19. Спрос на места при ее дворе был так велик, что многие остались недовольными. Леди Лайл не один год пыталась пристроить туда свою дочь Кэтрин Бассет, обращалась с просьбами ко всем, кто имел хоть какое-то влияние, и посылала королеве подарок за подарком, но безрезультатно20.
Все слуги Анны носили багрово-синие ливреи, а на их дублетах вышили девиз новой госпожи: «La plus heureuse» – «Самая счастливая»21. На жалованье и прочие выплаты слугам Анна тратила 1000 (300 000) фунтов стерлингов в год22, кроме того, они получали немалую поживу как клиенты и патроны: есть свидетельства того, что члены двора Анны проявляли огромную напористость, ища милостей и назначений для себя и своих клиентов.
По словам Уильяма Латимера, который написал свою хвалебную хронику в правление Елизаветы, новая королева намеревалась установить при своем дворе высокие нравственные стандарты – вероятно, желая превзойти свою предшественницу и посрамить тех, кто считал ее саму женщиной дурного нрава. Одним из первых шагов Анны стал созыв совета служителей двора, которым она рассказала, в чем будут состоять их обязанности. Им следовало вести себя достойно, быть сдержанными, верными и бережливыми, а также показывать хороший пример другим, ежедневно посещая мессы и демонстрируя «добродетельное поведение». Под страхом немедленного удаления от двора и вечного запрета на появление при нем, «к их величайшему стыду», они не должны были ссориться, ругаться и посещать «бордели – дурные, развратные и оказывающие скверное влияние»23. Похоже, эти строгие правила в целом соблюдались: годы спустя Джейн Уилкинсон, шелковница Анны, говорила Джону Фоксу, что она никогда не видела «лучшего порядка среди леди и придворных дам двора, чем в дни Анны Болейн».
От женщин, окружавших королеву, ожидали безупречного поведения. Анна подарила каждой по небольшому сборнику молитв и псалмов, который следовало носить на поясе. Чтобы дамы не совершали дурных поступков из-за безделья, королева заставляла их посвящать часы досуга шитью одежды для бедных, которую раздавали от ее имени во время поездок по стране24. Сама Анна тоже вносила вклад в это дело. Она изготавливала для себя кое-какие предметы одежды (украшенный вышивкой головной убор и платок, сделанные, как считается, ее руками, находятся в замке Хивер), а также занавески и домашнюю утварь. Джордж Уайетт говорил, что Хэмптон-корт стал выглядеть роскошно благодаря «дорогостоящим и изысканным вещам, сработанным руками и иглой Анны, а также ее дамами». В 1598 году немецкий путешественник Пауль Хенецнер видел там очень красивое покрывало, сшитое Анной для постели Генриха VIII. Еще в конце XVII века во дворцах пользовались вещами, сшитыми Анной и Марией II, но в Хэмптон-корте не сохранилось ни одной из них.
Анна была щедрой благотворительницей. По оценке Джорджа Уайетта, ее ежегодные пожертвования на благие дела достигали 1500 (450 000) фунтов стерлингов. Кроме того, она задавала интеллектуальные стандарты при дворе, поддерживала ученых и реформатов, на которых указывали ее домашние священники и доктор Уильям Баттс25, ставший «заметным деловым человеком» при дворе26; он придерживался еще более радикальных религиозных убеждений, чем сама Анна. Благодаря Баттсу сделали карьеру несколько молодых людей из Гонвилль-холла, кембриджского колледжа, где учились сам Баттс, Шакстон и Скип. Именно благодаря Баттсу священниками королевы стали Уильям Латимер и Уильям Беттс, однажды попавший под арест за распространение запрещенных книг в Оксфорде. Помимо этого, Анна оказывала финансовую поддержку университетам и бедным ученым, в частности Томасу Винтеру, незаконнорожденному сыну Уолси27.
Геральдической эмблемой Анны как королевы Англии стал белый сокол с короной и скипетром, стоящий с приподнятыми крыльями на пне, покрытом тюдоровскими розами28. Эта эмблема, а также инициалы и гербы Анны сменили в королевских дворцах символику Екатерины Арагонской29. Король отдал Анне некогда отписанные Екатерине замки Байнардс и Хейверинг в качестве вдовьей доли. Замок Байнардс служил хранилищем обширного и дорогостоящего собрания предметов из ее Гардероба, значительная часть которых перешла к ней от Екатерины30.
Партия Болейнов находилась в зените славы и влияния. Чтобы обосновать свой брак с Анной, Генрих использовал религию, искусство и все аспекты придворной культуры, возвеличивая новую супругу и подчеркивая законность ее титула. Анна была самым могущественным в стране покровителем после Генриха и всячески использовала свое влияние для поддержки религиозной политики короля и дела реформы. Из десяти епископов, назначенных в 1532–1536 годах, семеро были ее клиентами. Нарушая закон, Анна держала в своих покоях Библию на английском языке: любой мог читать ее и открыто обсуждать прочитанное с королем во время обеда31. Королеву редко видели без молитвенника в руках.
