Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности — страница 30 из 105

28 июня 1921 года начальник Иностранного отдела ВЧК Яков Давыдов написал секретарю ЦК Вячеславу Молотову:

«В ИноВЧК в настоящее время имеются заявления ряда литераторов, в частности Венгеровой, Блока, Сологуба – о выезде за границу.

Принимая во внимание, что уехавшие за границу литераторы ведут самую активную кампанию против Советской России и что некоторые из них, как Бальмонт, Куприн, Бунин, не останавливаются перед самыми гнусными измышлениями – ВЧК не считает возможным удовлетворять подобные ходатайства.

Если только у ЦК РКП нет особых соображений, чтобы считать пребывание того или иного литератора за границей более желательным, чем в Советской России – ВЧК со своей стороны не видит оснований к тому, чтобы в ближайшем будущем разрешать им выезд».

Запретив согражданам уезжать из страны, для себя начальство сделало исключение. Поездки за границу обрели прежде всего экономический смысл.

Переведенный на дипломатическую работу недавний командующий революционным Балтийским флотом Федор Федорович Раскольников привез Молотову, который был главой правительства все 1930-е годы, подарки: материю на костюм для Вячеслава Михайловича, зеленое спортивное пальто для жены, Полины Семеновны, и детские вещи для дочери Светланы. С восхищением разглядывая вязаный детский костюмчик, Полина Семеновна воскликнула:

– Когда у нас будут такие вещи?

– Ты что, против советской власти? – шутливо перебил ее Молотов.

Но иногда все-таки приходилось советских граждан выпускать за границу. Кто-то из них оставался, и тогда начинали выяснять – а кто разрешил?

31 октября 1928 года Ягода отправил записку своему подчиненному – помощнику начальника отдела политического контроля ОГПУ Сергею Николаевичу Маркарьяну:

«В течение лета уехало за границу очень много артисток, балерин и т. д. Необходимо сейчас проверить, кто вернулся, кто сбежал или не собирается вернуться.

Проверьте, на какие сроки дана виза тем, кто еще не вернулся, и кто за них хлопотал. Т. к., например, из берлинских газет я узнал, что Малиновская осталась в Берлине, а за нее просил ее муж, член ВКП – Малиновский».

Вера Степановна Малиновская была известной киноактрисой. Немецкая кинокомпания в 1928 году предложила ей роль в фильме «Ватерлоо», который снимал кинорежиссер Карл Грюне. Вере Малиновской разрешили командировку в Германию вместе с мужем-летчиком. Она решила не возвращаться.

Остаться за границей – это считалось тяжким преступлением. Поэтому разрешать выезд, то есть принимать на себя ответственность, никому не хотелось. Проще и безопаснее было отказать.

20 сентября 1930 года лично к Генриху Григорьевичу Ягоде обратились знаменитая певица народная артистка республики Антонина Васильевна Нежданова и ее муж дирижер Государственного академического Большого театра профессор Николай Семенович Голованов:

«Просим Вашего разрешения на выезд наш за границу (Италия) на три месяца летнего отпуска. Цель поездки – с одной стороны отдых после необычайно трудной нервной и большой работы сезона, с другой – необходимость для А.В. Неждановой иодисто-бромистого лечения острого гайморита, не подлежащего лечению в течение шести месяцев и мешающего возможности работать по специальности.

Мы не просим ни одной копейки валюты, так как будем жить на даче нашего давнего друга Альберта Коутс по его приглашению, где мы, пользуясь его гостеприимством, жили в 1926 году летом.

После Октябрьской революции мы три раза были отпускаемы за границу в 1922, 1925 и 1926 годах и всегда аккуратно возвращались в срок. В 1929 году весной по приглашению Рижской национальной оперы, междуведомственная комиссия Главискусства отпустила нас на гастроли в Ригу, но мы сами не поехали.

Со своей стороны обязуемся нигде в Европе не гастролировать и вернуться в срок: в Москве остаются наши семьи, и, если потребуется поручительство за нас, таковые представим дополнительно.

В случае положительного ответа на нашу просьбу начнем немедленно хлопоты в официально установленном порядке. Просим рассмотреть нашу просьбу и по возможности не задержать с ответом в связи близкого конца сезона».

Нежданова и Голованов принадлежали к советскому истеблишменту, они пользовались полнейшим уважением высшего советского руководства. Послушать Нежданову приезжали члены политбюро и восторженно ей аплодировали. Но даже им приходилось почтительно просить высочайшего дозволения съездить за границу.

Чекисты занимались и русской эмиграцией.

В результате двух революций и Гражданской войны за границей оказалось минимум два миллиона человек, большинство которых разметало по всей Европе. Русская эмиграция поделилась на тех, кто считал своим долгом продолжать войну против большевиков, на тех, кто решил с ними примириться и подумывал о возвращении на родину, и на тех, кто влачил тяжкое существование далеко от России, не размышляя о большой политике.

Советская Россия эмигрантов назад фактически не приглашала. Только тех, кто публично признавал свою вину, горько каялся в своих ошибках и заблуждениях и безоговорочно принимал советскую власть.

