На следующий год Рубен Катанян отправится генеральным консулом в Берлин, а когда вернется, его сделают помощником прокурора РСФСР и заведующим подотделом надзора за органами следствия и дознания ОГПУ. И он много лет будет в прокуратуре присматривать за специальными делами, то есть за работой госбезопасности.
Совещание пришло к выводу:
«Признать необходимым образование комиссии по обследованию постановки дела в НКИД в числе 5 человек, назначенной ЦК РКП. Просить тов. Дзержинского провести через ЦК РКП образование этой комиссии.
Образовать комиссию в составе т.т. Давыдова, Могилевского и Ягоды для разработки плана работ комиссии по НКИД в трехдневный срок».
Иначе говоря, чекисты просили доверить им проверку дипломатов. И проверяли. И докладывали, кого можно выпускать за границу, а кого нельзя – сбегут! Исходили, видимо, из того, что советский человек при первой же возможности убежит от советской власти… Поэтому разрешение поехать за границу стало признаком высшего доверия.
18 июня 1922 года Ягода обратился к Сталину:
«Прилагая при сем список едущих в составе делегации на Гаагскую конференцию, ГПУ не может не обратить внимания на нижеследующее: из тринадцати сотрудников делегации шесть беспартийных, двое сомнительных коммунистов, а именно: Б.Е. Штейн – член РКП с 1921 года (бывший меньшевик, переведенный при очистке партии в кандидаты), занимает должность генерального секретаря делегации; И.М. Майский – член РКП с 1921 года (бывший меньшевик и колчаковский министр), и только четыре члена партии, не вызывающих никаких сомнений.
Указанный состав делегации, с точки зрения разведки, представляет собой среду, чрезвычайно облегчающую проникновение враждебного РСФСР шпионажа в состав делегации, не представляя в то же время достаточных опорных пунктов для установления нашей разведки».
Среди тех, кого Ягода не хотел пускать за границу, два будущих посла, которые войдут в историю отечественной дипломатии, – Борис Ефимович Штейн и Иван Михайлович Майский. Штейн в 1930-е годы представлял страну в Финляндии и фашистской Италии, потом преподавал в Высшей дипломатической школе. Майский работал в Японии, Финляндии, десять с лишним лет являлся полпредом в Англии, затем его назначили заместителем наркома иностранных дел.
Здание наркомата иностранных дел на Кузнецком мосту находилось рядом с ведомством госбезопасности. Дипломаты именовали чекистов соседями. Это укоренилось. И в центральном аппарате МИД, и в любом посольстве разведчиков называли соседями. Но отношения между ними соседскими не назовешь.
Советской дипломатией 12 лет руководил родовитый дворянин Георгий Васильевич Чичерин. Он стал вторым после Троцкого наркомом иностранных дел и первым профессионалом на этом посту. Идеалист, глубоко преданный делу, он был трагической фигурой, не приспособленной для советской жизни.
Георгий Васильевич прекрасно знал Европу, говорил на основных европейских языках и уже в солидном возрасте приступил к изучению древнееврейского и арабского языков. У него имелся опыт работы в царском министерстве иностранных дел.
Но среди старых большевиков его назначение вызвало недовольство – члены первого состава Совнаркома были людьми с большим партийным весом, а Чичерина в партии мало знали. Партийная верхушка так и не избавилась от пренебрежительного и высокомерного отношения к Чичерину.
Сквер на улице Воровского. В центре – здание Народного комиссариата иностранных дел. Москва. 1928–1935. [РГАКФД]
Здание наркомата иностранных дел на Кузнецком мосту находилось рядом с ведомством госбезопасности.
Дипломаты именовали чекистов «соседями»
Двенадцать лет советской дипломатией руководил родовитый дворянин Георгий Чичерин. Он вел бесконечные споры с чекистами Ягоды
Х.Г. Раковский и ГВ. Чичерин. [РГАСПИ]
Георгий Васильевич здраво судил о происходящем, но прислушивались к его мнению не всегда. С Лубянкой нарком Чичерин находился в состоянии постоянного конфликта. Поначалу были те, кто его поддерживал.
В октябре 1921 года нарком по иностранным делам пожаловался на необоснованный арест важного немецкого гостя. Чичерина поддержал влиятельный в ту пору Троцкий, и политбюро постановило: «Строжайше наказать тех ответственных чекистов, которые помимо т. Чичерина произвели обыск и арест».
23 октября 1923 года он обратился к Ленину:
«Многоуважаемый Владимир Ильич!
Поддержка хороших отношений с Турцией положительно невозможна, пока продолжаются нынешние действия особых отделов и вообще чекистов на Черноморском побережье. С Америкой, Германией и Персией уже возник из-за этого ряд конфликтов… Третьего августа в Армавире агенты ВЧК арестовали дипломатического курьера турецкого посольства Феридун-бея и вскрыли печати его дипломатических вализ, причем обращались с ним самым недопустимым образом. Еще худшему обращению подвергся ранее там же сотрудник турецкого посольства Иззет-Измет.
