33.
Мора не заботили внешние атрибуты его высокого статуса: он без всякой охоты надевал на себя золотую цепь. Как-то раз Норфолк, приятель Мора, приехал к нему в Челси и увидел, что тот, одетый в простое платье, поет с местным церковным хором. Покачав головой, он проговорил: «Боже мой, боже мой, милорд канцлер! Приходской служка! Приходской служка! Вы позорите короля и службу у него!»34 Мор остался непоколебим. Его занимали более важные дела, к примеру распространявшаяся по Англии лютеранская ересь, по поводу чего Мор скорбел больше всего. Будучи канцлером, он сурово расправлялся с реформатами и теми, кто сеял смуту, а сожжение шести еретиков считал «законным, необходимым и правильным делом»35. Уехавший за границу реформат и переводчик Библии Уильям Тиндейл, против которого Мор написал язвительную диатрибу, называл его «самым жестоким врагом истины»36.
Согласно новому порядку, «превыше всех» была «мадемуазель Анна», слово которой стало законом для короля.
Казалось, процесс об аннулировании брака может тянуться вечно, однако решение оказалось под рукой. Двадцать девятого августа 1529 года Стивен Гардинер и Эдвард Фокс, королевский податель милостыни, привели в Гринвич для встречи с Генрихом никому тогда не известного церковника Томаса Кранмера. Они познакомились с ним в доме неподалеку от аббатства Уолтем, где останавливались по пути из Рима, и были впечатлены отношением Кранмера к Великому делу. Тот заявил, что это теологическая проблема, которую нельзя решить, исходя из положений канонического права, и предложил, чтобы король выяснил, в каких университетах Европы обретаются лучшие знатоки богословия.
Генриху очень понравился этот ученый клирик, низенький и худой. «Вот человек, который зрит в корень!» – заявил он, велев лорду Рочфорду ввести Кранмера в штат своих служителей и назначить домашним священником. Взамен тот обещал написать трактат с изложением своих взглядов, и в январе 1530 года, вооруженный им, король отправил своих посланников во все университеты, прося высказаться по данному вопросу.
Томас Кранмер стал одним из самых верных сторонников Генриха и Болейнов. Горячий защитник реформ, втайне заигрывавший с лютеранством, он получил место в совете колледжа Иисуса, но был изгнан оттуда за то, что женился. После того как его первая жена, девушка из бара по прозвищу Черная Джоан, умерла в родах, его вернули на должность в колледже, он принял духовный сан, затем уехал в Германию, где вошел в круг реформистов и женился на племяннице лютеранского теолога Андреаса Осиандера, родившей Кранмеру троих детей. При жизни Генриха Кранмер по необходимости держал свой брачный союз в секрете, так как в Англии священникам полагалось сохранять целибат, и он был вынужден тайком увезти свою жену в деревню, посадив ее в большой пересыльный ящик.
К ноябрю 1529 года Анна постоянно находилась рядом с Генрихом и вела себя так, будто уже стала королевой: занимала кресло консорта на пирах, носила подаренные королем дорогие наряды пурпурного цвета, предназначенного только для монархов. Записи о выплатах из Личного кошелька Генриха свидетельствуют о том, что за три года он потратил на подарки Анне сумму, эквивалентную сегодняшним 165 000 фунтам стерлингов37. Среди его подношений были отрезы бархата, атласа и золотой парчи на платья, меха, тонкое полотно для сорочек и драгоценные камни для украшения одежды. Кроме того, король подарил ей множество украшений: ожерелья, броши, браслеты, золотые безделушки для платьев, кайму для отделки нарядов, расшитую самоцветами и жемчугом, украшения для головы в форме сердца, девятнадцать бриллиантов для ношения в волосах, усыпанный изумрудами перстень и другой – с плоскогранным бриллиантом, девятнадцатью мелкими бриллиантами, составленными в виде «узлов влюбленных», двадцать одним рубином, вставленным в золотые розы, и даже «золотой короной». Все эти вещи изготовил королевский ювелир Корнелиус Хейсс38. У Анны также имелись подвески в виде ее инициалов, кольца и браслеты с миниатюрными изображениями короля, подаренные Генрихом, когда тот только начинал свои ухаживания39. Ларец Анны сейчас находится в замке Лидс.
Тем временем Екатерина бóльшую часть времени проводила в своих покоях и старалась вести себя с Генрихом по-дружески. Но 30 ноября, обедая с королем, она потеряла самообладание и стала горько упрекать его за то, что он в последнее время пренебрегал ею. Генрих терпеливо выслушал ее. Вечером того же дня Анна сказала ему, что не стоит спорить с Екатериной, поскольку та «уверена в своем превосходстве», а потом начала брюзжать, что бракоразводный процесс затягивается, и даже намекнула, что может покинуть его, ибо тратит свою молодость «понапрасну»40.
Вскоре после этого Анна остановила грума из Личных покоев, который нес королеве отрез ткани; на вопрос зачем, он ответил, что Екатерина сошьет Генриху рубашки, как делала всегда. Анна устроила сцену: умелая портниха и вышивальщица, она разъярилась из-за того, что Генрих предпочел отдать полотно для своих сорочек Екатерине, а не ей. Однако Генрих имел свои привычки и настоял на том, чтобы его распоряжение было исполнено41. Обе эти ссоры завершились бурным примирением.
Екатерина получила верного защитника в лице Эсташа Шапюи, гуманиста и друга Эразма, отстаивавшего интересы королевы так рьяно, что зачастую превышал свои посольские полномочия. Сорокалетний знаток канонического права и бывший судья церковного суда в Савойе, Шапюи был человеком весьма способным и умным, не боялся открыто высказывать свое мнение. Он прекрасно изъяснялся на французском, испанском и латыни, но английским владел хуже, а потому сделал своим секретарем бывшего ашера королевы Хуана де Монтойю, бегло говорившего по-английски.
Отчеты Шапюи, которые являются одними из основных источников сведений о том периоде, отличаются явной предвзятостью в пользу Екатерины: он называл Анну Болейн «Леди» или «Наложницей», даже когда та стала королевой, а кроме того, излагал разные сплетни и слухи, считая их достоверными. Поэтому историки осторожно относятся к его сообщениям. Утверждалось даже, что Шапюи редко исполнял свои обязанности при дворе. Однако он часто обедал с министрами, имел множество полезных связей и эффективную сеть соглядатаев. Вскоре посол стал центром притяжения для тех аристократов, которые поддерживали королеву, и, следуя указаниям императора, использовал все имеющиеся ресурсы для того, чтобы сформировать из них сильную группировку. Получаемые от них сведения породили у Шапюи убеждение в том, что Екатерина пользуется большей поддержкой, чем было на самом деле, и что большинство англичан готовы восстать ради нее. Шапюи нередко раздражал короля, но все-таки Генрих искренне любил его, доверительно беседовал с ним и намеренно «скармливал» ему нужную информацию42. Болейны ненавидели Шапюи, а некоторые советники считали его лжецом и льстецом, не ценящим честность и правду, но он, вероятно, мог бы сказать то же самое о них.
Именно в разговоре с Шапюи Николас Кэрью признался, что все более тепло относится к королеве и принцессе Марии. Друг Эксетера, Кэрью начал испытывать досаду из-за того, что Анна Болейн злоупотребляла своим положением и вела себя чересчур властно. Зная, как влиятелен Кэрью в Личных покоях, Шапюи рассчитывал, что тот сможет влиять на ход событий, но Кэрью предпочитал держать свои симпатии в тайне43.
Своеволие Анны начинало вызвать недовольство у кое-кого из тех, кто до того оказывал ей поддержку. Многих людей тревожили ее религиозные убеждения. Было общеизвестно, что Анна и ее родня поддерживают реформу Церкви и разделяют взгляды евангелистов, опасно близкие к учению Лютера, хотя некоторые идеи евангелистов родились под влиянием Эразма. В эпоху, когда самостоятельное толкование Библии казалось немыслимым, Шапюи и другие обвиняли Болейнов в том, что те «больше лютеране, чем сам Лютер» и поддерживают «еретические доктрины и практики». Посол не без оснований объявлял Анну «главной причиной распространения лютеранства в стране»44 – мнение, широко распространившееся в правление ее дочери-протестантки Елизаветы I. Анна, безусловно, давала повод для этого, так как поддерживала реформатов, открыто бросавших вызов традиционному учению Церкви, и несколько раз использовала свое влияние, спасая еретиков от преследований45.
Более того, Анна безнаказанно читала запрещенные в Англии книги, которые, вероятно, находила в Королевской библиотеке, – Генрих держал их для справок. В любом случае их было легко достать: по словам Шапюи, «некоторые лютеранские трактаты на латыни, нехорошего свойства» передавались придворными из рук в руки, несмотря на попытки властей пресечь это46. Одно из таких сочинений – книгу Уильяма Тиндейла «Послушание христианина» (1528), где критиковалось папство и превозносилась власть монархов, – Анна, предположительно, получила из-за границы. Она дала ее почитать своей горничной Анне Гейнсфорд, но жених девушки Джордж Зуш отнял у нее книгу, как бы в шутку, а потом решил сообщить о случившемся королю. Анна оказалась у Генриха раньше его и, встав на колени, упросила короля ознакомиться с этим сочинением. К своему удивлению, тот согласился с написанным и заявил: «Это книга для меня, ее стоит прочесть всем королям!» Тем не менее «Послушание христианина» осталось в списке запрещенных книг, так как король не считал ее подходящей для простолюдинов47.
Другим антицерковным сочинением, рекомендованным Анной Генриху, стало «Моление за нищих» Саймона Фиша (1529), законника, который уехал в изгнание после того, как рассорился с Уолси. Генриху, который по понятным причинам стал более восприимчивым к критике Церкви, понравилась и она, и таким образом автор заручился покровительством короля48.
При всем том сама Анна неукоснительно соблюдала все обряды, и никто никогда не обвинял ее в ереси. Ей нравились католические образы, живописные и скульптурные, церковные ритуалы. Перед смертью Анна попросила, чтобы в ее молельню принесли Святые Дары и она могла молиться о милосерди