После Первой мировой войны страны-победительницы создали Лигу Наций (предшественница ООН, но с меньшими правами и полномочиями). Лига Наций назначила Фритьофа Нансена, норвежского исследователя Арктики, верховным комиссаром по делам военнопленных. В 1921 году Совет Лиги Наций попросил Нансена принять на себя обязанности комиссара по делам русских беженцев.


Выдача обеда для русских эмигрантов во французском пансионе в Варне. Болгария. 1920-е. [РГАКФД]


В результате двух революций и Гражданской войны Россию покинули миллионы людей, которых разметало по всей Европе


М.И. Калинин и С.М. Буденный. 1920. [ТАСС]


М.И. Калинин и С.М. Буденный на фронте против белого генерала Врангеля в 1920 году. Спустя несколько лет по просьбе Ягоды именно Калинин должен был решить, кому из бывших белых разрешат вернуться в Россию


Генрих Ягода обратился к председателю ВЦИК Михаилу Ивановичу Калинину:

«Препровождая при сем на утверждение Президиума ВЦИК проект краткого положения о порядке репатриации и реэвакуации казачества и частей бывших белогвардейских армий за рубежом, в частности, Врангелевской армии, ГПУ сообщает о современном положении этой работы следующее:

В ближайшее время намечается отправка в Болгарию (в Варну или Софию) и в Константинополь двух комиссий от Лиги Наций по репатриации русских беженцев. В эти комиссии должны войти в качестве полномочных их членов представители РСФСР, персональные кандидатуры которых служат в настоящий момент предметом для обсуждения ГПУ и НКВД.

Главная работа будет сосредоточена в Болгарии, через которую будут направляться также и все лица, подлежащие эвакуации из Константинополя. Здесь они будут подвергаться предварительной фильтровке и направляться затем эшелонами через Варну на основной приемочный пункт в РСФСР – Новороссийск.

Работа по предварительной фильтровке в Болгарии облегчается, между прочим, и тем, что Болгарский отдел охраны общественной безопасности (местная охранная полиция) находится под известным влиянием нашего закордонного аппарата и может до некоторой степени оказать нам в этой области содействие.

Все эшелоны репатриируемых будут до Новороссийска сопровождаться особыми уполномоченными, по указанию которых и будет происходить здесь окончательная проверка и фильтровка пребывающих. Для этого в Новороссийске намечается к созданию специальная приемочная комиссия под председательством местного начальника Губотдела ГПУ, связанного с зарубежными органами через соответствующий закордонный аппарат ИНО ГПУ».

2 октября 1922 года президиум ВЦИК предложения Ягоды одобрил. Годом позже, 30 августа 1923 года, Ягода обратился уже в Совет народных комиссаров:

«Считаясь с необходимостью приема из-за границы 160 000 человек амнистированных бывших участников белогвардейских движений, Совнарком 18 мая с. г. постановил продлить срок существования карантинных пунктов ГПУ впредь “до особого постановления”.

Предполагаемая реэвакуация 160 000 человек в шестимесячный срок не могла быть полностью осуществлена, с одной стороны, в силу различных международных отношений и осложнений в репатриационном вопросе, а с другой – ввиду отпуска средств лишь на прием 50 000 человек.

Из прилагаемых при сем сведений, сообщенных Нарком-инделом, за рубежом в настоящее время находится остаток подлежащих переправе в СССР людских контингентов в количестве 85 000 человек.

Государственное политическое управление полагает, что прием этих 85 000 человек может быть осуществлен в срок не менее одного года. В силу того, что изданными ранее декретами на ГПУ возложена организация приема и водворение на места жительства амнистированных с проведением политической фильтрации и медицинским карантином, ГПУ возбуждает ходатайство об утверждении следующего:

Продлить срок сохранения карантинно-пограничных пунктов ГПУ на годичный срок, т. е. до 1 октября 1924 года, и в связи с этим поручить Наркомфину совместно с Наркомвнуделом внести в Совнарком проект постановления о дополнительном ассигновании кредитов, потребных на расходы по приему из-за границы людских контингентов».

Большая часть тогдашней эмиграции – это бывшие военнослужащие белой армии, в основном офицеры, сравнительно молодые, одинокие и неплохо образованные мужчины. Немногие пытались за границей начать новую жизнь, найти работу, завести семью, интегрироваться в окружающее их общество. В основном жили надеждой на возвращение в Россию и готовы были за это сражаться. Вождем их был генерал Александр Павлович Кутепов, который возглавил Русский общевоинский союз (РОВС), объединивший остатки белой армии, покинувшей родину. Кутепов не смирился ни с поражением белой армии, ни с эмигрантским положением.

В Москве исходили из того, что бывшие офицеры белой армии по-прежнему готовятся к вооруженному выступлению против советской власти. Эмиграция, Русский общевоинский союз считались источником постоянной опасности. Конечно, в 1930-х годах остатки белой армии, рассеянные по Европе, лишь с большой натяжкой можно было рассматривать как непосредственную угрозу для страны.