Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности — страница 77 из 105

Голоса с мест:

– Правильно!

Продолжительные аплодисменты.

Решением политбюро 27 января 1937 года отправили в запас генерального комиссара государственной безопасности Ягоду. Он больше не был защищен своим маршальским званием. Да и останься он генеральным комиссаром госбезопасности, это все равно не спасло бы его от расстрела, как не спасли маршальские звезды Михаила Николаевича Тухачевского.

Драматург Александр Гладков 28 января 1937 года записал в дневнике:

«В газетах сообщается о присвоении Ежову звания Генерального комиссара госбезопасности. Фото Наппельбаума, заметно ретушированное: просто герой-любовник.

И еще на 6-й странице внизу скромно-лаконичное, но сенсационное сообщение под заголовком “Хроника”: “ЦИК СССР постановил Генерального комиссара госбезопасности т. Ягоду Г.Г. перевести в запас”… Скорее всего, это еще одна ступень лестницы, которая ведет в лубянский подвал».

Через день Гладков пометил в дневнике:

«Много разговоров и слухов вокруг опалы Ягоды. Уже говорят об его аресте, хотя то, что он назван в заметке “т.”, т. е. “товарищем”, это опровергает. Мы научились расшифровывать все подобные нюансы».

23 февраля 1937 года в Москве начал работу печально известный февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б), который обосновал необходимость большого террора.

Сталин выступил с докладом «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников».

Он подвел идеологическую базу под террор:

– Чем больше мы будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее они будут идти на острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последнее средство «обреченных».


Н.И. Ежов, И.В. Сталин, М.И. Калинин, А.И. Микоян, А.А. Андреев, Л.М. Каганович и др. 1 мая 1937. [РГАСПИ]


Ежов понравился Сталину своей невероятной исполнительностью. Всем казалось, что Николай Иванович – главный сталинский любимец. Но любовь вождя не бывала долговечной


На пленуме объединили всех мнимых врагов – троцкистов, зиновьевцев, правых, подлежащих уничтожению, потому что новый нарком внутренних дел Ежов, выступая, сказал, что Бухарин и Рыков собирались убить Сталина.

Генрих Ягода попросил слова и получил его на третий день работы пленума. Он обрушился на Алексея Ивановича Рыкова, которого сменил в наркомате связи:

– Рыков здесь сказал, что он честно работал в наркомате связи. Я сейчас расскажу, как он «честно» работал в этом важнейшем наркомате. Вся его деятельность полностью соответствовала платформе контрреволюционной борьбы с советской властью. Нет ни одного наркомата в таком разваленном виде, как наркомат связи. Только враг, только хитрый и злостный враг, каким является Рыков, мог довести связь нашей страны до такого состояния, когда она не может обеспечить важнейших интересов обороны и не в состоянии обслужить население в мирное время. Рыков очень хитро вел свою линию – два миллиона жалоб на наркомат связи. Приблизительно 70–80 миллионов человек в нашей стране соприкасаются с органами связи, с почтой, телеграфом, телефоном, – но дело было поставлено таким образом, что все эти элементы связи вызывали только раздражение населения.

В зале раздались голоса:

– Правильно!

– Рыков и Бухарин, уличенные и припертые к стене, – продолжал Ягода, – вы, злейшие враги партии, пытаетесь опорочить следствие и показания своих же единомышленников и этим самым продолжаете и здесь, на пленуме, свою борьбу с партией и советской властью. Товарищ Молотов вскрыл и разоблачил их маневры, которые сводились к тому, чтобы дать сигнал оставшимся на воле своим соучастникам контрреволюционных дел к продолжению борьбы с партией. Вам, Бухарин, Рыков, осталось не более двух минут для того, чтобы понять, что вы разоблачены и что для вас единственным выходом является сейчас здесь, на пленуме, подробно рассказать о всей вашей преступной террористической работе против партии. Но вам это сделать невозможно потому, что вы и сейчас ведете борьбу, оставаясь врагами партии!

В привычной роли обличителя Генрих Ягода сошел с трибуны. Он старался показать, что он по-прежнему на передовой борьбы против врагов народа. Но речь Николая Ивановича Ежова, разоблачавшего провалы своего предшественника, звучала пугающе.

– За несколько месяцев, – зловещим голосом сказал с трибуны Ежов, – не помню случая, чтобы кто-нибудь из хозяйственников и руководителей наркоматов по своей инициативе позвонил бы и сказал: «Товарищ Ежов, что-то мне подозрителен такой-то человек, что-то там неблагополучно, займитесь этим человеком». Таких фактов не было. Чаще всего, когда ставишь вопрос об аресте вредителя, троцкиста, некоторые товарищи, наоборот, пытаются защищать этих людей.


