Анастас Микоян заметил:
– Не в этом главное, а главное – Кирова потеряли.
Генрих Ягода:
– О злодейском убийстве товарища Кирова скажу ниже. Почему же все-таки, несмотря на целый ряд указаний, несмотря на целый ряд личных указаний товарища Сталина мне, почему все-таки у органов государственной безопасности в борьбе с контрреволюцией, с троцкистскими и зиновьевскими бандами получился провал?
У отдельных работников Управления государственной безопасности в связи с ликвидацией капиталистических элементов города и деревни, появились настроения некоторой успокоенности и благодушия. Некоторые чекисты приходили ко мне и спрашивали, о какой-де тут серьезной контрреволюции может идти речь?
Как это не печально, но вот, когда не работаешь уже четыре месяца в органах ГПУ, когда обдумываешь все детали, то вспоминаешь и с особой ясностью, с особой полнотой представляешь все то, что можно было бы предусмотреть. И товарищ Киров не был бы злодейски убит.
Квалифицированная агентура, которая у нас существует, она требует в свою очередь чрезвычайно большой квалификации от самих работников-чекистов, она требует чрезвычайно большого внимания к себе, и эту агентуру надо очень умело и крепко держать в руках. У нас, несмотря на целый ряд указаний, в редких случаях начальник управления, а последнее время начальник отдела, имел собственную агентуру.
Берия со знанием дела бросил:
– Без агентуры ОГПУ – это ничтожество.
Ягода поспешил согласиться:
– Хуже, чем ничтожество, – обывательщина…
Берия веселился:
– Камвольный трест.
В зале – смех.
Генрих Ягода:
– Моя самая главная ошибка заключается в том, что все нити оперативной работы не были сосредоточены у меня в руках. Если бы я сидел только на Управлении государственной безопасности, а не занимался всем аппаратом, всей этой громадиной, конечно, результат был бы другой. Если Медведь благодаря плохой охране не смог охранить Кирова, то мы здесь также виноваты.
Голос с места:
– Какая же охрана, когда вы троцкистов не брали и не арестовывали.
Генрих Ягода:
– Тем более что злодей Николаев – убийца Кирова – заявил, что если бы был один человек при Кирове, он бы не решился стрелять.
Голос с места:
– А почему у Кирова не было охраны?
– Была, но очень плохая, потому что Киров никогда не брал ее, а в этом моя вина, что я не настоял. Но в данном случае аппарат ГПУ безусловно мог бы предотвратить это убийство. Если бы мы, чекисты, все эти агентурные данные, которые были у нас в руках, использовали бы вовремя, этого злодейского убийства Кирова не было бы, и в этом наша самая большая, ничем не поправимая вина. Товарищ Ежов говорил о плохом следствии, и это правильно. Товарищ Сталин беспрерывно в течение всей моей работы указывал на плохое ведение следствия, о порядке допросов. Если бы следствие по делам контрреволюционной троцкистской банды велось так, как нужно было его вести, то даже по одному следствию можно было своевременно вскрыть этот контрреволюционный бандитский заговор.
Я осознал полностью свои ошибки и только сейчас, перейдя в наркомат связи, я вижу, насколько агентурно бедна была наша работа. Те уроки, которые я получил, никогда не пройдут для меня даром. Эти уроки я целиком и полностью осознал, и они будут мною учтены целиком на новой работе.
На Генриха Ягоду набросились присутствовавшие на пленуме его недавние подчиненные. Первым получил слово начальник ленинградского управления НКВД Леонид Ваковский. Он был в фаворе и чувствовал себя уверенно:
– Вчера мы заслушали доклад товарища Ежова о предательстве и измене в аппарате государственной безопасности. Товарищ Ежов вскрыл причины этого явления. Мы заслушали, я бы сказал, очень невразумительное выступление бывшего нашего наркома внутренних дел товарища Ягоды, и я думаю, что его выступление пленум ЦК партии удовлетворить никак не может. Неверно, что у Ягоды были связаны руки и он не мог управлять аппаратом государственной безопасности.
Генрих Григорьевич возразил из зала:
– Я этого не говорил.
Ваковский с трибуны повторил:
– Именно это вы говорили.
Ягода уточнил:
– Я сказал, что не сконцентрировал в своих руках оперативного руководства.
Леонид Заковский:
– Вы это руководство в своих руках сконцентрировали. Нам всем хорошо известно, что оперативное руководство находилось в ваших руках. Как известно, мало руки иметь. Руки имеют такое свойство, что для того, чтобы ими управлять, надо уметь хорошо работать головой. А в нашем аппарате в течение нескольких лет отсутствовала партийность, большевистские принципы, и на этой почве создавались интриги, склоки, подбор своих людей.
Ягода не выдержал:
– Какие склоки, каких людей? Скажите, какие интриги?
Заковский:
– А как вы вышибали товарищей Евдокимова, Акулова?
Ягода уточнил:
– Это не я вышиб, его сняли по директиве ЦК.
Заковский:
– Вы очень часто, товарищ Ягода, в своих директивах ссылаетесь на директивы ЦК.
Ягода:
– И не без оснований!
Заковский:
– Иногда без оснований. Проводя свои директивы, вы всегда подкрепляли это тем, что они согласованы с ЦК. И поэтому, товарищ Ягода, вам постепенно мало-помалу удалось создать аппарат, подобрать в управление государственной безопасности своих людей. Вот такой происходил подбор безмолвного, не большевистского и даже преступного аппарата.
Вы помните, товарищ Ягода, год тому назад я написал вам целый ряд записок о плохой работе наших военных заводов: и по торпеде, и по артиллерии, и по танкам. Это было самое настоящее организованное вредительство со стороны зиновьевцев, троцкистов, немцев, поляков и ряда других иностранных контрразведок. Как вы отнеслись к этому материалу? «Где тут контрреволюция, где тут вредительство?» – это вы мне говорили. А вот, говорит, что вы прозевали, – педагогические извращения в средней школе. Так было дело.
В зале смех.
Ягода:
– Ложь.
Заковский продолжал:
– Я хочу говорить о политической линии после убийства Кирова. У нас считали, что с зиновьевцами покончено, так считал центральный аппарат, которым руководил Ягода. А товарищ Жданов после убийства Кирова изо дня в день во всех наших разговорах направлял аппарат ленинградского НКВД на троцкистско-зиновьевское подполье. В Ленинграде троцкисты и зиновьевцы были объединены в одно контрреволюционное подполье. Когда я об этом сказал Ягоде, он заявил: «Какие там зиновьевцы, какие зиновьевцы, у вас все какие-то новости».
Ягода:
– Неверно! Я считал все время Каменева и Зиновьева виновными в убийстве.
– Я не знаю, что вы считали, а говорю, как было дело. Вы спрашивали: «Какие там правые?» Я ответил: «Бухарин». Тогда вы сказали: «Вечно у вас такие дела». Если ряд шпионов сидели в аппарате государственной безопасности, за это тоже надо ответ держать, ибо за наши преступления наша страна несет большой ущерб в нашем социалистическом строительстве, а наша партия расплачивается жизнью лучших людей.
Г.К. Орджоникидзе и Н.И. Ежов. 1930-е. [РГАСПИ]
На февральско-мартовском пленуме ЦК Ежов жестоко обрушился на работу НКВД, говорил о провалах в следственной и агентурной работе. Это был приговор его предшественнику Ягоде. И недавние подчиненные Генриха Григорьевича, желая спастись, наперебой обличали бывшего начальника
Служба в Ленинграде станет для Леонида Заковского, родившегося на территории нынешней Латвии, трамплином – в январе 1938 года его сделают заместителем наркома внутренних дел СССР и начальником московского управления. Он получит орден Ленина, высокое звание комиссара госбезопасности 1-го ранга (генерал армии), значок депутата Верховного Совета СССР. Но уже в апреле его арестуют за «создание латышской контрреволюционной организации в НКВД и шпионаж в пользу Германии, Польши, Англии». В августе расстреляют…
На трибуну вышел Яков Агранов, которого пока оставили первым замом в НКВД, чтобы он передавал дела Ежову.
Записка секретаря Наркомата по военным и морским делам ГМ. Штерна И.В. Сталину о возвращении материала ОГПУ.
27 февраля 1932.
[РГАСПИ]
Сталин сам решал, какие материалы ведомства госбезопасности увидит военный министр
Ворошилов. Его помощник потом возвращал эти документы. Резолюция вождя: «архив Сталина»
Опытный Агранов и начал с панегирика в адрес Николая Ивановича:
– Товарищ Ежов в своем ярком и обстоятельном докладе дал верную и ясную характеристику состояния и работы органов государственной безопасности, с предельной ясностью вскрыл причины провала органов государственной безопасности в деле борьбы с заговором японо-немецко-троцкистских агентов. Я должен, товарищи, со всей большевистской прямотой и откровенностью признать, что этот заговор буржуазных реставраторов и фашистских агентов я проглядел.
Причина в том, что мы были оторваны от партии, тщательно отгорожены от ЦК нашей партии. Аппарат органов государственной безопасности воспитывался старым руководством НКВД в лице Ягоды в духе узковедомственного патриотизма. Под предлогом исключительной секретности чекистской работы чекистам в завуалированной форме настойчиво внушалась антипартийная мысль о том, что обращаться в партийную организацию с указанием на недостатки, имеющиеся в органах НКВД, безусловно зазорно, что это является грубейшим нарушением чекистской дисциплины и чекистской тайны и наносит ущерб ведомственной «чести».
Летом 1936 года мне пришлось договориться с Ягодой о созыве междуведомственной комиссии по линии прокуратуры и суда. Когда я ему заметил, что этот вопрос надо согласовать с секретарем ЦК ВКП(б) товарищем Ежовым, Ягода мне резко ответил: «Если вы не хозяин в своем собственном доме, то согласовывайте». Я, само собой разумеется, этот вопрос с товарищем Ежовым согласовал и ему об этом рассказал.
Маршал Ворошилов:
– Товарищ Сталин специально указал Ягоде и вам, чтобы вы возглавили Главное управление государственной безопасности, и потом интересовался, вступили ли вы в отправление ваших обязанностей. И вы вместе с Ягодой, мягко выражаясь, немного обманули нас.