Открытого разлада между королем и королевой не было. Ожидая решения папы, они вместе появлялись на публике, обедали, проводили время наедине и выказывали всю возможную любезность по отношению друг к другу. Однако Екатерина знала, что за ней следят, несколько ее дам, подкупленные с помощью подарков, денег и даже секса, шпионили за нею по поручению Уолси2, и каждое написанное или полученное королевой письмо тщательно изучалось, прежде чем попадало к адресату. Все ее попытки встретиться с Мендосой без свидетелей пресекались. Поэтому неудивительно, что Екатерина ошибочно обвиняла во всем происходящем Уолси. Ее мнение на этот счет разделяли многие, в том числе Карл V. Она и представить себе не могла, что за всем происходящим стоит Генрих.
Вскоре король и кардинал поняли, что папа, пленник императора, едва ли осмелится обидеть Карла, аннулировав брак его тетки. Поэтому в июле 1527 года Уолси поехал во Францию, чтобы заручиться поддержкой Франциска I в деле восстановления папы Климента на престоле и расторжения союза с Екатериной, а также обсудить возможность французского брака для короля. Кардинал еще не понимал, что Анна Болейн значит для короля больше, чем все его прежние любовницы. Уолси опасался, что, пока он отсутствует, враги не упустят случая подорвать его влияние. В письме к сэру Уильяму Фицуильяму кардинал интересовался, чем занимается король и кто находится рядом с ним. Фицуильям отвечал, что король совершает поездку по стране. «Он ежедневно охотится. Он ужинает в своих личных покоях, с ним за столом бывают герцоги Норфолк и Саффолк, маркиз Эксетер и лорд Рочфорд»3. Едва ли Уолси успокоился, узнав об этом.
Екатерина тоже отправилась в эту поездку вместе с Генрихом, но по вечерам король не приходил к ней. Они появились вместе, только навещая Марию в Хансдоне. Настало время уезжать в Бьюли, и хотя Генрих «уже давно был готов, он задержался ради королевы, и они поехали дальше вместе»4. Тем не менее в Бьюли Генрих встретился с Анной Болейн, которая осталась там на месяц, ездила с ним на охоту и ужинала в его личных покоях.
Анна по-прежнему изображала неприступность. Когда король становился слишком страстным, она, следуя своей тактике, уезжала домой, в Хивер. Екатерина, предположительно уже знавшая, что происходит, с радостью отпускала ее, и Генрих умолял беглянку вернуться. Похоже, Анна хорошо понимала, что если правильно разыграет свои карты, то получит не только короля, но и корону консорта. Хотя монархи, как правило, не женились на простых женщинах, имелись прецеденты: в 1464 году Эдуард IV вступил в брак по любви с Елизаветой Вудвилл, вдовой рыцаря.
Окружающие видели, какую игру ведет Анна. В августе 1527 года Мендоса писал: «Король поглощен своей страстью. Распространено мнение, что, если ему удастся получить развод, он в конце концов женится на дочери господина Болейна»5.
В архиве Ватикана сохранились семнадцать писем Генриха к Анне, датированные 1527–1529 годами; ее ответы, к сожалению, утрачены. Послания короля выдают его глубокую страсть, желание обладать ускользающей возлюбленной и едва скрываемую чувственность: «Отныне мое сердце будет принадлежать вам одной, проникнутое желанием, как и мое тело», – можно прочесть в одном из них, завершающемся словами: «Написано рукой того, кто сердцем, телом и волей есть ваш верный и самый преданный слуга, H. autre ♥ ne cherche R.»[53]. «Отдайтесь мне телом и душой», – молил Генрих, добавляя, что желает самому себе «быть сейчас наедине с вами». «Хочу держать вас в своих руках», – заявляет он в другом письме, а затем весьма дерзко извещает Анну, что посылает ей «немного плоти, символизирующей мое имя, которая есть плоть сердца для Генриха, рассчитывая, что в будущем вы насладитесь моей, чего я желал бы сейчас… Я хотел бы провести с вами вечер». Одно из посланий короля написано «его рукой, которая страстно желала бы быть вашей», другое заканчивается словами: «Желаю себе [провести] особенный вечер в объятиях моей милой, чьи прекрасные груди я надеюсь вскоре облобызать». Генрих становился более страстным и в одном из более поздних писем открыто признавался: «Я надеюсь в скором будущем насладиться тем, чего так желал, к нашему обоюдному утешению… Хочу держать вас в объятиях или быть в ваших, ибо думаю об этом уже давно, с тех пор как поцеловал вас». Еще в одном послании король сообщает, что велел приготовить при дворе комнаты для Анны, «которые, я надеюсь, вы вскоре займете; а потом сам надеюсь занять ваши». Должно быть, Анне требовались все силы и присутствие духа, чтобы устоять перед такими страстными призывами.
И тем не менее она устояла. Любовная история не получила окончательного завершения, что подтверждается сообщением испанского посла в 1530 году об «отсутствии положительных доказательств прелюбодеяния… напротив, некоторые письма указывают на обратное»6. В 1531 году Генрих клялся Екатерине, что не изменял ей с Анной7. В Риме ходили слухи, будто у Анны случился выкидыш, но других свидетельств об этом нет8.
В конце 1526 года Генрих понял, что не является единственным ухажером Анны. Поэт Томас Уайетт был влюблен в нее и однажды украл принадлежавший ей медальон. Несмотря на возмущение Анны, он не вернул украшение и носил его на шее как трофей. Примерно через день король взял у нее одно из колец в качестве подарка на память. Вскоре после этого он играл в шары с Саффолком, Брайаном и Уайеттом и поспорил с последним относительно того, кто выиграл. Указывая пальцем с надетым на него кольцом Анны, Генрих воскликнул: «Я говорю тебе, что я!» Уайетт попросил разрешения измерить расстояние и, сняв с себя медальон Анны, использовал в качестве мерки цепочку, говоря: «Надеюсь, что все же я». Король рассвирепел и затопал прочь, бормоча: «Может, и так, но тогда я обманут». Когда он обратился с расспросами к Анне, та сказала, что Уайетт ничего не значит для нее9.
Отношения Анны Болейн с Томасом Уайеттом долгое время вызывали разногласия среди исследователей. Джордж Уайетт заявлял, что поэт выразил свои чувства к Анне «где-то в своих стихах», с тех пор историки ищут в его строках аллюзии и строят всевозможные предположения. Но фактически только четыре стихотворения могут служить свидетельствами любовной истории, если между ними вообще что-нибудь было: Уайетт проявлял интерес к Анне, но она как будто отвергала его авансы. Первое – это загадка под названием: «О его любви по имени Анна».
Какому слову перемена не страшна,
Хоть задом наперед его прочти, хоть надвое разъемли?
Бог знает, это моя Анна,
Она же и причина выпавшей мне боли,
Та, что любовь презрением позорит.
Второе стихотворение – это знаменитое «Noli me tangere» («Не тронь меня»), основанное на труде Петрарки.
Чья она добыча, мне предельно ясно,
Быть может, его время я трачу понапрасну.
Чеканные слова сложились из бриллиантов,
Вкруг шеи вьются лентой, четко, без изъянов:
«Noli me tangere, ведь Цезарева я,
Дика, не удержать, пусть с виду кроткая».
Третье стихотворение написано после того, как Уайетт нашел себе новую возлюбленную, вероятно, ею стала Элизабет Даррелл, с которой он был связан до 1537 года.
И вот я вновь люблю;
Кого, ты спросишь, раз оставил ту,
Что переполошила всю страну.
После казни Анны Болейн, когда упоминать о прежних отношениях с ней было опасно, Уайетт переделал последнюю строку: «Темноволосую, что так проредила мою казну». Четвертое стихотворение появилось, когда Уайетт сопровождал Генриха и Анну в ходе государственного визита в Кале в 1532 году.
Бежал я от огня, сжигавшего меня,
По морю, по земле, водой несом и ветром,
Теперь плетусь за углями, его не затушив,
Из Дувра до Кале, желанью супротив.
Гляди, как страсть, возникнув раз, проходит!
История о стычке Генриха с Уайеттом рассказана внуком поэта Джорджем Уайеттом и, вероятно, передавалась в семье из уст в уста. Нет оснований сомневаться в ее достоверности, хотя кое-какие детали могли быть добавлены с течением времени. Это и приведенные выше стихи Уайетта можно считать достаточными доказательствами того, что поэт желал добиться расположения Анны.
Некоторые утверждали, что свидетельства такого же рода содержатся в Девонширской рукописи – сборнике из примерно двух сотен стихотворений, сочиненных и имевших хождение в придворном кружке Анны Болейн10. На полях одного листа написано: «Я ваш, Эн.». Почерк явно принадлежит не Анне, и рукопись, скорее всего, создана в 1530-е годы: первой ее владелицей, чьи инициалы обозначены на обложке, была, вероятно, леди Мэри Говард, дочь Норфолка, которой в 1526 году исполнилось всего семь лет. К созданию сборника, похоже, были причастны также Мадж Шелтон, кузина Анны, и леди Маргарет Дуглас – обе стали появляться при дворе в 1530-е годы, – но не сама Анна. Сто двадцать пять стихотворений приписывались, частью ошибочно, Уайетту, который творил в то десятилетие.
В мае 1530 года имперский посол Эсташ Шапюи сообщил императору, что герцогу Саффолку запретили появляться при дворе: тот предупредил короля, не желавшего ничего слушать, что Анна не подходит на роль королевы, так как состоит в «преступных» отношениях с неким придворным, «которого очень любит и которого король прежде изгнал от двора из ревности». Узнав о словах Саффолка, Анна испугалась возобновления скандала и упросила короля еще раз отослать неназванного джентльмена от двора. Генрих уступил, но сразу пожалел о своем решении и уговорил Анну согласиться на его возвращение11.
В то время Саффолк, который начал утрачивать расположение короля, имел основательные причины желать дискредитации Анны, а сам Шапюи не гнушался выдавать простые сплетни за достоверные факты, так что, вероятно, эту историю не стоит воспринимать всерьез. Более того, все эти сообщения могли вообще не относиться к Уайетту, хотя другие авторы полагают, что речь идет именно о нем.