з правительства.
Вдова одного ссыльного эсера вспоминала о нем:
«Илья Майоров был сыном крестьянина, родился в деревне. В сельской школе учительница обратила внимание на способного и умного ученика и постепенно, в течение трех лет, медленно, но старательно уговаривала его отца отдать мальчика в гимназию… Отец согласился, наконец, с уговорами учительницы и свез мальчика в город, но твердо заявил ему, чтобы тот “сам думал о жизни” и чтобы постарался как можно скорее начать зарабатывать на себя».
Но для советских вождей все эсеры, крестьянские защитники, теперь шли по списку злейших врагов. Тем более что они помнили: до революции партия эсеров взяла на вооружение тактику индивидуального террора.
Генрих Ягода информировал вождя:
«Во время нахождения указанных лиц в совхозе неоднократно наблюдались случаи нападения на совхоз /стрелявшие не обнаружены/. Нападение повторилось в ночь с 17 на 18 октября с. г.: неизвестными лицами произведены выстрелы в часового, и по расследованиям оказалось, что пуля застряла в крыше. Во время первого нападения при перестрелке был прострелен полушубок и сбиты часы с руки коменданта совхоза. Всего было пять-шесть случаев нападения на совхоз.
М.А. Спиридонова. Петроград. 1917. [РГАКФД]
Вождь левых эсеров Мария Спиридонова, которую в 1917 году называли самой влиятельной женщиной России, практически всю свою взрослую жизнь провела за решеткой. Подчиненные Ягоды считали ее очень опасной
Между тем член заграничной делегации партии социалистов-революционеров Штейнберг в Берлине ведет активную деятельность в смысле организации общественного мнения Западной Европы вокруг вопроса об освобождении из заключения Спиридоновой, результатом чего явилась телеграмма “Лиги защиты прав человека в Париже” на имя совправительства с ходатайством об освобождении Спиридоновой и др. и предоставления им возможности выехать за границу.
Постановлением Особого совещания при коллегии ОГПУ заключенные в совхозе “Воронцово” Спиридонова, Измайлович и Майоров были назначены для отбывания оставшегося срока наказания к заключению в суздальский концлагерь. Перечисленные арестованные обратились с заявлением в ОГПУ, в котором, отказываясь от поездки в Суздаль /“Собачий куток”/ просили послать всех вместе в ссылку или заключить их в любой централ.
Особое совещание при коллегии ОГПУ постановило перевести всех в Бутырскую тюрьму для отбывания остающегося срока наказания. Постановление это было приведено в исполнение, арестованные помещены в особом коридоре.
Спиридонова, Измайлович и Майоров обратились в ОГПУ с новым заявлением, в котором протестуют против перевода их в Бутырскую тюрьму, требуют под угрозой объявления голодовки исполнения первоначального постановления ОГПУ о высылке их в одно место. Свою угрозу Спиридонова, Измайлович и Майоров приводят в исполнение 20/ XII с. г., с какого числа они и голодают.
ОГПУ считает возможным высылку всех троих в один из городов Туркестана, не стоящих на железной дороге».
Мария Спиридонова вышла замуж за товарища по партии Илью Майорова. Родила сына. В 1930 году ей разрешили лечиться в Ялтинском туберкулезном санатории – под присмотром местного отдела ОГПУ. Но с каждым годом положение Спиридоновой ухудшалось. Ее выслали в Самарканд. Оттуда вместе с мужем перевели в Башкирию. Она работала экономистом в кредитно-плановом отделе Башкирской конторы Госбанка. И наконец последний арест – в феврале 1937 года. Это уже после Ягоды. Тяжело больной женщине предъявили нелепое обвинение в подготовке терактов против руководителей советской Башкирии.
2 мая 1937 года следователь Башкирского республиканского НКВД написал рапорт своему начальнику:
«Во время допроса обвиняемой Спиридоновой М.А. последняя отказалась отвечать на прямые вопросы по существу дела, наносила оскорбления по адресу следствия, называя меня балаганщиком и палачом… При нажиме на Спиридонову она почти каждый раз бросает по моему адресу следующие эпитеты: “хорек, фашист, контрразведчик, сволочь” – о чем и ставлю вас в известность».
Приговор – 25 лет. Держали ее в Орловской тюрьме. Здесь провели остаток жизни многие лидеры эсеров, причем в неизмеримо худших условиях, чем те, что существовали в царских тюрьмах.
Эсеры особенно болезненно воспринимали покушение на их личное достоинство. В царских тюрьмах многие совершали самоубийство в знак протеста против оскорблений. В революционные годы, пока была на свободе, Спиридонова не расставалась с браунингом, готовая пустить его в ход для самообороны. Как-то призналась:
– Не могу допустить, чтобы кто-то на меня замахивался.
Она не выносила не только прямого насилия над собой, но и даже грубого прикосновения к своему телу. Однако же в сталинских застенках Марию Спиридонову сознательно унижали:
«Бывали дни, когда меня обыскивали по десять раз в день. Обыскивали, когда я шла на оправку и с оправки, на прогулку и с прогулки, на допрос и с допроса. Ни разу ничего не находили на мне, да и не для этого обыскивали. Чтобы избавиться от щупанья, которое практиковалось одной надзирательницей и приводило меня в бешенство, я орала во все горло, вырывалась и сопротивлялась, а надзиратель зажимал мне потной рукой рот, другой притискивал к надзирательнице, которая щупала меня и мои трусы; чтобы избавиться от этого безобразия и ряда других, мне пришлось голодать, так как иначе просто не представлялось возможности какого-либо самого жалкого существования. От этой голодовки я чуть не умерла».
Жалобы были бесполезны. Никто не собирался их выслушивать. Когда началась война, немецкие войска наступали, Сталин велел наркому внутренних дел Лаврентию Берии уничтожить «наиболее опасных врагов», сидевших в тюрьмах.
Берия завершил начатое Ягодой.
6 сентября 1941 года нарком представил вождю список. Придумал обоснование – расстрелять «наиболее озлобленную часть содержащихся в местах заключения государственных преступников, которые готовят побеги для возобновления подрывной работы». Сталин в тот же день подписал совершенно секретное постановление Государственного комитета обороны: «Применить высшую меру наказания – расстрел к ста семидесяти заключенным, разновременно осужденным за террор, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу. Рассмотрение материалов поручить Военной Коллегии Верховного Суда».
Постановление ГКО поступило в Военную коллегию. Приговоры оперативно оформили за один день. Всех перечисленных Берией заочно признали виновными по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР, параграф 10, часть вторая (пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений в военной обстановке), приговор – расстрел.
11 сентября 1941 года чекисты расстреляли 157 политзаключенных Орловского централа. Обреченных вызывали по одному. Запихивали в рот кляп и стреляли в затылок. Тела на грузовиках вывезли в Медведевский лес и закопали.
Это уже были старики и старухи, измученные многолетним заключением. Посадили их еще при Ягоде. Но Сталин все равно их боялся. Видные в прошлом революционеры, несколько десятков немцев-коммунистов и других политэмигрантов.
Среди них была и легендарная Мария Спиридонова. Она потеряла все, включая свободу, поскольку в 1918 году выступила против сотрудничества с Германией, но ее уничтожили из опасения, что она перейдет на сторону немцев!
Глава двенадцатаяДипломаты и соседи
В 1920-е годы сформировалась советская внешняя разведка, которая станет в предвоенной Европе самой мощной и изобретательной службой. Она не только собирала информацию, но и ликвидировала врагов. Это предопределило сложный характер взаимоотношений разведчиков и дипломатов. Ягоде предстояло и отстаивать интересы службы, и решать, кто сможет поехать за границу, а кому будет отказано.
Записка В.А. Балицкого и А.Х. Артузова И.В. Сталину о подготовке французским генштабом интервенции против СССР.
19 марта 1932. [РГАСПИ]
Записку ИНО ОГПУ Сталин захотел сохранить и пометил словами «Мой архив»
Сообщение из Улан-Батора о контрреволюционном заговоре в Кентейском аймаке. 27 июля 1933. [РГАСПИ]
В апреле 1920 года внутри Особого отдела ВЧК, которым руководил Генрих Ягода, появилось новое подразделение – Иностранный отдел. В разработанной для ИНО инструкции говорилось, что в каждой стране, где откроется дипломатическое или торговое представительство Советской России, будет создана и резидентура разведки. Причем разведчики займут официальное положение в представительстве, но только главу миссии поставят в известность, кто из его подчиненных на самом деле резидент.
После окончания Гражданской войны у чекистов появились новые заботы и новые интересы. На очереди – мировая революция. В политбюро хотели знать, что происходит в других странах: не готовятся ли они напасть на Россию и не созрели ли для народного восстания?
20 декабря 1920 года Дзержинский подписал знаменитый приказ № 169:
«1. Иностранный отдел Особого Отдела ВЧК расформировать и организовать Иностранный Отдел ВЧК.
2. Всех сотрудников, инвентарь и дела Иностранному Отделу 00 ВЧК передать в распоряжение вновь организуемого Иностранного отдела ВЧК.
3. Иностранный Отдел ВЧК подчинить Начальнику Особотдела тов. Менжинскому».
Так появилась внешняя разведка, но пока что она оставалась под контролем особистов, Менжинского и Ягоды.
Чекисты считали первейшим долгом присматривать за дипломатами. 26 марта 1921 года провели совещание о работе наркомата иностранных дел. Присутствовали: Менжинский и Ягода, а также первый начальник Иностранного отдела ВЧК Яков Христофорович Давыдов, особоуполномоченный Особого отдела Соломон Григорьевич Могилевский (он вскоре станет руководителем внешней разведки), управляющий делами наркомата иностранных дел Павел Петрович Горбунов и Рубен Павлович Катанян.