16, поспешил исправить этот недочет, и в сентябре 1518 года официально учредил должность джентльмена Личных покоев17. Ее занимали влиятельные молодые люди, которые служили ему, «пользовались большим авторитетом в королевстве» и «были истинной душой короля»18. Уолси, контролировавший другой центр силы при дворе – Тайный совет, тревожился, видя, как усиливаются его соперники, обладавшие влиянием в той сфере, куда его полномочия не простирались, и находившиеся под особым покровительством короля. Кардинал опасался, «как бы эти молодые фавориты не отстранили его от управления»19, и собирался расправиться с ними при первой же возможности.
Надежды Генриха на рождение сына вновь окончились разочарованием. В ноябре 1518 года королева Екатерина родила девочку, которая умерла, не дождавшись крещения. Через два месяца произошла еще одна смерть – скончался Максимилиан, а это означало, что предстоят выборы нового императора Священной Римской империи. Генрих VIII был в числе кандидатов. Он отправил Ричарда Пейса в Германию, чтобы тот вел кампанию в его пользу.
В феврале 1519 года король провел неделю в гостях у сэра Николаса Кэрью в его поместье Беддингтон-парк, рядом с Кройдоном (Суррей). Местные жители готовились к этому визиту целый год. В доме Кэрью был внушительный по размерам главный холл с великолепной крышей на открытом каркасе из крепких брусьев, по образцу которой, как считается, была сделана кровля Хэмптон-корта20.
Примерно в то же время один из любимцев Генриха, сэр Уильям Комптон, несколько лет находившийся в любовной связи с леди Гастингс, сестрой Бекингема, получил от короля разрешение посвататься к графине Солсбери. Однако та отвергла предложение, и около года спустя церковный суд вынес Комптону приговор за открытое греховное сожительство с замужней женщиной21.
В 1519 году король праздновал День святого Георгия в Виндзоре «с большой торжественностью». Затем он поехал в Ричмонд, «а также в Гринвич и оставался там до мая»22.
Уолси воспользовался этим, чтобы очистить Тайный совет от своих соперников. Он заявил его членам, что поведение «молодых фаворитов», таких как сэр Николас Кэрью, Фрэнсис Брайан, сэр Эдвард Невилл, сэр Джон Печи, сэр Генри Гилдфорд и сэр Эдвард Пойнтц, идет вразрез с достоинством и честью короля. Они дают ему «недобрые советы», побуждают ставить крупные суммы в азартных играх, «слишком фамильярны с ним и позволяют себе такие вольности, что просто забываются. За такие вещи, хотя король по мягкости своей натуры страдает от них, [он никого] не отчитывает и не порицает»23. Но это было еще не все. Незадолго до того Невилл и Брайан, отправленные в Париж с дипломатическим поручением, опозорились: сопровождая короля Франциска, когда тот инкогнито ехал верхом по улицам, они «швыряли в людей яйца, камни и другие пустячные вещицы». Вернувшись домой, оба «стали совсем французами в еде, питье и нарядах, а также приобрели пороки французов и их бахвальство»; они насмешливо сравнивали английский двор с французским, отпускали едкие шутки в адрес старших придворных и служителей двора и в целом вели себя вызывающе24.
Норфолк, Вустер и Болейн, говоря от лица остальных членов Совета, потребовали, чтобы король положил конец этим выходкам, так как это плохо отражается на нем самом. Генрих, должно быть, понял, что их слова звучат здраво, и сразу, не увиливая, согласился исполнить просьбу. Вероятно, короля тоже беспокоила чрезмерная фамильярность любимчиков, которую он допускал и даже поощрял. Вустер, как лорд-камергер, вызвал самых злостных нарушителей порядка, снял их с должностей и приказал им покинуть двор, «не добавив ничего особенного к своим обвинениям». Трое, включая Кэрью и Невилла, были отправлены в Кале – помогать в строительстве защитных укреплений, остальным велели исполнять их официальные обязанности в графствах. «Отставка сильно опечалила сердца этих молодых людей», но «их падение мало огорчило умудренных опытом»25.
Вместо них Уолси призвал в Тайный совет сэра Уильяма Кингстона, сэра Ричарда Уингфилда, сэра Ричарда Джернингема и сэра Ричарда Уэстона, «четверых печальных [серьезных] и стародавних рыцарей»26, которых любил король и на которых мог положиться кардинал: несомненно, они поддержали бы все его начинания. Из молодых людей разрешили остаться только Генри Норрису, когда-то служившему пажом в Покоях, а потом, благодаря расположению Генриха, ставшему джентльменом-официантом. Норрис, чей старший брат занимал должность ашера Покоев27, был человеком, достойным доверия, вдумчивым и деликатным, и впоследствии сделался одним из самых близких к королю людей.
Уолси, Норфолк и другие советники обрадовались, узнав о переменах. А Генрих, освободившись от влияния своих фаворитов, решил вести более серьезный образ жизни, свойственный зрелому человеку28, стал уделять меньше внимания пирам и развлечениям и обратился к государственным делам.
Бекингем имел шанс объединиться с опальными любимцами короля против Уолси, но упустил инициативу. Говарды с удовольствием глядели в спину фаворитам, но еще бóльшую радость им доставило бы падение кардинала, вознесшегося так высоко. Аристократы по-прежнему были недовольны им. Норфолк покровительствовал бывшему наставнику короля Джону Скелтону, который примерно в это время сочинил несколько особенно непристойных виршей с нападками на кардинала, обвиняя его в честолюбии, бесстыдстве, порочности, насмехаясь над его «грязным происхождением». В одном из этих стихотворений, под названием «Колин-дурень», все зло в Англии вменяется в вину развращенным клирикам. В другом говорится:
Зачем ты не едешь никак ко двору?
Туда, где король, или в Хэмптон?
Двор королевский главнее всех,
Но хэмптонский больший имеет успех.
Уолси пришел в такую ярость, что приказал арестовать Скелтона, однако поэт успел найти убежище в Вестминстерском аббатстве.
Скелтон никогда не боялся открыто высказывать свое мнение. Примерно в 1516–1519 годах он написал нравоучительную пьесу «Великолепие»: это единственное его драматическое произведение, дошедшее до нас. В ней Скелтон резко порицает короля за неумеренное пристрастие к удовольствиям и советует ему найти компромисс между показной роскошью и скаредностью. Однако монарх не слушает разумных доводов, прогоняет мудрого министра, которого зовут Умеренность, и дает слишком много власти другому, взбалмошному и расточительному, по имени Вольность. Это было укоризненное послание бывшему ученику, не слишком завуалированное.
«Великолепие» задало тон придворной драме 1520-х годов, в которой часто звучали сатирические мотивы. Уолси сам заказал несколько таких произведений и стал мишенью для насмешек в других, хотя вряд ли последние исполняли при дворе, пока кардинал был у власти. Многие пьесы сочинялись на античные сюжеты. К 1519 году относится первая из известных нам пьес на латыни – «добрая комедия Плавта», которую исполняли для короля29. Вскоре после этого по инициативе Уолси во дворце Йорк-плейс поставили пьесу Плавта «Два Менехма»30.
В 1519 году король поручил Пьетро Торриджано возвести для себя гробницу в Виндзоре31, которая достойно отражала бы величие самого государя и его свершений. Предполагалось, что это будет огромный монумент из белого мрамора и черной яшмы, на четверть больше надгробия Генриха VII. Сверху предполагалось поставить триумфальную арку с конной статуей короля, окруженного 142 ростовыми фигурами из золоченой бронзы. Торриджано взялся завершить работу за четыре года и 2000 (600 000) фунтов стерлингов.
В том же году Генрих пригласил к себе на службу знаменитого немецкого математика и астронома Николауса Кратцера, выдающегося человека, который «блистал остроумием»32 и находился в дружеских отношениях с Эразмом и Альбрехтом Дюрером. Мор называл его «своим большим другом» и, когда Кратцер в 1516 году приехал читать лекции в Оксфорде, сделал его учителем своих детей. Вскоре Генрих VIII обратил внимание на ученого и назначил его своим астрономом и часовщиком. Исполняя вторую должность, Кратцер конструировал солнечные часы и другие типы часовых механизмов. Он оставался на службе у короля до конца правления, хотя так и не научился хорошо изъясняться по-английски. Королю он говорил, что тридцать лет – это недостаточный срок для выполнения такой задачи.
Генрих с нетерпением ждал исхода императорских выборов, которые состоялись 28 июня 1519 года. Он снова гостил у Бекингема в Пенсхерст-плейсе, когда прибыл Ричард Пейс с известием о том, что Карл Кастильский стал императором Карлом V. Генрих, игравший в теннис с французскими заложниками, принял Пейса «ласково» и отнесся к досадному известию без особого разочарования. Пейс сообщил королю, сколько денег Карл потратил на подкуп выборщиков. Как сказал ему Генрих, он «очень рад, что не дошел до такого». Затем король настоял, чтобы Пейс отужинал с ним, и, как записал сам Пейс, «наговорил множество таких хороших слов, каких я не заслуживаю»33.
Из-за пристального интереса Генриха к выборам императора его встречу с Франциском I отложили до следующего года. В ознаменование твердости своих намерений оба монарха договорились не бриться, пока не увидят друг друга, и вскоре у Генриха отросла «борода, которая выглядела как золото». Королеве Екатерине очень не нравилась эта растительность на лице Генриха, она «каждый день настоятельно просила его, чтобы он побрился ради нее»34, и Генрих сдался. Дипломатический инцидент был улажен матерью Франциска Луизой Савойской, которая заявила, что любовь, которую испытывают друг к другу короли, «заключена не в бородах, а в сердцах»35.
Очевидно, Екатерина еще имела влияние на Генриха, но шестилетняя разница в возрасте между ними становилась все более заметной. Франциск I, получавший отчеты от послов, в 1519 году отзывался о Екатерине как о «старой и бесформенной»