Среди сотрудников – массовое дезертирство. Ни увещевания, ни аресты недействительны для разбегающихся, т. к. остаться для них – иногда буквально голодная смерть. Такое положение не исключает и партийных, которые, оставаясь козлами отпущения, идут на все ухищрения, не останавливаясь даже перед уходом из партии, лишь бы не служить в органах ГПУ. Среди остающихся – деморализация, взяточничество и другие цветы, вырастающие пышно на этой почве.
В подтверждение действительной грозности положения, привожу выписку из письма тов. Уншлихта: «Лучшие работники от нас бегут. Работают в постоянном напряжении. С бандами справиться не могут. Говорил с нашим транспортником, рабочим, хорошим партийным товарищем, все время гражданской войны сражающимся на фронте, он мне с горечью заявил: “Не думайте, что при таком положении вещей можно работать на совесть, нет, теперь работают за страх”. Этот человек говорил искренне. Взяточничество или честность из-за страха попасться».
А вот еще выписка из письма тов. Нацаренуса: «Госснабжение выдается неаккуратно, подчас то, что выдается, – гнилое и испорченное. Обмундирования нет, нет шинелей, сапог, дров. Такое положение толкает ко взяткам. Надо принять меры, чтобы остановить начавшуюся деморализацию».
Представитель Украины, донося о ничтожности, мизерности пайкового и денежного довольствия сотрудников ГПУ, сообщает: «День за днем приближается катастрофа, сулящая развалить некогда сильный аппарат».
Таково положение. Спрашивается, какова вообще может быть продуктивность работы, если учреждение не имеет, чем платить даже за помещение, и располагается чуть ли не в сарае, как, например, Калмыцкий губотдел, или нужно представить себе условия работы в таких губотделах, как Уральский или Особотдел Восточно-Сибирского округа, где удаленность пунктов друг от друга равняется иногда 500–600 верст, а учреждения лишены возможности приобрести транспорт, и сотрудники вынуждены делать по 60-100 верст пешком.
Я мог бы еще упомянуть Кубано-Черноморский отдел, где условия работы чрезвычайно тяжелы /свирепствует малярия/, а сотрудники по четыре месяца не получают жалования. Руководитель этого Губотдела, указывая на поголовное дезертирство, заявляет, что через два месяца он останется один.
Карельский губотдел сообщает, что у них не только нет обмундирования, продовольствия, но нет даже необходимых канцелярских принадлежностей. Работа стоит. Сотрудники заняты в поисках за куском хлеба».
Дзержинский и Ягода доказывали руководству страны, что, несмотря на нехватку средств, необходимо позаботиться о ведомстве госбезопасности. Генрих Григорьевич был главным ходатаем чекистских дел. Он хорошо разбирался в том, как функционирует советский политический механизм, знал, от кого зависит успешное прохождение бумаги по длинной бюрократической цепочке.
Ягода отправил в ЦК и Совнарком подробную докладную записку:
«Постановлением Политбюро образована комиссия, коей поручено в целях возможного сокращения ассигнований на расходы Государственного Политического Управления в 1923/1924 бюджетном году представить свои соображения о возможности сокращения аппарата ГПУ.
В настоящее время аппарат ГПУ:
33 152 гласных сотрудника,
12 900 секретных /штатных/ сотрудников,
74 777 войск/территориальные, пограничные и конвойные/.
Последнее сокращение на 40 процентов было вызвано исключительно необходимостью улучшить материальное положение сотрудников, до того времени находившихся в несравненно худших условиях против сотрудников остальных госучреждений.
Столь значительное сокращение, произведенное в целях поднятия заработной платы, не отразилось на ходе работы ГПУ лишь только потому, что сокращая число сотрудников, Госполитуправление главным образом обратило внимание на качественный подбор остающихся в штате, вследствие чего и удалось со свернутым штатом, несмотря на перегруженность работой, выполнить все задания, возложенные на ГПУ законодательными и высшими органами.
За период 1921—22–23 гг. штатное количество секретных сотрудников сократилось на 80 процентов. Кроме того, ОГПУ необходимо располагать суммами на содержание конспиративных квартир, пополнение и содержание секретного гардероба, расходы по информации».
Руководители Лубянки в ту пору старательно избегали критики со стороны партийных товарищей – не хотели подставляться. Одергивали слишком рьяных, призывали учитывать ситуацию.
Заместитель председателя ОГПУ Ягода инструктировал начальников управлений и отделов:
«За последние месяцы одновременно с увеличением числа арестовываемых по разработкам участились случаи, после более или менее продолжительной сидки, освобождения заключенных за отсутствием состава преступления. Это заставляет полагать иногда, что принятие такой крайней меры, как заключение под стражу, не всегда целиком продумано и действительно необходимо.
1. У значительного числа дел срок следствия принимает крайне затяжной характер путем испрашивания ходатайств у ЦИКа СССР о продлении срока содержания под стражей свыше декретированных 2-х месяцев /ЦИК почти никогда не отказывает, доверяя ОГПУ/.
