11, галерея и домовая церковь.
Уолси не жалел средств на то, чтобы Хэмптон-корт стал самой роскошной резиденцией в Англии. В его личных апартаментах имелись деревянные панели, лепные потолки и великолепные фризы, висели картины; в наружных покоях – бесценные гобелены, шестьдесят больших ковров, подаренных венецианским Сенатом12, и невиданно роскошная мебель, в том числе пять тронов. Один из принадлежавших Уолси гобеленов – «Победа Славы над Смертью», сюжет которого основан на произведении Петрарки, – до сих пор можно видеть в Большой сторожевой палате Хэмптон-корта. Для короля и королевы предназначались особые комнаты, расположенные в трехъярусном донжоне на Часовом дворе. Дворец стоял посреди парка площадью в 2000 акров, окруженного кирпичной стеной, часть которой сохранилась до наших дней. Дорога Кингстон-роуд разделяла эту обширную зеленую зону на «Домашний парк» и «Дикий парк»13.
В том же 1515 году Уолси начал строительство еще одного дома на землях, подаренных королем, возле доминиканского монастыря Черных братьев в Лондоне, в приходе Сент-Брайд. Однако, переключив свое внимание на Хэмптон-корт, кардинал потерял интерес к нему и вернул земли королю. Генрих же не упустил возможности создать для себя новую лондонскую резиденцию взамен Вестминстера и занялся возведением дворца Брайдуэлл. Сложенный из красного кирпича, с восьмиугольными башнями, он находился между Флит-стрит и Темзой14. Мост через реку Флит соединял дворец с монастырем, который при необходимости также использовали для приема гостей. Дворец Брайдуэлл имел два двора. Во внутреннем располагался донжон с королевскими апартаментами, куда вела церемониальная лестница – новшество для того времени. По длинной галерее можно было пройти к берегу реки и водяным воротам. У реки располагались площадка для игры в теннис и террасный сад. Ни главного холла, ни церкви не было – в этом качестве использовались соответствующие помещения монастыря Черных братьев. Строительство завершилось в 1522 году и обошлось Генриху в 20 000 (6 миллионов) фунтов стерлингов.
Двадцать девятого октября 1515 года король присутствовал при спуске на воду нового корабля «The Virgin Mary» («Дева Мария»), который в народе стали называть «Принцесса Мария», в честь Марии Тюдор. Это было огромное стодвадцативесельное судно с 207 пушками, вмещавшее тысячу человек. Вместе с королевой, беременной в очередной раз, Саффолком и всем двором Генрих, одетый в матросскую куртку и бриджи из золотой парчи, вывел корабль по Темзе в море, подавая сигналы своим большим свистком, который звучал громко, как труба. После того как Ратхол, епископ Дарема, отслужил мессу, королева официально дала название судну, а король устроил на борту пир15.
Государственные дела требовали постоянного внимания. Архиепископу Уорхэму, несколько раз повздорившему с Уолси, становилось все труднее поддерживать свой авторитет лорда-канцлера и примаса Англии в ситуации, когда реальная власть постепенно сосредоточивалась в руках кардинала, проявлявшего к нему открытую враждебность. По свидетельству Томаса Мора, Уорхэм, уставший от публичной жизни, хотел удалиться в свой диоцез. Двадцать второго декабря 1515 года он оставил свою должность. Под Рождество во дворце Элтем король назначил Уолси лордом-канцлером и передал ему Большую печать Англии.
Ни один человек до него не занимал одновременно столько высших постов, как церковных, так и государственных, и не имел таких доходов, которые позволяли ему жить по-королевски. «Кардинал Йоркский есть начало, середина и конец», – писал Джустиниан в 1516 году16. Заметим, что Уолси упорно трудился, чтобы добиться высокого положения, и был «постоянно занят всеми делами королевства». Король, «денно и нощно» предававшийся развлечениям, с удовольствием перекладывал все государственные заботы на кардинала, «который управлял всем с непревзойденным умением и рассудительностью», указывал один наблюдатель. «Любое важное дело следует сперва обсудить с кардиналом, а не с королем»17.
Вскоре стало казаться, что власть сосредоточилась при дворе кардинала во дворце Йорк – он пребывал там, пока занимал свою должность, – а не при королевском дворе, и просители отправлялись целовать руку Уолси, прежде чем искать аудиенции у Генриха. Рост могущества Уолси скоро стал очевиден для Джустиниана. Венецианец отмечал, что в 1515-м кардинал сказал бы ему: «Его величество сделает так-то и так-то», меньше чем через год же говорил иначе: «Мы сделаем то и это», а в 1519 году заявлял: «Я поступлю вот так». Посол делал вывод: «Этот кардинал – король, и его величество ни в коей мере не отступает от мнений и советов его светлости»18. Франциск I считал, что Уолси «мало во что ставит честь своего короля», а у иностранных посланников создавалось впечатление, будто они имеют дело «не с кардиналом, а еще с одним королем»19.
Придворные группировки быстро обнаружили, что лишились власти. Уолси заправлял всем и в Тайном совете, и при королевском дворе, а также оказывал покровительство от имени короля. «Он предпочитает вмешиваться во все», – писал имперский посол20. При этом Уолси вел замкнутый образ жизни: даже аристократам трудно было получить у него аудиенцию. Доверие к нему короля было безграничным, и никто не осмеливался бросить вызов его власти. Естественно, у многих это порождало горькую досаду.
