18 сентября 1923 года Дзержинский назначил Ягоду своим заместителем. В тридцать с небольшим Генрих Григорьевич стал одной из влиятельнейших фигур в советском аппарате.
В начале XX века во всем мире специальные службы создавались на время войны, а потом либо вовсе распускались, либо низводились до незначительного уровня. Поговаривали, что и ГПУ скоро упразднят. Среди чекистов, сбитых с толку, царили разброд и шатание.
В мае 1921 года взволнованная публика наводнила псковский музей. По городу прошел слух, будто одна местная женщина родила от члена партии черта, но его вовремя распознали и упрятали в банку со спиртом. Посетители не желали слышать от хранителей музея возражений и требовали показать им заспиртованного черта.
Слухи такого рода возникали в ту пору часто. В Уфе тоже шептались о появлении на свет черта с лицом не то Ленина, не то Троцкого. И уверенно говорили, что уфимский черт ушлым оказался: не захотел в банку со спиртом – удрал и на скором поезде отправился в Москву, где его ищут агенты ГПУ.
«Арестованы и расстреляны за налеты и грабежи десятки, если не сотни, сотрудников ГПУ, – докладывал в Москву Василий Николаевич Манцев, руководитель чекистов Украины и республиканский нарком внутренних дел. – Во всех случаях установлено, что идут на разбой из-за систематической голодовки.
Я лично получаю письма от сотрудниц ГПУ, в которых они пишут, что принуждены заниматься проституцией, чтобы не умереть с голоду.
Хочу обратить ваше внимание на тяжелое положение органов ГПУ и сотрудников по Украине. Денежное вознаграждение, которое уплачивается сотруднику, мизерное – так же, как и продовольственный паек. И поэтому сотрудник находится в состоянии перманентного голодания. Настроение сотрудников озлобленное, дисциплина падает. Зарегистрирован ряд случаев самоубийств на почве голода и крайнего истощения. Бегство из ГПУ повальное…
Комиссия на Украине пришла к выводу, что государство не может содержать аппараты ГПУ, а посему необходимо уменьшить штаты до предела и сократить соответственно наши функции. А мы штаты уменьшили уже процентов на семьдесят пять! Что же еще сокращать? Опасность окончательного развала ГПУ очень близка».
Дзержинский переслал доклад главного украинского чекиста генеральному секретарю ЦК партии Сталину с короткой запиской:
«Положение на Украине не хуже, чем в РСФСР. Необходимо на это обратить серьезное внимание. Органы ГПУ еще необходимы для безопасности государства».
Страна переживала страшный голод. Когда чекисты жаловались на свою трудную жизнь, уездный комитет помощи голодающим города Пугачева обратился за помощью к председателю Самарского губернского исполнительного комитета известному революционеру Владимиру Антонову-Овсеенко:
«Пугачевский уезд переживает смертельную агонию, пораженный страшным бедствием – голодом. Картины голода в уезде кошмарны. Дело дошло до людоедства. Трупы умерших за недостатком силы у живых, не зарываются, а складываются в амбары, сараи, конюшни, а иногда и просто валяются на улицах, и вот начинается воровство этих трупов для того, чтобы только держать свое существование.
Установлены следующие факты людоедства:
Село Пестравка – две женщины утащили гражданина Циркулева с кладбища. Изрубили на куски, голова опалена и сварена. Женщины признались, что это они ели трупы детей, мясо которых одинаково с поросятами;
Село Бартеновка – у гражданина Бартенева Филиппа при обыске обнаружена целая кадка свежего мяса. Бартенев сознался, что на почве голода им зарезан неизвестный мужчина, зашедший к ним переночевать. С трупа снята кожа, и даже очищены кишки для приготовления пищи;
Село Ивановка – одна из гражданок вместе с детьми стала употреблять в пищу труп своего мужа. Когда стали отбирать у них труп, то вся семья, уцепившись за половину уже съеденного трупа, не давали его крича: «Не отдадим, съедим сами, он наш собственный, этого у нас никто не имеет права отобрать».
Самарская губерния, житница России, превращается в пустыню. Пешее движение по уезду становится рискованным, так как нет никаких гарантий не быть зарезанным и съеденным или в дороге, или на ночлеге в каком-нибудь селе».
В 1922 году голод охватил почти сорок процентов территории страны. Умирали миллионы людей, особенно в деревне. Это была прежде всего трагедия крестьянства. И если страна пережила голод, то тоже только благодаря самоотверженности крестьянина.
«У большинства крестьян, – докладывал из города Пугачева уполномоченный по борьбе с голодом, – имеются тенденции сохранить какой-либо скот, даже в ущерб себе, дабы весной была возможность хоть что-нибудь да посеять. Крестьянин, имея лошадь или даже корову, умирая сам с голоду, сохраняет их, а не режет себе в пищу, в надежде, что кто-либо останется до весны в живых и сколько-нибудь посеет».
Вернувшийся из Самары Антонов-Овсеенко лучше столичных бюрократов представлял себе тяжелую ситуацию в стране. Он ввязался во внутрипартийную дискуссию и поддержал Троцкого, призывавшего вернуться к демократическим началам. Это стоило Антонову-Овсеенко карьеры.