А.И. Рыков. [РГАСПИ]


Если бы исполнилась воля Ленина и Сталина убрали с поста генерального секретаря, главой партии и государства вполне мог стать Алексей Рыков, прагматичный и разумный хозяйственник. Но Сталин убрал его с поста главы правительства, а потом посадил на скамью подсудимых вместе с Ягодой


Николай Иванович потряс участников пленума ЦК рассказом о том, что политические заключенные в советских тюрьмах и лагерях, оказывается, живут в райских условиях. Такое мог придумать только Ежов, которого потом назовут кровавым карликом:

– Осужденным предоставлялось право пользоваться литературой, бумагой, письменными принадлежностями в неограниченном количестве. Все, что хочешь. Наряду с казенным пайком все заключенные имели возможность получать продукты с воли в любом количестве и любого ассортимента, в том числе и водку. Во многих случаях арестованным предоставлялась возможность отбывать наказание вместе со своими женами.

В зале смех.

Молотов заметил:

– Во всяком случае мы так не сидели раньше.

Ежов продолжал возмущаться:

– Иван Никитич Смирнов отбывал наказание вместе со своей женой Короб. Даже романы завязывались там в изоляторе. Такой роман завязался у одного эсера с Рогачевой – это сестра Николаева, убийцы Кирова. Они обратились за разрешением в секретно-политический отдел к товарищу Молчанову жениться, им разрешили, они поженились, их в одну камеру свели, родился у них ребенок, и они до последних месяцев жили еще вместе. Разрешали, как я уже говорил, передавать спиртные напитки. Этим, например, очень широко пользовался Смирнов, который регулярно выпивал чарочку водки. А вот, что пишут после обследования насчет Суздальского изолятора: «Камеры большие и светлые, с цветами на окнах. Есть семейные комнаты».

В зале опять смех.

Первый секретарь ЦК компартии Грузии Лаврентий Павлович Берия не выдержал:

– Дом отдыха.

Ежов:

– Однако, товарищи, эти условия никак не удовлетворяли заключенных, и они систематически обращались с требованиями «облегчения невыносимого режима», который им устроили. Вот с этими требованиями они обращались буквально каждый день, и в ответ на это они получали облегчение даже этого режима. Ныне расстрелянному Каменеву не вовремя доставили телеграмму из почтового управления, по его заявлению было учинено специальное расследование. Начальник тюрьмы учинил специальное следствие и чуть было не посадил начальника почты.

Сталин поинтересовался:

– Кому тюрьмы подчинялись непосредственно?

– Секретно-политическому отделу наркомвнудела СССР, Молчанову. 16 октября 1934 года секретно-политический отдел дал указание Главному управлению лагерей о том, чтобы всем бывшим членам антисоветских политических партий установить усиленный паек по сравнению с общим пайком, который существует для заключенных в лагерях. То есть в лагерях существовал двойной паек, так называемый политпаек, и паек, который получали все заключенные.

Голос с места:

– Это им за особые заслуги перед советской властью?

– До курьезов доходило. Заключенные в Челябинском политизоляторе играли в волейбол. Там, кстати сказать, были спортивные площадки, где они играли в волейбол, крокет, теннис. Так вот, они играли в волейбол, и когда мяч перескакивал через стену на другой двор или на улицу, дежурный, который стоял на посту, должен был бежать за мячом. Но хуже всего то, что они имели возможность сноситься с волей, вести свою работу и сообщать о своей подрывной работе.


Фрагмент стенограммы выступления Г. Г. Ягоды на Пленуме ЦК ВКП(б) о работе НКВД.

2 марта 1937. [РГАСПИ]


На февральско-мартовском пленуме ЦК Ягода, уже бывший нарком внутренних дел, старался показать, что он по-прежнему на передовой борьбы против врагов народа


Ежов жестоко обрушился на работу НКВД, говорил о провалах в следственной и агентурной работе. Это было направлено против его предшественника Ягоды, сидевшего в зале:

– Нельзя никакими объективными причинами объяснить эти провалы в нашей работе.

Сталин заметил:

– Это уже не беспечность.

– Это не беспечность, товарищ Сталин, – подхватил Ежов. – И я к этому как раз хочу перейти. Возникает вопрос, является ли это ротозейством, близорукостью, отсутствием политического чутья или все это гораздо хуже? Я думаю, что здесь мы имеем дело просто с предательством.

Ягода вновь попросил слова и получил его после короткого перерыва.

Теперь он пытался оправдаться, надеясь, что самокритика спасет его:

– Товарищи, целиком признавая правильным анализ причин, приведших к огромному провалу, позорному провалу работы органов государственной безопасности, сделанный в докладе товарища Ежова, со всеми данными в нем оценками, я считаю обязательным для себя сказать, что именно я являюсь виновником того состояния, которое нашел товарищ Ежов в органах НКВД. Проработав на руководящей работе в ГПУ приблизительно восемнадцать лет, я с особой остротой понимаю, насколько правильно и точно вскрыты ошибки работы органов государственной безопасности. К сожалению, я, который должен был это сделать и быстро покончить с этим без больших жертв, к сожалению, не сделал.