8. К нему прирезали охотничьи угодья, которыми пользовался только государь; они простирались до Хэмпстед-Хита и Айлингтона. Сам Генрих редко останавливался в Сент-Джеймсе, дворец в основном использовался как лондонская резиденция герцога Ричмонда.
Летом 1532 года жертвой строительной мании Генриха стал Тауэр, который он хотел обновить к моменту коронации Анны Болейн, втайне ожидая, что это случится в ближайшем будущем. Работами руководил Кромвель. Внутреннее убранство королевских апартаментов было удалено, стены и потолки отделали в античном стиле. Все это обошлось в 3500 (1 050 000) фунтов стерлингов. Корпус с новыми покоями королевы был выстроен во Внутреннем оборонительном поясе, к северу от башни Лантерн. Там имелись приемный зал, столовая, опочивальня с уборной, галерея, ведшая к апартаментам короля, и мост через ров, по которому можно было пройти в личный сад. В столовой установили «камин, отделанный деревянными панелями с античными мотивами». Генриху так понравилась эта новинка, что он велел разбирать камины и в других своих жилищах с заменой их на «античные». Башню Святого Фомы приспособили под жилища для служителей двора, а Белую башню начали ремонтировать9.
В 1532 году Эндрю Райт сменил Джона Брауна в должности королевского служителя-художника. Будучи по преимуществу декоратором, Райт снискал себе славу украшением королевских судов и карет, росписью знамен и созданием декораций для живых картин. Вероятно, на короля в то время работал и некий «Амброз», которого можно отождествить с Амврозиусом Бенсоном, ломбардцем, членом Гильдии художников Брюгге с 1519 года. Бенсон известен полотнами на религиозные темы и портретами; скорее всего, именно он изобразил лорда Бернерса, переводчика Фруассара. Но получал ли этот художник заказы от короля, в точности не известно10.
Вскоре всех их затмил Ганс Гольбейн, который в 1532 году вернулся в Англию и обосновался в Лондоне. Прежний покровитель Гольбейна, сэр Томас Мор, больше не мог помогать ему, и он зарабатывал на жизнь написанием портретов немецких купцов. Тем не менее Гольбейн сохранил связь с двором – не прошло и года, как быстрорастущая известность мастера вновь создала спрос на его работы.
Появлялись и новые звезды от музыки. Одной из них стал «очень красивый»11 молодой человек по имени Марк Смитон, в 1532 году назначенный грумом Личных покоев12. Он был одаренным музыкантом, игравшим на лютне, вёрджинеле и переносном органе, а кроме того, великолепно пел и танцевал. Смитона заметили в довольно раннем возрасте, он поступил в хор Уолси, а после падения кардинала перешел в Королевскую капеллу. Продвигаться ему помогало лишь музыкальное дарование, а не происхождение: он был сыном плотника и белошвейки и старался не поддерживать контактов с родителями13. К тому же Смитон плохо одевался, обычно он носил «yerns» (которые ранее неправильно отождествляли с джинсами – jeans), и король время от времени снабжал его рубашками, рейтузами, туфлями, головными уборами14. Люди называли его Марк, что указывает на низкий статус Смитона внутри Личных покоев15.
Молодого музыканта, чья судьба впоследствии трагическим образом переплелась с судьбой Анны Болейн, вскоре приметил лорд Рочфорд, благодаря которому тот стал вхож в придворный кружок Болейнов. Его подпись – «A moi, M. Marc S.» – стоит на странице рукописи стихотворений Жана Лефевра, принадлежавшей Рочфорду. Позже ею владел Уайетт, имя которого можно видеть, вместе с несколькими пословицами, на пустых страницах манускрипта16. Достоверных сведений о том, что Рочфорд и Смитон находились в гомосексуальных отношениях – такие предположения высказываются в последнее время, – не существует17.
Марка Смитона также называют составителем сборника музыкальных произведений, предназначенных для Анны Болейн18. Его подпись на манускрипте со стихами Лефевра схожа с почерком, которым написан сборник, отсюда и заключение об авторстве Смитона, в котором, однако, нет уверенности. Всего в сборнике содержится 39 латинских мотетов и 5 французских песен, написанных до 1515 года; среди них есть сочинения великого французского композитора Жоскена Депре, которого Анна, вероятно, встречала в Бургундии и во Франции. Одна из буквиц украшена изображением, которое принимали за геральдического сокола Анны, клюющего гранат – эмблему Екатерины Арагонской: если это верно, книга была составлена не ранее 1533 года, когда Анна сделала сокола своей эмблемой.
Однако эта птица не похожа на увенчанного короной сокола Анны. Девиз Томаса Болейна «Nowthus» – «Теперь так» – тоже встречается в книге, как и слова «Mres. [Mistress] A. Bolleyne» – «Мистресс (госпожи) Анны Болейн»; таким образом, рукопись была начата до декабря 1529 года и Смитон не мог быть ее автором. Не исключено, что Анна привезла ее с собой из Франции в 1522 году.
