золотых украшений. Джон Колет, духовный наставник Мора, называл его «единственным гением Англии». Мор умел дружить, был по-настоящему очарователен и изысканно вежлив, но в возбужденном состоянии мог говорить резко и язвительно, а кроме того, очень любил использовать грязные слова, понося еретиков и всех, кого не одобрял. «К его замечательному остроумию, – писал Эдвард Холл, – всегда примешивались язвительность и насмешливость».
Мор остался в народной памяти не только как мученик, но и как талантливый писатель. Первый успех пришел к нему в 1511 году, когда вышел его перевод жизнеописания итальянского гуманиста Пико делла Мирандолы. Вскоре последовали и другие работы, тоже получившие признание.
Джон Колет – богач, сын лорда-мэра Лондона – учился в Оксфорде, где позже читал лекции, так же как во Франции и в Италии; в 1498 году его рукоположили в священники. Высокий, красивый, склонный к строгости в одежде и образе жизни, но обладавший веселым нравом, он был великим ученым, страстным любителем истины и сторонником обращения к изначальным библейским текстам. «Когда Колет говорит, – писал Эразм, – я будто слушаю Платона»11. В 1505 году Колета сделали настоятелем собора Святого Павла в Лондоне, а четыре года спустя он основал школу Святого Павла. Первым ее директором стал Уильям Лили, опытный лингвист, введший преподавание греческого языка и в соавторстве с Эразмом написавший учебник латыни, который лег в основу пособия, позже разрешенного Генрихом VIII для использования в грамматических школах