Глухое недовольство вызывал и роскошный стиль жизни, который Уолси вел благодаря своим церковным доходам и жалованью лорда-канцлера, доходившему, вероятно, до 35 000 (10,5 миллиона) фунтов стерлингов в год. Он жил в великолепных дворцах, как «прекрасный павлин»21; слуги числом в тысячу, в ливреях из алого бархата, украшенных вышитой кардинальской шапкой, удовлетворяли все его желания. Ходили слухи, будто повар кардинала «каждый день одевается в дамаст, шелк и бархат, а на шее носит золотую цепь»22.
Когда Уолси совершал церемониальный выход, его сопровождала большая свита, впереди несли серебряные кресты и колонны[48], алебарды и жезл, Большую печать на подушке и кардинальскую шапку, «поднятую высоко, словно священный идол или что-то вроде того»23. Когда кардинал приближался, джентльмены-ашеры выкрикивали: «Дорогу его милости!» Уолси, в облачении из шелка, бархата или горностая, держа у носа помандер или наполненный специями высушенный апельсин, чтобы отогнать от себя запах немытой черни, проезжал мимо на осле, как делали духовные лица в подражание Христу, – однако кардинальский осел был в красно-золотой попоне. Уолси принимал пищу один, под роскошным балдахином с гербами, и ему подавали куда больше блюд, чем полагалось дворянину. Он раздавал милостыню щедрее, чем король, а в Новый год, случалось, тратил на подарки больше государя. Уолси танцевал, охотился и содержал – в большой тайне – любовницу, «любвеобильную»24 Джоан Ларк, которая родила ему двоих детей25. Королева Екатерина в особенности порицала «сластолюбие» и «гнусный разврат»26, которым предавался кардинал. Многие считали его образ жизни недостойным духовного лица, однако нет никаких свидетельств того, что Генриха VIII возмущала роскошь, в которой жил его министр. Напротив, король, судя по всему, полагал, что наличие таких выдающихся слуг выгодно оттеняет его собственное величие.
Имеются доказательства того, что Уолси старался манипулировать королем, отвлекая его разными новинками27, однако Генрих VIII никогда не уступал ему всю полноту власти. Он с радостью перекладывал на плечи кардинала административные заботы и текущие государственные дела, но тот делал все «с дозволения» монарха28. Король оставил за собой право налагать вето и сам принимал важнейшие решения. Генрих вмешивался в происходящее, если не соглашался с действиями Уолси, и вообще зачастую решительно брал дело в свои руки. Уолси держал своего «любящего повелителя» в курсе всех событий, составлял для него краткое изложение писем и документов, которые Генрих не удосуживался прочесть целиком, и даже черновики ответов на послания – король лишь подписывал их. Кардинал ревниво относился к своей власти и изо всех сил стремился уменьшить роль королевских секретарей, занимавшихся этими бумагами, потому что видел в них угрозу для себя. В гневе Уолси мог быть безжалостным и грубым: однажды он ударил и обругал папского нунция Кьерегато. Однако в большинстве случаев он проявлял «редкое и неслыханное дружелюбие»29.
Помимо совместного участия в церемониях, король и его министр встречались редко – пребывая в должности, Уолси посещал двор только по воскресеньям30 и обычно оставался в Лондоне, пока король переезжал из одной резиденции в другую, – но они ежедневно обменивались письмами и отправляли друг к другу гонцов. По словам Ричарда Пейса, Генрих прочитывал каждое послание Уолси по три раза, и его ужин при этом иногда успевал остыть; он отмечал каждую мелочь, которая требовала внимания, и диктовал ответ своим секретарям, часто задерживая их допоздна. Он наказывал Пейсу «ничего не добавлять от себя», дабы смысл его слов не исказился31.
Уолси трудился, не щадя себя, нередко вставал в четыре утра и просиживал за рабочим столом по двенадцать часов, не прерывая работу даже для того, чтобы поесть или оправиться32. Генрих понимал, как усердно и напряженно он трудится ради королевского блага. «Мой добрый кардинал, – писал он ему в 1518 году, – отдохните немного, чтобы вы могли дольше служить нам»33. Король искренне любил Уолси и наслаждался его обществом. Когда кардинал сообщал ему: «Ваше королевство, хвала Господу, никогда еще не пребывало в таком мире и покое», Генрих знал, кого нужно благодарить.
23«Перл мира»
Рождество 1515 года Генрих отмечал во дворце Элтем, который с 1305 года являлся одной из любимейших королевских резиденций. Его главным украшением служил великолепный Главный холл с укрепленной контрфорсами крышей, длиной в 100 футов и шириной в 30, сооруженный Эдуардом IV в 1475–1483 годах и сохранившийся до наших дней. Большое впечатление производит его великолепная «молотковая» кровля1. Имеются эркерные окна двух типов – просто выступающие за лицевую сторону стены и образующие нишу-эркер внутри помещения (baywindows), и поддерживаемые консолями (orielwindows); есть также галерея для менестрелей. Около 1490 года Генрих VII велел заново облицевать дворец красным кирпичом, перестроить «прекрасный фасад надо рвом»2 и произвести еще множество работ, включая мощение полов плиткой и вставку новых стекол. Королевские покои со времен Генриха IV располагались в донжоне, во внутреннем, или Главном, дворе, за которым находились пять служебных дворов меньшего размера, где имелись отдельные апартаменты для лорда-канцлера и турнирная площадка. Дворец был о