Летом 1532 года король с Анной Болейн покинули Хэмптон-корт и отправились объезжать страну – в Вудсток и Абингдон19, однако программу поездок сократили, опасаясь выступлений против Анны20. В августе, по возвращении на юг, Генрих посетил аббатство Уолтем21, затем его принимал у себя в Шарленд-хаусе на острове Шеппи (Кент) сэр Томас Чейни, ставший к тому времени лордом – смотрителем Пяти портов; его дом по случаю приезда короля был расширен и отремонтирован22. Остаток лета король с Анной провели, охотясь в Хэнворте.
С королем путешествовал Жиль де ла Поммере, приехавший для заключения нового договора о мире между Генрихом и Франциском I и обсуждения грядущего визита Генриха во Францию: английский король надеялся, что уговорит своего французского собрата вступиться за него перед Климентом VII. Чтобы заручиться поддержкой французского монарха, Генрих оказывал послу всяческие почести, лично показывал ему улучшения, произведенные в домах23, брал на охоту его одного, приглашал составить пару Анне Болейн в состязаниях по стрельбе из лука. Когда Анна устроила в Хэнворте пир в честь короля, Поммере позвали как почетного гостя24.
Генрих чувствовал себя неважно. Его мучили хронические зубные боли и гайморит, а также подагра, которая, вероятно, стала результатом переизбытка жирной пищи. Тем не менее король не позволял, чтобы болезнь мешала ему объезжать страну и строить планы визита во Францию. Большинство университетов высказались в его пользу, и он не сомневался, что это давление склонит Климента на его сторону. В противном случае Генрих был готов совершить последний шаг и порвать с Римом.
Двадцать второго августа в возрасте восьмидесяти двух лет умер – весьма кстати – архиепископ Уорхэм. Когда жизненный путь прелата подошел к завершению, голос совести наконец повелел ему осудить иск короля о признании брака недействительным и заявить о своем намерении противиться любым законам, которые могут нанести ущерб Церкви. Генрих в ярости пригрозил Уорхэму Статутом о превышении власти, но архиепископ уже был тяжело болен и не мог подняться с постели: мирские заботы его не волновали. Теперь король мог поставить на его место кого-нибудь более сговорчивого. Генрих выбрал Томаса Кранмера, которого тут же избрали архиепископом Кентерберийским. Ничего не подозревавший папа не стал возражать.
Король верил, что вскоре Анна станет королевой, и в воскресенье, 1 сентября 1532 года, желая повысить ее статус и уравнять ее с благородными дамами, которых ей предстояло встретить во Франции, предпринял необычный шаг, сделав свою возлюбленную пэршей – госпожой маркизой Пемброк в собственном праве. Пышная церемония присвоения титула состоялась в Виндзоре. Перед мессой Анна, одетая в платье из алого бархата, «целиком покрытая самыми дорогими украшениями»25, с распущенными волосами, в сопровождении графинь Ратленд и Сассекс, вступила в приемный зал. Герцогиня Норфолк, видимо, отказалась участвовать в церемонии26, поэтому за Анной шла ее дочь, леди Мэри Говард, несшая алую бархатную мантию и золотой венец. Анна встала на колени перед королем, рядом с которым были герцоги Норфолк и Саффолк, а также Жиль де ла Поммере. Генрих надел на нее мантию и возложил ей на голову венец; в это время епископ Гардинер зачитывал патент на титул, который, помимо прочего, приносил новоиспеченной пэрше 1000 фунтов стерлингов в год «для поддержания ее достоинства». После этого леди маркиза встала, сделала реверанс, поблагодарила короля и под звуки труб удалилась в свои покои.
По окончании мессы в церкви Святого Георгия король и Жиль де ла Поммере поклялись соблюдать условия нового Виндзорского соглашения. Посол вновь стал почетным гостем короля на официальном банкете, устроенном в честь заключения очередного союза и присвоения Анне дворянского титула27.
41«Триумф в Кале и Булони»
Некоторые считают примечательным то, что в патенте на титул в отношении мужских наследников маркизы были опущены обычные для таких документов слова «законно зачатые». Что, если возведение Анны в дворянское достоинство было наградой за уступчивость и гарантией того, что любой ее ребенок, законный или нет, будет должным образом обеспечен? Похоже на то. Ведь после смерти Уорхэма Анна, не без оснований предчувствуя, что вскоре выйдет замуж, почти наверняка стала любовницей короля в полном смысле слова.
Генрих решил, что Анна должна сопровождать его везде во Франции и быть королевой во всем, кроме имени. Он потребовал от Екатерины отдать парадные украшения королев Англии, чтобы их носила Анна. Екатерина возмущенно заявила, что не расстанется с принадлежащим ей по праву, дабы украсить «того, кто позорит весь христианский мир, и навлекает на короля кривотолки и бесчестье, присутствуя на встречах вроде той, что произойдет во Франции». Однако Генриха не смутила эта эскапада, и Екатерине пришлось покориться1.
Большинство украшений, в том числе четыре браслета с восемнадцатью плоскогранными рубинами, двадцатью рубинами другой огранки и двумя бриллиантами, были переделаны для Анны