Я официально писал об этом в ВЧК, много раз говорил об этом с тов. Давтяном, но до сих пор не получено никакого ответа. Тамошние органы ЧК, по-видимому, не обращают никакого внимания на Центр и даже не удостаивают его ответа. ВЧК даже не известила меня о дальнейшем ходе этого дела.
С Германией уже был у нас крупный скандал вследствие обыска, произведенного насильственным образом Новороссийским особым отделом в море на германском судне, с которого наши чекисты вопреки протесту немцев сняли некоторых пассажиров. Правительству пришлось извиняться перед Германией, к чему тамошние чекисты совершенно равнодушны…
Со стороны турок ко мне все время поступают жалобы на беспардонное хозяйничанье особых отделов и вообще чекистов в Туапсе, на обыски военных судов, стрельбу в турецкие суда и самое недопустимое отношение к турецким должностным лицам, в особенности к турецкому консулу в Туапсе…
Турецкий посол много раз указывал мне в самой настоятельной форме на то, что обобранные до нитки нашими чекистами турецкие купцы, возвращаясь в Малую Азию, распространяют там самую недобрую славу про Советскую Россию…
Черноморские чекисты ссорят нас по очереди со всеми державами, представители которых попадают в район их действий. Политически невоспитанные агенты ЧК, облеченные безграничной властью, не считаются ни с какими правилами».
Ленин, в отличие от своих наследников, к ведомству госбезопасности относился без особого уважения. На следующий же день Владимир Ильич ответил:
«Тов. Чичерин! Вполне с Вами согласен. Вы виноваты в слабости. Надо не “поговорить” и не только “написать”, а предложить (и надо вовремя это делать, а не опаздывать) политбюро:
1) послать по соглашению с НКИД архитвердое лицо,
2) арестовать паршивых чекистов и привезти в Москву виновных и их расстрелять.
Ставьте это в политбюро на четверг…
Надо уметь двигать такие дела побыстрее и поточнее. Горбунов должен вести это; он должен отвечать за это, а мы Вас всегда поддержим, если Горбунов сумеет подвести под расстрел чекистскую сволочь».
27 октября политбюро обсудило этот вопрос. Решение сформулировал Троцкий:
«а) Затребовать от ВЧК текст тех инструкций, какие даны органами ВЧК, особенно в портовые и пограничные города, относительно иностранцев. Обязать тт. Троцкого и Сталина ознакомиться с этими инструкциями.
б) Через посредство авторитетной комиссии (или отдельного лица), которая должна выехать на место, привлечь к суровой ответственности те местные чекистские органы, которые не выполняют эти инструкции и руководствуются методами восемнадцатого года».
Но ни вмешательство Ленина, ни решение политбюро Чичерину не помогли. Стычки между наркоматом иностранных дел и госбезопасностью возникали на каждом шагу. Лишь иногда Чичерину удавалось договариваться с чекистами.
22 июня 1922 года политбюро утвердило соглашение между наркоматом иностранных дел и ГПУ:
«1. ГПУ не принимает никаких репрессивных мер по отношению к членам иностранных миссий, пользующихся иммунитетом без предварительного соглашения с одним из членов коллегии НКИД. Постановление распространяется не только на аресты, но также на обыски, посещения агентами ГПУ квартир, задержание на улице или где бы то ни было.
2. В отношении других сотрудников иностранных миссий, не пользующихся формально дипломатическим иммунитетом, ГПУ не принимает репрессивных мер, указанных в пункте 1, иначе как с ведома одного из членов коллегии НКИД».
Но постановление не исполнялось, чекисты арестовывали иностранцев, не ставя в известность дипломатов.
10 декабря 1925 года политбюро вновь вернулось к этому вопросу:
«а) Признать необходимым оставить в силе старый порядок, предусматривающий согласование ОГПУ с НКИД вопросов, касающихся арестов иностранцев.
б) Обязать НКИД давать ответы ОГПУ по указанным вопросам не позднее чем в 24-часовой срок.
в) Обязать ОГПУ предоставлять НКИД все необходимые материалы, сообщая их персонально Наркому или его заместителю, с полной гарантией сохранения их конспиративности».
Политбюро не один раз создавало комиссии для разрешения споров между дипломатами и чекистами. В конце концов аппарат ЦК принимал сторону чекистов.
В конце 1923 года секретная экзаменационно-проверочная комиссия ЦК провела массовую чистку наркомата иностранных дел, убирая всех «неблагонадежных». Комиссия рекомендовала ЦК ввести чекистов в штат загранучреждений для «внутреннего наблюдения» за дипломатами и их семьями. Такая практика прижилась.
Ведомство Чичерина пыталось поладить с иностранцами и расположить их к Советской России. Чекисты же исходили из того, что все приезжающие в страну иностранцы, особенно дипломаты, – шпионы, и церемониться с ними незачем. Иностранцы находились под неусыпным наблюдением.
Когда чекисты арестовали сотрудника наркомата иностранных дел, а Генрих Ягода даже не счел нужным сообщить об этом Чичерину, тот в полном отчаянии написал Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому: