и, взирая на них49; мало того, она была уверена, что отправится на небо, «ибо совершила много добрых дел»50. Среди принадлежавших ей книг религиозного содержания было немало сочинений традиционного характера, к примеру Часослов Пресвятой Девы Марии с указанием праздников в честь святых. Анна записала в нем послание для Генриха VIII: «Я каждым днем вам докажу свою любовь и доброту», однако ее подпись потом отрезали51. Некоторые ее книги были прекрасно проиллюстрированы и переплетены, среди них – превосходная французская Псалтирь, датируемая 1529–1532 годами52, и еще один Часослов, напечатанный в Париже около 1528 года. Этот второй Анна, как говорят, отдала на эшафоте сестре Уайетта, леди Маргарет Ли; теперь он находится в замке Хивер. В книге есть слова, выведенные ее рукой: «Меня в молитве помяни, в надежде день за днем живи».
Тем не менее Анна, в отличие от многих приверженцев традиции, считала, что Библию следует читать на родном языке. Ей принадлежал французский перевод Писания: во время Великого поста 1529 года Луи де Брюн, автор посвященного Анне трактата о сочинении писем, видел ее читающей Послания святого Павла на французском языке и другие переводы Библии53; есть свидетельства, что она заказывала такие книги во Франции54. Король в принципе не возражал против перевода Библии на английский, но не одобрял реформатские версии, которые, по его мнению, лишь поощряли ересь55.
Анна отождествляла себя с делом церковной реформы, что привело к переменам в придворных партиях. Сторонники королевы стали выступать за сохранение традиционной религии, приверженцы Анны неизменно сохраняли верность реформе. В этой обстановке король 2 ноября 1529 года собрал парламент, который впоследствии стали называть Парламентом Реформации.
Сыну Генриха, Ричмонду, исполнилось десять лет. Мальчик унаследовал страсть отца к подвижным развлечениям, особенно к охоте, и очень радовался, получив от своего кузена Якова V Шотландского нескольких прекрасных бладхаундов; более мелких собак этой породы, которые умещались на мужском седле, разводили специально для него в Шериф-Хаттоне. Ричмонд охотился с аристократами из северных графств, которые искали его общества, и своими дядьями Джорджем и Уильямом Блаунтами, постоянно жившими при его дворе. Однако король встревожился, узнав, что сын больше не проявляет усердия в учебе56. Поэтому он снял Ричмонда с должности главы Совета Севера и назначил вместо него Катберта Танстолла, который вскоре сменил Уолси в качестве епископа Дарема.
С того времени юный герцог жил по преимуществу в Виндзоре. Наставником его вместо Ричарда Кроука стал Джон Полсгрейв – кембриджский ученый монах, написавший первый учебник французской грамматики для студентов-англичан. Когда-то он преподавал французский язык сестре Генриха Марии и был ее секретарем. Уважаемый ученый-гуманист и ученик Эразма, Полсгрейв дружил с Мором и славился умением справляться с нерадивыми учениками. Король лично побеседовал с ним в Хэмптон-корте и сказал: «Полсгрейв, я вручаю вам свое мирское сокровище, растите его в добродетели и учености»57.
Сохранились несколько писем Полсгрейва к королю, сэру Томасу Мору и Элизабет Блаунт: по ним можно судить, как наставник решал проблемы, возникшие у Ричмонда. Учитель обнаружил, что мальчик не может произносить фразы на латыни, как подобает сыну короля, поскольку шепелявит из-за отсутствия передних зубов; вдобавок у него была ужасная дикция. Метод Полсгрейва состоял в том, чтобы заново пробудить у юного герцога интерес к занятиям посредством знакомства с увлекательными комедиями Плавта. Когда Фицрой уставал от уроков, наставник объявлял перерыв. Он старался «вызвать у него любовь к учению и удовольствием от занятий», так что иногда «служители [герцога] не понимали, учу я его или играю с ним». Вскоре Полсгрейв уже мог сообщить Элизабет Блаунт, что Ричмонд вновь демонстрирует способности к учению и «имеет все благопристойные и почтенные наклонности, какие свойственны любому ребенку на свете»58. У мальчика выработался прекрасный почерк в итальянской манере и проявился семейный талант к музыке; кроме того, юный герцог стал, как и отец, великолепным наездником.
Затем Ричмонд отправился к своему прежнему учителю Ричарду Кроуку, поступив в кембриджский Королевский колледж. Там он изучал более широкий круг предметов в обществе высокородных юношей, которые на досуге охотились с ним и научили его песням, от которых король, отец герцога, покраснел бы.
Болейны вознеслись к вершинам власти. Восьмого декабря 1529 года отец Анны стал графом Уилтширом и графом Ормондом; первое графство раньше принадлежало Стаффордам, а второе было передано Болейну после долгих споров с его кузенами Батлерами, семья которых долгое время владела титулом. Дочь сэра Томаса отныне носила титул «леди Анна Рочфорд», ее личной эмблемой стал черный вздыбленный лев графов Ормондов.
