9. Тому, кто контактировал с больными людьми, не дозволялось являться ко двору.
Весной 1517 года в Лондоне разразилась самая жестокая эпидемия потницы из всех, что случались в Англии. Король переехал с двором в Ричмонд, где к нему присоединились Саффолки, а оттуда – в Гринвич. Там Генрих получил от Джустиниана приглашение на банкет, который устраивали на борту флагманского венецианского корабля, стоявшего на Темзе. Король согласился при условии, что бóльшая часть моряков, которые могли быть заражены чумой, не станет к нему приближаться.
Главную палубу корабля украсили гобеленами и шелковыми занавесами, вдоль бортов расставили столы с обильным угощением для короля и трех сотен придворных, которых доставили небольшие гребные лодки. Когда Генрих поднялся на борт, его провели на полуют, где подали вино, небольшие бисквитные пирожные и другие угощения. Король от души хвалил устроителей банкета и восторгался матросами, которые выполняли смелые акробатические трюки на такелаже, корабельные же орудия произвели на него такое впечатление, что он пожелал вернуться на следующий день и посмотреть, как они стреляют. По окончании банкета всем гостям разрешили забрать домой изысканные венецианские бокалы, в которые наливали вино10.
Генрих упивался ролью международного миротворца. Временно оставив идею о победе над французами – он заявил Джустиниану, что доволен имеющимся и желает только править своими подданными11, – король сосредоточился на поддержании баланса сил между Франциском I и Максимилианом. В начале июля Генрих принимал послов Испании, предложивших ему заключить оборонительный союз с папой и королем Карлом I Испанским, который в предыдущем году наследовал Фердинанду, против короля Франции. В Гринвич послов сопровождала депутация из четырехсот дворян, оказывавших им всяческие почести. На первой аудиенции весь двор «блистал золотом»12. Король устраивал для гостей торжественные мессы, живые картины и турниры, кульминацией же празднеств стало великолепное состязание рыцарей, проведенное 7 июля в новом турнирном комплексе перед пятьюдесятью тысячами зрителей. Генрих хотел сражаться с каждым, кто бросит ему вызов, по отдельности, но его убедили, что это займет слишком много времени. Поэтому, продемонстрировав потрясающее умение управлять конем в присутствии супруги и сестры, король восемь раз сшибся с Саффолком на площадке, и «они оба снова и снова потрясали копьями под громкие рукоплескания зрителей»13.
Среди отличившихся во время четырехчасового турнира, в ходе которого бойцы сломали 506 копий, были несколько молодых джентльменов из Личных покоев. Король испытывал к ним растущую симпатию, и они были одеты в такие же, как у него, костюмы. Один из них – Николас Кэрью – именно тогда исполнил свой знаменитый трюк со стволом дерева14. В их числе были также сэр Уильям Комптон, Фрэнсис Брайан, Энтони Найвет и Уильям Коффин. Все они – умные, яркие молодые люди из благородных семейств – имели склонность к излишествам и часто отличались буйным поведением; при дворе их называли «любимцами короля». Уолси терпеть не мог эту маленькую клику: ее члены не занимали никаких важных должностей, но близко общались с королем и проводили вместе с ним досуг, а потому обладали слишком большим влиянием, чтобы кардинал мог быть спокоен.
За турниром последовал банкет, продолжавшийся семь часов, а затем король до зари танцевал с дамами15. Когда послы уезжали из Англии, Генрих подарил им коней и одежду.
К августу чума подобралась вплотную к Гринвичу. Генрих отправил по домам бóльшую часть служителей двора и переехал в Виндзор, где и затворился вместе с королевой, доктором Линакром, Дионисио Меммо и всего лишь тремя приближенными джентльменами (в число последних почти всегда входили Комптон и Кэрью). Никому больше, даже иностранным посланникам, не дозволялось приближаться к королю; все государственные дела, кроме самых неотложных, были на время оставлены. Тем временем Уолси, который перенес четыре приступа лихорадки и выжил16, отправился паломником в Уолсингем, чтобы возблагодарить Господа за выздоровление.
Маршрут летнего путешествия по стране уже был составлен, но его пришлось отменить17. В августе 1517 года Мор писал Эразму: «Многие вокруг нас умирают. Почти все в Оксфорде, Кембридже и Лондоне недавно болели». В Виндзоре «несколько королевских пажей, которые спали в покоях его величества» не устояли перед болезнью18, и король с небольшой свитой скрылся «в отдаленное и необычное местожительство»; какое именно – нам неизвестно. После этого Генрих переезжал из одного дома в другой, дабы избежать заражения, но делал это недостаточно быстро. Лорд Грей, некий слуга-немец и еще несколько человек, работавших на королевской кухне и конюшнях, подхватили лихорадку и умерли. Андреа Аммонио, который вел переписку короля на латыни, скончался через три дня после того, как покинул двор и уехал в деревню19. Из-за отсутствия и короля, и кардинала в Лондоне то и дело возникали беспорядки20.
