В трех источниках более позднего происхождения, авторы которых были католиками, – «Испанская хроника» (написанная до 1552 года)12, Николас Харпсфилд (ок. 1557) и Николас Сандер (1585) – заметно желание очернить память об Анне Болейн: все три говорят о любовной связи между Анной и Уайеттом. Автор «Испанской хроники» приводит скабрезные подробности истории; как он утверждает, эта история началась однажды ночью в Хивере. Позже Уайетт будто бы признался во всем королю, но тот отказался верить ему. По словам Харпсфилда, именно Уайетт предостерег Генриха, сказав, что Анна – «неподходящая пара для вашей милости», и признался, что ему известно об этом, «как тому, кто получил свое плотское удовольствие». Генрих похвалил Уайетта за честность и велел не повторять сказанное. Харпсфилд утверждает, будто получил эти сведения от торговца, некоего Антонио Бонвизи, близкого к Уолси, Мору, Томасу Кромвелю и знакомого с Уайеттом. Сандер пишет, что Уайетт поведал о своей любовной истории членам Совета, а потом отправился к королю, который обвинил поэта в клевете. Когда Уайетт послал к Генриху Саффолка с известием о том, что он может привести доказательства, король не захотел углубляться в это дело, назвав Уайетта наглым мерзавцем, которому нельзя верить. Разумеется, не исключено, что Анна имела связь с Уайеттом до того, как вступила в отношения с королем, и в 1526 году поэт пытался вновь сблизиться с бывшей возлюбленной, несмотря на ее холодность и желание отринуть сомнительное прошлое.
Похоже, Уайетту становилось все сложнее оставаться при дворе, по мере того как страсть короля к Анне усиливалась. В январе 1527 года, узнав, что сэр Джон Расселл отправляется с посольством в Рим, Уайетт обратился к нему: «Если вы не против, я бы взял отпуск, получил деньги и поехал с вами». Расселл согласился13. Возвратившись в мае 1527 года, Уайетт стал держаться в тени и не встречался с Анной.
Пока Уолси находился во Франции, влияние Анны неуклонно возрастало. Кардинал еще этого не знал, но его монополия на власть постепенно ослабевала. Как только о связи Анны с королем стало известно всем, придворные устремились к ней, поняв, что при дворе появился еще один могущественный покровитель14, и Анна сразу же принялась использовать новообретенную власть для возвышения родных и друзей. Отныне уверенная в собственных силах, она стала «очень заносчивой и гордой, приобретала самые лучшие украшения и дорогие наряды, какие только можно получить за деньги»15. Однако с королевой она вела себя осмотрительно, на что та отвечала отстраненной любезностью. Тем не менее Екатерине не всегда удавалось сдерживаться. Однажды, когда король играл в карты с ними обеими и Анне выпало несколько королей кряду, Екатерина, повернувшись к ней, сказала: «Миледи Анна, вам везет на королей, но вы не такая, как другие, вам нужно все или ничего!»16
Вскоре Уолси был неприятно поражен, обнаружив, как обстоят дела. Семнадцатого сентября он вернулся из Франции и сразу поехал в Ричмонд с дорогими подарками Генриху от Франциска I. Как было у него заведено, он отправил королю записку с просьбой о личной аудиенции для обсуждения результатов миссии и вопросом о том, где королю будет угодно принять его. Однако, когда записка была доставлена, рядом с Генрихом находилась Анна. Не успел король ответить, как она звонким голосом сказала вестнику: «Куда же еще идти кардиналу? Скажите ему, пусть явится сюда, к королю»17. Перчатка была брошена: между министром и возлюбленной короля началась упорная борьба за власть.
В сентябре 1527 года договор с Францией был подписан. Генрих VIII и Франциск I обменялись рыцарскими орденами. Генрих отправил Франциску орден Подвязки, а тот сделал его кавалером ордена Святого Михаила, основанного Людовиком XI (1469) в подражание бургундскому ордену Золотого руна. Каждый из государей послал другому прекрасно иллюстрированную копию устава соответствующего ордена18. Генрих с гордостью принял регалии ордена Святого Михаила и официально дал обещание носить в положенных случаях широкую цепь с восемью золотыми раковинами гребешка, на которой висел медальон с изображением архангела Михаила, длинную, подбитую горностаем мантию из серебряной парчи, с золотыми раковинами гребешка по краям, а также пелерину и шапку из алого бархата, расшитую золотом19.
Посол Генриха во Франции, «милейший»20 сэр Энтони Браун, сводный брат сэра Уильяма Фицуильяма и джентльмен Личных покоев, присутствовал на собрании ордена Святого Михаила, которое по традиции (но не регулярно) устраивалось в Михайлов день, 29 сентября. Церемония ему не понравилась, и Браун пренебрежительно сказал Генриху: «Они желали подражать вашему ордену, но сплоховали во всем. Думаю, нигде в мире нет другого такого ордена, как ваш»21.
Десятого ноября, в тот же день, когда Франциск I получил регалии ордена Подвязки от Артура Плантагенета, виконта Лайла, Генрих VIII официально стал кавалером ордена Святого Михаила. Банкетный дом в Гринвиче вновь украсили дорогими гобеленами, а в маскарадном доме поставили белый мраморный фонтан и два дерева из шелка: боярышник и тутовник – символы династий Тюдоров и Валуа. После инвеституры, во время которой Анн де Монморанси, главный распорядитель французского двора, облачил короля в орденские одежды, состоялись турнир (закончившийся рано, так как осенний день был тусклым), банкет и представление масок. Все прошло с таким блеском, что на следующий день казалось «небывалым сном»22.
Зима 1527/28 года выдалась на редкость холодной – даже море местами замерзло. Король провел Рождество в Гринвиче, но Анна Болейн осталась в Хивере. В январе 1528 года – вероятно, благодаря ее влиянию – сэр Николас Кэрью, ее кузен, занял прежнюю должность в Личных покоях, к вящему неудовольствию Уолси. Кэрью уже не был буйным повесой, а превратился в серьезного политика и сторонника союза с Францией.
В марте, когда Анна с матерью гостили у короля в Виндзоре, погода заметно улучшилась. Генриха сопровождал только его верховой двор. Каждый день они с Анной охотились в Виндзорском лесу верхом, с соколами, возвращаясь затемно, или гуляли вместе в Большом парке, а по вечерам развлекались игрой в карты или кости, танцевали, музицировали, читали стихи. Однажды король велел устроить пикник, который прошел в поместье Виндзор. Столы и стулья позаимствовали у местных жителей, пищу и кухонные принадлежности принесли из замка. Генрих с Анной и их спутники угощались ржанками, куропатками, жаворонками и кроликами, а также сластями с обилием сливок, которые доставляла жена смотрителя парка23. Как-то раз Анна попросила Томаса Хиниджа, одного из слуг Уолси, которого вот-вот должны были назначить джентльменом Личных покоев, узнать у кардинала, не будет ли тот так добр прислать ей к столу карпов и креветок.
Анна любила выезжать на охоту с Генрихом: это были те немногие случаи, когда король оказывался почти полностью в ее распоряжении, так как его сопровождали лишь несколько самых доверенных спутников. Генрих с удовольствием проводил время за своим любимым занятием вместе с Анной. Он купил ей четыре французских седла, обтянутые черным бархатом и окаймленные бахромой из шелка и золота, выдержанные в том же стиле наборы упряжи и поводьев, скамеечки для ног, луки, стрелы и перчатки24. Иногда Анна сидела за спиной у короля на его жеребце, используя для этого дополнительное седло из черного бархата: «неслыханное дело», как писал об этом шокированный имперский посол25. Анна заказывала для себя кобыл из Ирландии26. Во время разлуки Генрих сообщал ей о своих успехах в охоте и посылал в подарок оленину. Не все их совместные вылазки оказывались благополучными: однажды грейхаунд Анны набросился на пасшуюся невдалеке корову и убил ее. Королю пришлось уплатить разгневанному владельцу животного 10 шиллингов (150 фунтов стерлингов). Еще Анна любила стрелять из лука и однажды попробовала сыграть в шары, но была побеждена Ричардом Хиллом, сержантом Погреба, одним из партнеров короля по азартным играм. Генрих уплатил ему от имени Анны 12 (3600) фунтов стерлингов27.
Анна «прекрасно умела играть во все модные при дворе игры»28. Она была чрезвычайно азартным игроком и часто увлекалась до безрассудства, поэтому король выдавал ей из своего Личного кошелька «в качестве денег на игру»29 всего по 5 (1500) фунтов стерлингов зараз, часто мелкой монетой. Тем не менее счета короля показывают, что он сам часто проигрывал Анне крупные суммы. Одна из их любимых игр называлась «Папа Юлий»: похоже, она изображала в сатирическом ключе процесс расторжения брака с Екатериной30.
В Виндзоре Анна умудрилась обидеть сэра Джона Расселла, влиятельного служителя Личных покоев: тот в пух и прах рассорился с сэром Томасом Чейни, кузеном Анны, которому она покровительствовала, тоже джентльменом короля, из-за брака двух своих падчериц, находившихся под опекой Уолси. Чейни и другой придворный, сэр Джон Уоллоп, хотели жениться на них, однако Уолси и Расселл не дали разрешения. Прежде Анна успешно вмешивалась, когда Чейни попадал в немилость к кардиналу. Однако в этот раз Генрих встал на сторону Расселла и запретил Чейни входить в личные покои, пока тот не помирится с Расселлом. Взаимная неприязнь, однако, не исчезла, и несколько месяцев спустя, когда Уолси запретил Чейни бывать при дворе, Анна вернула своего кузена, «презрев волю кардинала и не погнушавшись использовать грубые слова по отношению к Уолси». Уолси капитулировал, и Чейни женился на его наследнице31. Эта история подчеркнула растущее могущество Анны и обозначила ее победу над Уолси в борьбе за власть. Расселл же стал первым из ее многочисленных врагов.
35«Тысяча случаев потливой лихорадки»
До 1528 года Генрих VIII не испытывал проблем со здоровьем, но с этого времени ему начали досаждать разные недуги. Среди них были лихорадочные головные боли и «насморки», вызванные, вероятно, простудой, мигренью, повышенным кровяным давлением или травмами головы. В 1528 году у него развилась инфекция мочевого пузыря, и примерно в то же время на ноге появился нарыв – варикозная язва, абсцесс или следствие септического заболевания костей – например, остеомиелита, – вызванного травмой. Хирург короля Томас Викари на какое-то время устранил эту проблему, но позже болезнь вернулась.