В тот же день двое сторонников Болейнов были произведены в пэры: Джордж Гастингс стал графом Хандингдоном, а Роберт Ратклифф – графом Сассексом. По просьбе Анны Болейн ее брат Джордж, тогда уже граф Рочфорд, успешный дипломат, примерно в то же время вернулся в Личные покои в качестве одного из двух джентльменов; вторым был Эксетер. Рочфорд стал ежедневно видеться с королем, который часто проигрывал ему в азартные игры и однажды великодушно заплатил его долги по ренте за дом в Гринвиче59.
Девятого декабря король устроил пышный банкет в честь возведения Уилтшира во дворянство. Екатерина на нем не присутствовала, и Анна сидела в кресле королевы рядом с Генрихом, получив преимущество над другой королевой – сестрой Генриха Марией, герцогиней Саффолк, – а также над герцогиней и вдовствующей герцогиней Норфолк; все они слегка обиделись. По мнению Шапюи, это напоминало свадебный пир: «После трапезы начались танцы и кутеж, так что казалось, не хватает только священника, который раздаст обручальные кольца и произнесет благословение»60.
Королева вновь заняла место рядом с королем во время рождественских торжеств в Гринвиче. Отсутствие Анны было замечено всеми. Вероятно, поэтому она не узнала, что Генрих в знак расположения послал Уолси свой резной портрет – инталию61. После праздников король отправил Екатерину в Ричмонд, а Анну – в Йорк-плейс, для которого лично составил план работ, «специально, чтобы порадовать Леди, предпочитавшую этот дворец всем остальным»62. Именно там 12 января 1530 года Генрих и Анна принимали гостей на великолепном балу в честь отъезда Жана дю Белле63.
Через двенадцать дней Уилтшир был назначен лордом – хранителем личной печати и введен в Тайный совет, став одним из самых активных его членов. Теперь Болейны и их союзники оказывали преобладающее влияние на короля, правительство и суд. Даже Эразм заискивал перед ними: в это время он посвятил Уилтширу комментарий на двадцать третий псалом и отправил свой портрет Генри Норрису. Тем не менее вскоре у Болейнов появился могущественный соперник, который впоследствии покончит с ними.
38«Сквайр Гарри станет Богом и будет поступать как вздумает!»
Примерно в 1530 году на службу к Генриху поступил работавший прежде на Уолси Томас Кромвель. Один из самых способных министров, какие только бывали у монархов, Кромвель родился около 1485 года в семье кузнеца из Патни. Его сестра Кэтрин вышла замуж за хозяина местной гостиницы Моргана Уильямса, лорд-протектор Оливер Кромвель стал их потомком. В юности Томас Кромвель совершил путешествие в Италию, где узнал многое о банковском деле, познакомился с работами Макиавелли, которым восхищался, и какое-то время служил наемником. Позже он говорил Кранмеру: «Каким головорезом я был в молодости!»1 Вернувшись домой в 1512 году, Кромвель стал вести более размеренную жизнь, занялся адвокатской деятельностью, торговлей, ростовщичеством и сукноделием2. В 1514 году он поступил на службу к Уолси как сборщик податей в архидиоцезе Йорка и проявил себя как очень способный и проницательный человек. С 1523 года Кромвель был членом парламента от Таунтона. Примерно в то же время он помог Уолси упразднить несколько мелких монастырей с целью собрать средства для колледжа Кардинала.
Король оценил способности Уолси в административной и финансовой областях, впечатлившись также его верностью прежнему господину и тем, как он улаживал дела кардинала. Прагматичный, разбиравшийся во многих вопросах, упорный и часто жестокий, Кромвель, как и Уолси, был человеком дела, трудился без устали и обладал управленческими способностями. Король быстро сообразил, что может заполнить брешь, оставшуюся после смещения кардинала, и, несколько раз побеседовав с Кромвелем, назначил его в Тайный совет3. Новый советник «постепенно входил в милость у короля»4, а также стал центром притяжения для тех, кто поддерживал Уолси; с ним тесно сотрудничали Расселл, Хинидж и Пейдж. Кромвель не входил в число служителей Личных покоев, однако благодаря связи с упомянутыми выше людьми находился в лучшем, чем Уолси, положении для руководства партией Личных покоев.
На портретах Кромвель изображен дородным человеком с тяжелым подбородком, маленьким строгим ртом и свинячьими глазками: ни следа сердечности или намека на умение обращаться с людьми. Шапюи отмечал, что во время беседы сдержанный от природы Кромвель оживлялся и выражение его лица менялось. «Он – человек веселый, любезный в речах и великодушный в поступках», – утверждал посол5.
Не получив университетского образования, Кромвель умел говорить на латыни, французском, итальянском, немного на греческом и был достаточно культурным человеком, чтобы держаться на равных с такими людьми, как Кратцер, доктор Баттс и позже – Гольбейн; все они часто обедали в его доме. После смерти в 1527 году супруги, Элизабет Уайкс, Кромвель не женился снова, но, вероятно, имел любовниц. Когда в 1537 году ему пришлось остановиться у Норфолка в Йорке, герцог едко писал, что, «если вы не желаете развлекаться с моей женой», я, мол, могу предоставить вам «молодую женщину с симпатичными, ладными титьками»