Сохранились несколько благочестивых сочинений, принадлежавших Анне в то время, когда она была королевой, включая прекрасно иллюстрированные рукописи с орнаментированными полями в стиле французского Ренессанса. Библия, которую Анна держала на виду, вероятно, была подарочным экземпляром Нового Завета в переводе Тиндейла, 1534 года издания, в переплете из черной кожи и с потускневшими красными буквами на золоченом обрезе: «ANNA REGINA ANGLIAE»32. Анне принадлежал также экземпляр французской Библии в переводе гуманиста Жака Лефевра д’Этапля, напечатанный в том же году и посвященный Генриху VIII и ей самой: на переплете можно видеть их инициалы и тюдоровские розы с коронами33. Сборник проповедей Клемана Маро на тему «Добрый пастырь» из собрания Анны был создан в лучшей рукописной мастерской Франции. На фронтисписе изображены герб и сокол королевы34; вероятно, это был подарок Франциска I. На Рождество 1532 года лорд Морли преподнес Анне свой перевод «Посланий и проповедей на LII воскресенья в году»35. Кроме того, у Анны имелась иллюминированная рукопись Книги Екклесиаста: на переплете из черного бархата с медными накладками по углам изображен герб короля, пронзающий ее герб36.
Анна и Кромвель, благодаря схожим интересам и убеждениям, религиозным и политическим, были естественными союзниками, хотя и действовали независимо друг от друга. Кромвель помогал Анне оказывать поддержку реформатам, которые нарушили закон и искали ее покровительства, а кроме того, участвовал в управлении ее двором и внедрял в него своих людей37.
Родные Анны, конечно, выгадали от ее возвышения. Отец стал одним из влиятельнейших людей в королевстве, а брат, лорд Рочфорд в 1533 году, – бароном в своем праве, главным по бакхаундам[59], лордом – смотрителем Пяти портов и начальником Вифлеема (Бедлама) – госпиталя для умалишенных. В течение следующих лет его несколько раз отправляли с важными дипломатическими поручениями во Францию.
В 1533 году «король провел День святого Георгия в Гринвиче весьма торжественно, двор значительно пополнился лордами, рыцарями, леди и благородными дамами, в большом числе, со всей радостью и удовольствием»38. Большинству их, естественно, не терпелось увидеть новую королеву. В мае король присутствовал на свадьбе своей племянницы леди Франсес Брэндон с Генри Греем, третьим маркизом Дорсетом. Пышные торжества состоялись в Саффолк-плейсе и обошлись отцу невесты в 1666 (499 800) фунтов стерлингов. Хозяевами на них были герцог и герцогиня Саффолк; королева, памятуя о враждебности последней, не приехала, а Мария Тюдор в последний раз появилась на публике. Больная, она в скором времени навсегда уехала в Уэсторп.
В том же месяце архиепископ Кранмер собрал церковный суд в приорате Данстейбл, где 23 мая объявил союз короля с Екатериной недействительным; через пять дней он провозгласил законным брак Генриха с Анной Болейн. «Король в своем ослеплении не боится никого, кроме Бога», – заметил Шапюи39.
43«Вот грядет Анна, яркий образец добродетели»
Король хотел, чтобы коронация Анны затмила все церемонии, которые устраивали для ее предшественниц. На следующий день после того, как Кранмер огласил свое решение, Анна, одевшись в золотую парчу, проследовала на барке бывшей королевы из Гринвича в Тауэр в сопровождении Уилтшира, Саффолка, толпы дворян и епископов, а также лорда-мэра, шерифов и олдерменов под музыку, с фейерверками, живыми картинами и «восхитительным» салютом из пушечных залпов. Генрих встретил ее в Тауэре очень тепло и на глазах у всех прикоснулся руками к ее большому от беременности животу. На следующий день он посвятил в кавалеры ордена Бани восемнадцать человек, в том числе графов Дорсета и Дерби, а также Фрэнсиса Уэстона; большинство новых членов ордена были связаны с Болейнами1.
Через два дня, в субботу, 31 мая, Анна, одетая в белую златотканую парчу и мех горностая, с распущенными волосами под куафом и обручем, украшенным драгоценными камнями, совершила церемониальный въезд в Лондон в завешенных белой златотканой парчой носилках, которые везли две кобылы в таких же попонах, а затем проследовала от Чипсайда в Темпл-Бар. Четверо рыцарей несли полог над носилками. Процессия, возглавляемая французским послом со свитой, растянулась на полмили: за французами следовали леди, джентльмены, рыцари, судьи, епископы, дворяне в алых одеяниях, сквайры, герольды, послы и слуги королевы, тоже в алом. За ними, в алом бархатном наряде с драгоценными камнями2, шествовал Саффолк, специально ради такого случая назначенный главным констеблем Англии и на время покинувший свою тяжелобольную жену, и лорд Уильям Говард, исполнявший обязанности графа-маршала вместо своего сводного брата Норфолка, посланного во Францию вместе с Рочфордом. Благодаря влиянию своей племянницы Норфолк недавно отобрал должность графа-маршала у Саффолка, занимавшего ее после смерти в 1524 году второго герцога Норфолка. Кромвель утешил Саффолка, сказав, что, по мнению короля, эта вынужденная уступка делает ему «много чести» и он благодарит его за то, что тем самым сохранены «доброта и любовь между милордом Норфолком и вами»