К осени у короля осталось совсем немного служащих. Болезнь воспринималась как кара Господня и наказание за греховность, поэтому Генрих стал более ревностно соблюдать религиозные обряды, чаще обычного посещал мессы и причащался Святых Тайн21. Справляться со страхом ему помогали соколиная охота, музицирование с Меммо и приготовление собственного лекарства от лихорадки – настоя полыни, руты и листьев самбука.
За свою жизнь Генрих придумал более тридцати лекарственных препаратов, в том числе пластырей, лосьонов и мазей, используя широкий набор ингредиентов – растения, изюм, уксус из льняного семени, розовую воду, червей, вино, нашатырный спирт, окись свинца, куски слоновой кости, толченый жемчуг, кораллы, алтей, «кровь дракона»[49] и животный жир. Его «лекарство» от бубонной чумы представляло собой подслащенный настой бархатцев, щавеля, лугового растения, пиретрума, руты и львиного зева. Генрих также изобрел пластыри, которые лечили язвы, отеки лодыжек и больные ноги, мази для снятия жара при воспалении и зуда, притирания «для хорошего пищеварения» и «для подсушивания ссадин и успокоения члена»22. Неизвестно, готовил ли он эти смеси сам на винокурне или просто наблюдал за процессом.
В ту осень знахари и шарлатаны стекались ко двору и околачивались вокруг него, доставляя немало беспокойства. Один испанский монах заявил, что способен усмирять море и непогоду. Король, усомнившись, все же согласился принять его, но выгнал после часовой беседы, отвесив ему оплеуху23.
Генрих верил в силу молитвы и полагался на своих врачевателей. С XV века существовало четкое разделение: ученые врачи, часто являвшиеся членами духовных орденов, занимались диагностикой; цирюльники-хирурги, стоявшие гораздо ниже на социальной лестнице, выполняли хирургические процедуры – удаление зубов, кровопускание и т. п.; аптекари изготавливали прописанные докторами лекарства.
У короля было шесть врачей, лучших, каких только можно сыскать. Главный из них, доктор Линакр, не оставлял научных занятий; в 1518 году он основал Королевскую коллегию врачей и стал ее первым председателем, а позднее выделил средства на приглашение двух лекторов в Оксфорд и Кембридж. Одним из первых членов коллегии стал доктор Джон Чеймбер, еще один личный врач Генриха; он получил образование в Падуе и в свое время лечил Генриха VII. В 1542 году Гольбейн написал портрет семидесятидвухлетнего Чеймбера. Все врачи Генриха носили длинные облачения с меховой опушкой королевских геральдических цветов.
Хирургом Генриха был Томас Викари. В 1540 году он первым возглавил вновь сформированную Гильдию цирюльников-хирургов; Ганс Гольбейн изобразил его стоящим на коленях вместе со своими товарищами в момент дарования королем гильдейской хартии. Викари, получавший пожизненную пенсию в размере 26 фунтов 13 шиллингов и 4 пенсов (8000 фунтов стерлингов) в год, составил первый английский справочник по анатомии24. Около 1525 года Генрих подарил ему сундучок с инструментами, украшенный эмалевыми королевскими гербами25.
На службе у короля состояли пять аптекарей, и Генрих всемерно полагался на их снадобья, даже когда ему становилось от них дурно26. В разное время королю прописывали «пилюли Разиса» (названные в честь арабского врача, который изобрел их) для предотвращения чумы, «припарки от геморроя», очанку от утомления глаз, смеси для полоскания горла, а также таблетки из ревеня, травяные припарки и драже от других недугов27. Лекарства короля хранились, вместе с бинтами и пластырями, в небольших чемоданчиках в медицинских помещениях комплекса дворцовых служб.
К декабрю случаев потливой лихорадки стало меньше, но Генрих «не устроил торжеств по случаю Рождества»28. Провизии у него оставалось мало, и он не хотел покупать на английских рынках съестное, которое могло оказаться зараженным. Поэтому он вместе со своими компаньонами отправился в Саутгемптон, где все стали в тревоге ожидать фламандских кораблей с припасами, которые задерживались в пути из-за плохой погоды29. Уолси провел Рождество в Ричмонде, где у него имелся запас апельсинов: считалось, что они помогают от чумы.
Бóльшую часть 1518 года король провел в пути. Он поддерживал связь с Уолси при помощи гонцов, которые каждые семь часов передавали послания от короля кардиналу и обратно30. В январе Генрих ненадолго вернулся в Гринвич. Пока король был там, Уолси, вознамерившийся покончить с влиянием его любимчиков, которых не без оснований подозревал в кознях против себя, и незадолго до того не давший Уильяму Коффину жениться на богатой вдове, нашел неизвестный нам предлог для удаления от двора Николаса Кэрью. На его место он прочил своего протеже Ричарда Пейса, гуманиста и талантливого языковеда, который до поступления на службу к Уолси и Ратхолу учился в Оксфорде, Падуе, Ферраре и Болонье. Однако кардинал с неудовольствием узнал от Пейса, что Кэрью почти сразу вернулся «по распоряжению» короля – «слишком быстро, по-моему»