Они с Дзержинским дружили почти двадцать лет. Но теперь пути старых друзей разошлись. Главный чекист принял сторону Сталина.
Феликс Эдмундович, конечно же, тоже получал донесения о масштабах голода в стране, но озаботился положением не голодающих крестьян, а своего аппарата. Дзержинский обратился к наркому труда Василию Владимировичу Шмидту:
«Наши ответственные работники-коммунисты не могут свести концы с концами при том максимуме жалования, которое для них установлено, и при тех вычетах, которые приходится делать, особенно тогда, когда в семье нет других трудоспособных и имеющих самостоятельный заработок членов. Я лично свожу концы с концами, ибо обеды с ужинами и квартира очень дешево в Кремле расцениваются, и притом жена тоже зарабатывает при одном ребенке. Кроме того, нет расходов на передвижение. Но я знаю, что некоторые члены коллегии наркомата путей сообщения бедствуют.
Мне кажется, что необходимо этим вопросом заняться: или поднять партмаксимум (то есть жалованье), или запретить производить всякие вычеты, которые поглощают немалую часть жалованья».
Обращение Дзержинского не пропало втуне. Меры были приняты. В самые трудные годы советская власть организовала своим вождям усиленное питание. Пайки для руководящего состава все увеличивались и увеличивались. Но переедание тоже вредно, тем более для таких тяжелых сердечников, как Дзержинский. От обильной еды он располнел и обрюзг.
Военная контрразведка, которой руководил Генрих Григорьевич Ягода, обходилась казне недешево.
«В среднем на губернский Особый отдел приходилось по 25 агентов, каждому ежемесячно платили оклад, – отмечает калининградский историк Андрей Сергеевич Соколов. – Дополнительно выделялись деньги по наблюдению, командировкам агентуры и содержанию конспиративных квартир. Кроме того, отдельной строкой расходов проходили суммы на содержание осведомителей. Агентурные расходы включали в себя: “разъезды по городу”; командировки агентов; расходы по наблюдению не только в городе, но и в местах командировки (в театрах, кафе), получение различного рода справок; содержание “конспиративных квартир”».
Деньги обесценивались, поэтому, отмечает Александр Соколов, «дошло до того, что летом 1921 года для непосредственного товарообмена на вольном рынке чекистам выдавали шелк, пуговицы, мужские и женские шарфы, наперстки и т. п.».
Феликс Эдмундович нервничал, опасался, что созданное им ведомство вообще распустят. Он затеял объединение местных чрезвычайных комиссий и особых отделов, которые занимались военной контрразведкой и охраной границ. Обе системы существовали раздельно, гражданские и военные чекисты соперничали и друг другу не доверяли.
«Особый отдел Киевского военного округа вел наблюдение и следствие за сотрудниками губчека, – возмущался Дзержинский. – Это недопустимо… Прошу дать циркулярное разъяснение всем особым отделам, что они не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить председателю чека и парткому, дело препровождать в Центр».
25 декабря 1921 года он предупреждал начальника украинских чекистов Василия Манцева:
«Я боюсь, что раздельное существование Чрезвычайных Комиссий и Особых отделов при отсутствии внешних фронтов доведет до драки и упадка. Ужасно туго идет объединение, товарищи все друг друга лучше – особотделисты и вечекисты. А если объединения не произойдет, упразднят нас быстрее, чем это нужно. Сейчас положение такое, что какой-нибудь инцидент, даже мелкий, может вызвать крупные последствия. Каждый “обиженный” станет “обличителем”».
Некоторые руководители партии и государства полагали, что после Гражданской войны чрезвычайщина не нужна, от услуг чекистов можно отказаться, а преступниками займутся милиция и прокуратура.
В конце 1924 года работу чекистов на заседании политбюро критиковал главный редактор «Правды» и, говоря словами Ленина, любимец партии Николай Иванович Бухарин.
Беженцы из голодных сел во время привала. Поволжье. 1921. [РГАКФД]
В 1922 году, после Гражданской войны, голод охватил почти сорок процентов территории страны. Умирали миллионы людей, особенно в деревне. Это была трагедия прежде всего крестьянства
Беженцы из голодных сел на одной из волжских пристаней.
Поволжье. 1921. [РГАКФД]
Дзержинского на заседании не было. Бухарин написал ему личное письмо:
«Чтобы у Вас не было сомнений, милый Феликс Эдмундович, прошу Вас понять, что я думаю. Я считаю, что мы должны скорее переходить к более “либеральной” форме Советской власти: меньше репрессий, больше законности, больше обсуждений, самоуправления…
Поэтому я иногда выступаю против предложений, расширяющих права ГПУ. Поймите, дорогой Феликс Эдмундович (Вы знаете, как я Вас люблю), что Вы не имеете никакейших оснований подозревать меня в каких-либо плохих чувствах и к Вам лично, и к ГПУ как к учреждению. Вопрос принципиальный, вот в чем дело…