Некоторые арестованные, таким образом, содержатся по 4–5 месяцев и получают иногда сравнительно легкое наказание, как высылка с места жительства или даже, в некоторых случаях, выходят на свободу с прекращением их дела. Конечно, длительное содержание под стражей бывает необходимо и крайне нужно. Но когда оно приобретает характер постоянства-системы, приходится придти к заключению, что следственные моменты у начальников отделов не вызывают нужной им внимательности, и, отходя на задний план, целиком поглощаются вполне понятными агентурными разработками и желанием возможно полного физического истощения противника.
2. Зачастую не соблюдаются формальные стороны следствия: не предъявляются вовремя обвинения, отсутствует постановление об избрании меры пресечения и проч. На этой почве приходится очень часто объясняться с прокуратурой, и совершенно ненужно могут обостриться взаимоотношения с ней.
Напоминая, что система карательной политики ОГПУ, выдержанность и последовательность ее имеют совершенно очевидное для всех громадное политическое значение, и что непродуманные скороспелые аресты лиц, которых потом мы же сами вынуждены освобождать за бесцельностью дальнейшего их содержания, и длительность следствия в тех случаях, когда оно безболезненно для дела может быть гораздо быстрее окончено – подрывают установившийся авторитет ОГПУ и дают пищу к широким кампаниям о “массовых арестах” рабочих, студентов и интеллигенции – “Социалистическому вестнику” и ему подобной враждебной нам печати, поэтому:
1) Категорически подтверждаю к исполнению, что каждый начальник отдела, отвечая за целесообразность ареста, обязан доложить мне сам, или, только в крайнем случае, передоверив начальнику отделения или уполномоченному, о причинах ареста того или иного лица или группы.
2) Строго следить за исполнением формальных сторон следственного производства.
3) Срок следствия свыше 2-х месяцев допускать только при наличии особых на то соображений, предупредив следователей, что задержка следствия, вызванная небрежным или халатным к нему отношением, повлечет тяжелую для них ответственность.
4) Обязать секретарей отделов представлять за подписью своих начальников секретарю коллегии ежемесячную ведомость движения по отделу арестованных, с указанием даты ареста, времени предъявления обвинения, избрания меры пресечения и времени решения по делу».
В ведомственных стычках Дзержинский неизменно выходил победителем. Даже недовольство партийных начальников ему было неопасно, хотя он должен был реагировать на критику.
Руководители Лубянки бдительно следили за тем, чтобы никто не покушался на полномочия их ведомства. В конце 1924 года Малый Совнарком (правительственная комиссия, занимавшаяся относительно мелкими вопросами) решил передать борьбу с изготовлением фальшивых денег уголовному розыску.
Постановление Оргбюро ЦК РКП(б) об утверждении коллегии ГПУ в составе Ф.Э. Дзержинского, И. С. Уншлихта, В.Р. Менжинского, ГГ Ягоды, Я.Х. Петерса, Г.И. Бокия, В.Н. Манцева, С.А. Мессинга и Ф.Д. Медведя. [13 июня 1922]. [РГАСПИ]
Чекисты решение опротестовали.
Заместитель председателя ОГПУ Ягода 2 марта 1925 года подписал удостоверение начальнику экономического управления Зиновию Борисовичу Кацнельсону:
«Дано сие тов. Кацнельсону в том, что он является представителем от ОГПУ на заседание Совета Народных Комиссаров РСФСР по вопросу “протест ОГПУ на постановление Малого Совнаркома от ЗО/ХП-24 г. по вопросу о передаче всего дела по борьбе с фальшивомонетчиками из ОГПУ в ведение Уголовного розыска”, имеющее быть 6/III-1925 года».
8 марта 1925 года Дзержинский обиженно писал члену политбюро Григорию Евсеевичу Зиновьеву, который после смерти Ленина считался лидером партии:
«Для ОГПУ пришла очень тяжелая полоса. Работники смертельно устали, некоторые до истерии. А в верхушках партии известная часть начинает сомневаться в необходимости ОГПУ (Бухарин, Сокольников, Калинин, весь наркомат иностранных дел)».
Глава десятаяНэп и нэпманы
Неприятным испытанием для Дзержинского, Менжинского, Ягоды стал внезапный переход к новой экономической политике в марте 1921 года. Нэп спас страну от голода, помог восстановиться после разрушения экономики во время революции и Гражданской войны. Но при этом нэп показал ненужность органов советской власти. Дзержинский, Менжинский, Ягода считали нэп бедствием и всячески с ним боролись…
Обосновавшись в бывшем загородном имении московского градоначальника в Горках, Владимир Ильич Ленин отправился на охоту. Проезжая по аллее, увидел женщин, собиравших грибы. Глава правительства любезно поздоровался и поинтересовался:
– Есть грибы?
– Нет, батюшка, как коммунисты появились, так грибы как сквозь землю провалились.
Ленин ничего им не ответил, а потом сокрушался: