Станислав Косиор, член политбюро и руководитель Советской Украины:
– Просто соврали.
Яков Агранов пытался оправдаться:
– Не так обстояло дело, товарищ Ворошилов. Вконце 1935года по прямому предложению товарища Сталина я был назначен начальником Главного управления государственной безопасности. Я ждал выписки из постановления ЦК. Этой выписки не было до конца 1936 года. Когда я спрашивал Ягоду, что означает эта задержка, он говорил, что, видимо, ЦК считает правильной точку зрения его, Ягоды, что Главное управление государственной безопасности должно возглавляться самим наркомом. А Ягода упорно сопротивлялся тому, чтобы кто-нибудь руководил ГУГБ помимо него.
Анастас Микоян:
– А почему вы не сказали ЦК партии об этом?
– Я после решения ЦК заболел и долго отсутствовал. К тому же я считал, что если нет постановления ЦК о моем назначении начальником ГУГБ, значит, у ЦК имеются какие-то соображения на этот счет… Я должен сказать, товарищи, что моя вина заключается в том, что в тех случаях, когда указания Ягоды казались мне политически сомнительными (а он обычно прикрывался ссылками на указания ЦК), я не обращался в ЦК нашей партии для их проверки. Я сознаю, что это моя ошибка.
Лаврентий Берия:
– И плохо руководили своей собственной работой.
Агранов согласился:
– Я и не отрицаю этого. Товарищи! Со всей очевидностью ясно, что старое руководство НКВД оказалось неспособным организовать дело охраны государственной безопасности. ЦК нашей партии поступил мудро, поставив во главе наркомвнудела секретаря ЦК нашей партии товарища Ежова. С назначением товарища Ежова у нас повеяло крепким, оздоровляющим партийным ветром. Нет никакого сомнения в том, что под руководством и при помощи ЦК нашей партии и нашего вождя товарища Сталина, под боевым сталинским руководством товарища Ежова нам удастся в кратчайший срок по-большевистски исправить все свои ошибки, поднять боеспособность наших органов на должную высоту, научиться умело и вовремя выявлять врага, научиться, как нас неоднократно учил товарищ Сталин, доводить свои дела до конца, довести до конца дело полного разгрома троцкистских и других агентов фашизма и выкорчевать без остатка всех врагов советского строя.
Молотов заметил:
– А главное, не на словах, а на деле.
Выйдя на трибуну пленума, нарком внутренних дел Украины Всеволод Балицкий был краток:
– Мы все, старые чекисты, слушая обсуждение всех вопросов на пленуме и особенно доклад Николая Ивановича Ежова, безусловно испытывали острое чувство стыда. Теперь по вопросу о нашем руководстве. Что я спорил с Ягодой, это очень многим известно… Ягода должен был понять, что он наделал кучу политических ошибок, очень много ошибок. А он выходит на трибуну и говорит: я виноват в том, что всех связей не держал у себя в руках. Я думаю, что было бы еще хуже, если бы эти связи он один держал. Ягода хотел себя сделать оперативным руководителем, он и сейчас мечтает об этом, как бы он занялся оперативной работой… А сейчас наша задача – работать по-большевистски, по-настоящему, для того, чтобы смыть позорное пятно, которое на нас лежит, и восстановить прежний авторитет ЧК – НКВД!
Меньше, чем через полгода комиссар госбезопасности 1-го ранга Балицкий будет арестован и в ноябре 1937-го расстрелян.
Слово на пленуме получил и начальник московского управления комиссар госбезопасности 1-го ранга Станислав Францевич Редене, свояк Сталина.
Он не стеснялся в выражениях:
– Товарищ Ягода, вы всегда и всем говорили, что вы постоянно Медведю твердили о том, чтобы он берег Сергея Мироновича Кирова. А вот скажите, вы, тов. Ягода, который всегда уверял всех и утверждал, что вы дальнозоркий, как охранялся Киров?
Ягода признал:
– Очень плохо.
Редене:
– А кто об этом должен был знать?
Ягода признал:
– Я.
Редене:
– А почему же вы нас, чекистов, всех подводите под удар? Почему вы такой паршивый руководитель?
Ягода огрызнулся:
– А почему же вы мне никогда ничего не говорили?
Редене:
– Что я могу еще сказать. Может быть, тут я не вполне приятно, но как мог, рассказал.
Голоса с мест:
– Ничего, неприятно, но зато здорово.
Редене продолжал:
– Товарищи, нашу вину чекистов отрицать нельзя. Кто из нас много виноват, кто мало, пусть рассудит наша партия и скажет, что и как. А я могу сказать только одно, когда пришел Николай Иванович, он на первом совещании сказал: «Если я в своей работе допущу что-нибудь неправильное, то вы чекисты – вы члены партии, можете пойти в ЦК, можете пойти в политбюро». Он сказал: «Нет у нас ничего другого, кроме нашей партии, и кто пойдет к нашей партии, честь тому и хвала». И вот, товарищи, я думаю, что вот это руководство наше в лице Ягоды, мы его смоем. Мы опять заслужим доверие у нашей партии. Я думаю, что больше мы таких ошибок не допустим. Повторяю еще раз, люди любят работу, любят советскую власть, любят нашу партию и любят Сталина. Это залог того, что мы больше нашему ЦК и нашей партии таких неприятностей не принесем!
Станислава Реденса арестуют в ноябре 1938 года как агента польской разведки и расстреляют в январе 1940 года.
Материалы пленума ЦК, записанные стенографами выступления его участников – пугающее чтение. Это свидетельство того, в какой степени режим успел искалечить людей. В страхе за свою жизнь они, не колеблясь, доносили на сослуживцев, друзей и родных. Запросто обвиняли друг друга в немыслимых преступлениях. Сознавали, что клевещут, и одновременно сами верили в то, что любой советский чиновник, даже самого высшего ранга, может быть на самом деле вражеским агентом и террористом.
В резолюции февральско-мартовского пленума ЦК записали:
«Продолжить и завершить реорганизацию аппарата Наркомвнудела, в особенности аппарата Главного управления государственной безопасности, сделав его подлинно боевым органом, способным обеспечить возложенные на него партией и советским правительством задачи по обеспечению государственной и общественной безопасности в нашей стране».
Земные дни Ягоды истекали очень быстро. Николай Иванович Ежов спешил развернуться на новом поприще. Через две недели после пленума ЦК, 18 марта 1937 года, новый нарком, выступая перед руководящими сотрудниками НКВД, поведал им, что его предшественник Ягода был агентом царской охранки, вором и растратчиком.
20 марта Александр Гладков пометил в дневнике:
«Четвертого дня в Радиотеатре шел актив наркомсвязи “по докладу тов. Ягоды”, как было написано в объявлении. А уже говорили об его аресте!»
31 марта Сталин подписал адресованную членам ЦК записку:
«Ввиду обнаружения антигосударственных и уголовных преступлений наркома связи Ягоды, совершенных в бытность им наркомом внутренних дел, а также после перехода его в Наркомат связи, Политбюро ЦК ВКП(б) считает необходимым исключение его из партии и его арест».
4 апреля «Правда» сообщила всей стране, что «ввиду обнаруженных должностных преступлений уголовного характера» нарком связи Ягода снят с должности наркома, его дело передано в следственные органы.
Записка И.В. Сталина членам ЦК ВКП(б) о преступлениях Г.Г. Ягоды.
31 марта 1937.
[РГАСПИ]
Сталин адресовал членам ЦК записку с просьбой санкционировать арест Ягоды и исключение из партии
Александр Гладков:
«Проснулся поздно, достал из-под двери “Правду” (мне кладет ее хозяйка), и сразу в глаза бросается сенсационное сообщение на первой полосе: “Об отрешении от должности наркомсвязи Г.Г. Ягоды”. В нем все необыкновенно, начиная с диковинного слова “отрешение”…
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об отстранении от должности наркома связи Г. Г. Ягоды».
3 апреля 1937. [РГАСПИ]
“Ввиду обнаружения должностных преступлений уголовного характера наркомсвязи Г.Г. Ягоды, президиум ЦИК СССР постановляет: отрешить от должности наркомсвязи Г.Г. Ягоду и передать дело о Г.Г. Ягоде следственным органам.
3 апреля 1937 г. Москва. Кремль. Председ. Калинин, секретарь Акулов”.
Перечел раза три: не галлюцинация ли у меня?
Еще 18 марта Ягода делал доклад на активе Наркомсвязи в Радиотеатре. Две с половиной недели назад. Значит, случилось нечто в эти две недели. А, может быть, все было предрешено заранее, в конце января, когда Ягода был “переведен в запас”. А в это время арестовывались еще многочисленные близкие сотрудники его в аппарате НКВД, приверженцы и пр. Ведь не так просто арестовать вчерашнего руководителя органов.
Глухие слухи об идущих арестах в лубянском ведомстве ходили по Москве последнее время. М. б., и осеннее назначение его в Наркомсвязь тоже было прикрытием задолго рассчитанной операции с изоляцией могущественного главы тайной полиции от “своих людей”, от преданной ему охраны, от доверенных подручных на всех ключевых постах.
Еще сравнительно недавно его влияние было в самом зените (или так нам казалось?). Прошлым летом, когда нам со Штоком заказывали сценарий о канале Волга – Москва, Гиков притащил кучу стенограмм разных ответственных совещаний как материал к сценарию, где Ягода прославлялся вовсю, и в просмотренной нами хронике он маячил чуть ли не в половине кадров.
Все это очень сложно и может отозваться на судьбе Киршона, Авербаха, Афиногенова и других, лично, по слухам, связанных с ним. Днем на продолжении собрания писателей, где только об этом и жужжат».
Генриха Ягоду арестовали.
Ордер на арест недавнего наркома и на обыск его квартиры и дачи с нескрываемым удовольствием подписал его сменщик Ежов.
Эти документы сохранились:
«Народный комиссариат внутренних дел
Главное управление государственной безопасности
Ордер № 2
29 марта 1937 года
Выдан Фриновскому Главным Управлением Государственной Безопасности НКВД на производство ареста и обыска Ягоды Г.Г.
Милютинский пер.
Народный комиссар внутренних дел СССР, генеральный комиссар государственной безопасности Ежов».