рд сообщает, что на следующее утро Генрих и Уолси заседали в Совете, а после обеда король поехал на охоту. По словам же Кавендиша, Анна настояла, чтобы они с Генрихом рано поутру отправились осматривать новый охотничий парк, расположенный неподалеку; Уолси и Кампеджо явились как раз тогда, когда король был готов к отъезду, он сказал им, что у него нет времени на разговоры, и распрощался. Анна, устроившая пикник, позаботилась о том, чтобы король отсутствовал весь день. Когда он вернулся, Уолси уже уехал в Мор3.
Как бы то ни было, Генрих больше не виделся с Уолси. Под влиянием партии Болейнов, обвинявшей своего врага среди прочего даже в колдовстве, король согласился, что кардинала следует признать виновным – на основании Статута о превышении власти[56], который запрещал вмешательство папы в английские дела без разрешения короля, – в получении булл из Рима, чего Уолси не мог отрицать. Семнадцатого октября его лишили должности лорда-канцлера, после чего Норфолк и Саффолк, торжествуя, явились к нему в Эшер и изъяли Большую печать. Тем не менее король проявил милость к кардиналу: когда в ноябре парламент предъявил Уолси сорок четыре обвинения, Генрих отказался преследовать его по суду, позволив ему сохранить за собой кое-какие церковные владения и уехать в свой диоцез Йорк.
Последствия отстранения Уолси от власти были неисчислимыми. Усилились антиклерикальные настроения, разжигавшиеся Норфолком и Саффолком. У короля появился козел отпущения, на которого можно было свалить все неудачи прошлых лет: он получил возможность говорить, что Уолси – обманщик, делавший многое без его ведома4. Тайный совет и знать получили больше власти и влияния, так как теперь у них не было соперника.
В октябре король вернулся в Гринвич, забрав себе четыре лучших дома Уолси – Йорк-плейс, Мор, Титтенхэнгер и Эшер – вместе со всем их бесценным содержимым и став полноправным хозяином Хэмптон-корта. Строительные работы в нем продолжились, гербы Уолси сорвали, а на их месте появились королевские.
Второго ноября Генрих и Анна, сопровождаемая своей матерью, отправились на барке в Йорк-плейс5. Строго говоря, дворец оставался собственностью архиепископства Йорк, но в начале 1530-х годов адвокатам короля удастся преодолеть эту формальность6. Прежде чем покинуть свой дом, Уолси составил список имущества. Король с Анной осмотрели горы золотой посуды, лежавшей на раскладных столах в приемном зале, и роскошные гобелены, разложенные в длинной галерее7. Анна питала особую любовь к Йорк-плейсу, потому что там не было апартаментов королевы и она могла делить это жилище только с Генрихом. Приезжая туда, Анна располагалась в помещениях, находившихся под старой библиотекой Уолси. Во дворце также имелись комнаты для членов ее семьи8.
В Хэмптон-корте Генрих занялся возведением постройки, предназначенной для него одного, – башни Бейн, которая соединялась с личными покоями новой галереей9. Сам он пока расположился в королевских апартаментах, отделанных при Уолси. Башня Бейн сохранилась до наших дней10: это трехъярусный донжон, последний в своем роде, построенный в Англии. На первом этаже были помещения службы Личных покоев и хранилище; на втором – личная спальня короля, ванная (откуда и название башни – Бейн, то есть «Банная» или «Ванная»), где имелись краны с горячей и холодной водой, а также кабинет, на третьем – библиотека, занимавшая две комнаты, и сокровищница11. Генрих пользовался башней до 1533 года, после чего отдавал предпочтение более современным апартаментам.
Следующими задачами стали улучшение системы отвода сточных вод12 и сооружение второй большой кухни с тремя огромными открытыми очагами и двумя большими каменными решетками13, а также нескольких дополнительных кухонь и служебных флигелей. Позднее был расширен также погреб. Служебный комплекс в то время занимал более пятидесяти различных помещений14.
В 1530 году или около того король, по инициативе Анны Болейн, осуществил в Хэмптон-корте и другие переделки. Построенный Уолси деревянный мост заменили каменным, который «охраняли» геральдические животные короля, а на гейтхаусе и внутренних воротах появились королевские гербы15. По желанию Генриха здесь появились новый зал заседаний Совета и величественные водные ворота, к которым примыкала шедшая вдоль берега крытая галерея с зубчатыми стенами и эркерными окнами. Позже перестроили часовню, заново отделали королевские апартаменты и возвели обширный главный холл16. В целом за период с 1526 по 1546 год король потратил на превращение Хэмптон-корта в образцовый дворец 62 000 (18 600 000) фунтов стерлингов17.
Краснокирпичный дворец Эшер выстроили в XV столетии по желанию Уильяма Уэйнфлита, епископа Винчестера. Он оставался епископской собственностью вплоть до его покупки Генрихом VIII в 1537 году18. При Уолси к нему пристроили прекрасную галерею, похожую на брайдуэлльскую. Генрих велел разобрать ее и перенести во дворец Йорк, когда Уолси еще проживал в Эшере, «только из желания помучить его»19.
Мор, еще один дом постройки XV века, стоявший к юго-востоку от Рикменсворта, был с таким размахом перестроен при Уолси, что Жан дю Белле находил его прекраснее Хэмптон-корта20. Поначалу Генрих почти не занимался Мором, и к 1531 году когда-то прекрасный дворцовый сад «пришел в запустение»21, а главный дом поместья начал ветшать. Только в 1535 году король произвел там улучшения: главный холл разделили на части с помощью разноуровневых полов, так что над ним и под ним появились новые помещения. Позднее король несколько раз принимал здесь гостей.
Кроме того, Генрих забрал себе недостроенную гробницу Уолси в Виндзоре – с позолоченной фигурой поверх мраморного саркофага, украшенного по углам бронзовыми колоннами высотой девять футов, которые служили постаментами для ангелов, державших в руках подсвечники. Король счел, что она станет превосходным местом упокоения для него самого. Однако работы велись с перерывами, так что усыпальница не была завершена к моменту смерти Генриха.
А вот колледж Кардинала не пережил падения Уолси. Многие земли, которые обеспечивали его существование, «выпросили себе голодные придворные»22, а когда директор и члены совета колледжа обратились к королю в надежде сохранить оставшиеся владения, Генрих туманно пообещал основать свой «почетный колледж, но не такой великолепный, какой намеревался иметь милорд кардинал»23. Свое обещание король сдержал лишь через семнадцать лет.
Следующие два года Генрих правил Англией единолично, решив, что в будущем станет сам заниматься своими делами24. Впервые за то время, что он находился у власти, ответственность за королевство лежала исключительно на нем самом, и это бремя оказалось нелегким. Сперва Генрих заявил королеве, будто после Уолси остался такой беспорядок в делах, что для его устранения придется работать день и ночь25. Но очень скоро Генриху стало ясно, как много работы по управлению государством брал на себя кардинал. Теряя терпение, он кричал своим советникам, что Уолси «справлялся с делами лучше любого из них», и, раздосадованный их неспособностью решить вопросы, с отвращением уходил из зала заседаний Совета, громко топая ногами26.
Тем не менее единовластное правление придало Генриху новую уверенность в своих силах, а политические и личные приоритеты побуждали его вести все более агрессивную политику. Непоколебимо убежденный в своем праве требовать аннулирования брака – «не потому, что столь многие говорят об этом, но оттого, что он, будучи человеком ученым, знает наверняка: его дело правое»27, – Генрих все чаще полагался на свое суждение и свои политические инстинкты. К тому же он стал уделять больше внимания работе с документами: в 1529 году Эразм отмечал, что король сам исправлял свои письма, часто оставляя до четырех черновиков, прежде чем удовлетворялся результатом28.
Падение Уолси привело к возвышению нескольких придворных. Норфолк и Саффолк совместно возглавили Совет. Первый мечтал о карьерном взлете после устранения кардинала, но обнаружил, что его обошли более умные люди. К тому же на действиях Норфолка постоянно лежала печать неуверенности: он опасался, что король может вернуть Уолси.
Своим секретарем Генрих назначил тридцатидвухлетнего знатока канонического и гражданского права из Кембриджа доктора Стивена Гардинера, до того служившего у Уолси, человека способного, но высокомерного и обладавшего сложным характером29. Гардинер во многих отношениях был консерватором, однако безграничная вера в монархическую власть и враждебность к дерзавшей противостоять ей королеве делали его идеальным слугой короля. У него были смуглое лицо, крючковатый нос, глубоко посаженные глаза, постоянно нахмуренные брови, крупные руки и «мстительный острый ум»30. Честолюбивый, уверенный в себе, вспыльчивый и хитрый, Гардинер любил жизненные блага. Генрих полагался на него, доверял ему важные дипломатические поручения и говорил всем, что, когда Гардинера нет рядом, он чувствует себя так, будто потерял правую руку; при этом король понимал, что его секретарь может проявлять двуличие31. Карьера Гардинера складывалась успешно, так как он понимал «натуру своего господина» и умел им манипулировать32.
Последним и самым важным стало назначение сэра Томаса Мора на должность лорда-канцлера Англии. Это произошло 26 октября 1529 года. Сэр Уильям Фицуильям стал вместо него канцлером герцогства Ланкастерского. Сначала король решил сделать лордом-канцлером Саффолка, но завистливый Норфолк воспротивился этому на том основании, что у Саффолка и без того много власти. Однако Мор не хотел становиться канцлером, опасаясь ввязываться в Великое дело, так как понимал, что его взгляды не совпадают со взглядами короля. Генрих отмел сомнения Мора, заверив, что ему не нужно будет участвовать в разбирательстве об аннулировании брака; пусть он «смотрит сперва на Бога, а после Бога – на себя». Эсташ Шапюи, новый имперский посол, прибывший на смену Мендосе, заявлял: «Никогда не было и не будет столь честного и хорошо подготовленного канцлера, как он»