– Все же ответьте, как произошло назначение Молчанова начальником СПО?
– Вот на этом-то совещании у Томского и был поднят вопрос о необходимости принять меры к тому, чтобы не провалить работу правых и чтобы обеспечить им со стороны ОГПУ полную возможность разворота их деятельности на новой, значительно расширенной и активизирующейся основе. Стал вопрос о том, смогу ли я это сделать. Я ответил, что мне одному это трудно, что лучше бы всего посадить на Секретный отдел своего человека. И кто-то сказал, что начальник Ивановского губотдела ГПУ Молчанов известен им как правый, и его именно не мешало бы посадить начальником Секретного отдела. Это предложение я принял.
– Значит, назначение Молчанова начальником Секретно-политического отдела состоялось по решению центра организации правых?
– Да, так и было. В дальнейшем я сговорился с Молчановым о тактике нашей работы в ОГПУ. Если бы не наша предательская работа в НКВД, центры зиновьевцев, троцкистов и правых были бы вскрыты в период их зарождения – в 1931–1932 годах.
– Значит, и убийство товарища Кирова могло быть предотвращено?
– Безусловно.
– И вы это не сделали?
– Нет.
– Значит, вы являетесь соучастником этого злодейского убийства?
– Нет, я это не могу признать.
– У вас материалы о действующих террористических центрах были?
– Были.
– Киров был убит ими?
– Ими.
– Вы покрывали деятельность этих террористических организаций?
– Покрывал.
– Как же вы смеете отрицать свое соучастие в злодейском убийстве тов. Кирова?
– Я не являлся соучастником этого убийства, но несомненно должен ответить за то, что не предотвратил убийства товарища Кирова.
– Каковы были ваши личные планы?
– В 1932 году был окончательно оформлен блок троцкистов, зиновьевцев и правых. Вместе они, на мой взгляд, представляли собой довольно внушительную силу. В среде организации правых зрела мысль о дворцовом перевороте. Я лично в эти планы правыми не был посвящен. И мне было понятно почему: коль скоро речь шла о дворцовом перевороте, то здесь они могли обойтись и без меня. Охрана Кремля тогда была не в моих руках. Мне казалось, что, ежели им удастся прийти к власти, меня могут обойти.
И вот, чтобы не оказаться в дураках, я пришел к выводу о необходимости застраховать себя на случай удачи заговора правых и троцкистов и заставить их считаться со мною, как с реальной силой. И тогда я приступил к организации параллельного заговора против советской власти в аппарате ОГПУ – НКВД.
– Вы говорите, что создали заговор против советской власти внутри аппарата ОГПУ – НКВД. Вы значит, имели сообщников среди чекистов?
– Конечно, имел.
– Кого?
– О Молчанове я уже вам говорил, он был завербован мною давно. Кроме него, участниками организованного мною заговора против советской власти являлись:
1. Прокофьев – заместитель наркома внутренних дел.
2. Паукер – начальник оперативного отдела.
3. Волович – зам. нач. оперотдела.
4. Гай – начальник Особого отдела.
5. Буланов – секретарь НКВД.
6. Шанин – начальник транспортного отдела.
7. Островский – начальник административно-хозяйственного управления.
При вербовке я исходил в первую очередь из того, чтобы во главе ведущих отделов ОГПУ – НКВД стояли мои люди, мне преданные, нужные мне для практического выполнения заговора и обеспечивающие меня от провала.
1. Молчанов. Он был начальником Секретно-политического отдела. Он страховал меня от возможности провала тем, что по моим указаниям тормозил вскрытие организации правых, «тушил» отдельные провалы этой организации и докладывал мне о деятельности троцкистов, зиновьевцев и правых. По его докладам я все время внимательно следил за нарастанием или ослаблением их активности и в связи с этим строил и свои планы.
2. Прокофьев. Он был моим заместителем. Был близким мне человеком. Наблюдал я за ним давно. Знал, что он человек глубоко антипартийный. Ходил когда-то в троцкистах. В разговоре с ним на общеполитические темы он всегда поддакивал моим осторожно пущенным, критическим замечаниям. Посвящен он был постепенно во все.
3. Паукер. Его вербовка имела, конечно, первостепенное значение. Он непосредственно ведал охраной членов правительства. На него, на случай конкретного выполнения заговора, падала основная работа: обеспечение ареста членов правительства. Это был наиболее близкий мне человек и наиболее преданный.
4. Гай. Окончательно разложившийся и преступный человек. Сифилитик. Он был близок с Прокофьевым и завербован был по его совету. В плане заговора ему отведена была роль наблюдения и связи с военными из РККА, к отбору из их состава людей, которых можно будет использовать в заговорщических целях. Он легко это мог выполнять потому, что, будучи начальником Особого отдела, он знал настроения разных военных работников. Был введен в курс моих планов и выполнял мои поручения.
5. Волович. В 1931 году он, бывший тогда начальником отделения ИНО (до этого он был нашим резидентом во Франции), зашел ко мне в кабинет и рассказал, что завербован германской разведкой. Я предупредил его, что покрою этот его предательский акт, если он будет впредь выполнять все мои поручения. Волович согласился. Он был после этого переведен заместителем к Паукеру и ведал там техникой. Его я использовал в плане организации для меня возможности подслушивания правительственных переговоров по телефону.
6. Буланов. Он был у меня на особо секретных поручениях. У него хранился мой нелегальный валютный фонд, который был мною создан в целях финансирования контрреволюционной моей деятельности, в целях «покупки» нужных мне людей. Буланов был наиболее доверенным у меня человеком, знал обо всех моих планах и, кроме того, помогал мне и в чисто уголовных моих делах.
7. Шанин. Был лично мною завербован, когда он еще являлся моим личным секретарем. Впоследствии я ввел его в курс моих заговорщических планов.
8. Островский. Его я завербовал примерно в 1934 году. Попался он мне на каких-то уголовных делах, и я вовлек его в свои собственные уголовные дела. Выполнял он отдельные мои поручения по связи с нужными людьми и по уголовным моим делам.
– Сейчас нас интересуют ваши планы заговора. Как конкретно вы мыслили себе его осуществление?
– Для этого имелся в виду арест моими силами членов советского правительства и руководителей партии и создание нового правительства из состава заговорщиков, преимущественно из правых. В 1935 году это было вполне реально, охрана Кремля, его гарнизон были в моих руках, и я мог бы это совершить. В этом направлении мною были приняты и соответствующие меры.
– В чем они заключались?
– Я дал указания Паукеру приближать к себе командный состав Кремлевского гарнизона. Я сам вызывал к себе ряд командиров. Так как комендантом Кремля был Ткалун, не наш человек, назначенный наркоматом обороны, я пытался и его также приблизить к себе. В отношении его Паукер также имел указания обхаживать его, приручить его к нам. Если бы не удалось Ткалуна завербовать, его легко было бы в нужный момент локализовать, убрать.
– Ткалуна удалось завербовать?
– Нет. Но это имелось в виду в дальнейшем. Я приказал Паукеру отобрать 20–30 человек из особо преданных ему и мне людей из Оперотдела, тренировать их в ловкости и в силе, не вводя их в курс дела. Я имел в виду использовать их в момент выполнения нами переворота, для непосредственного ареста членов правительства. Паукер докладывал мне, что людей таких он частично отобрал и с ними работает. Второй вариант нашего заговора был связан с этими перспективами близости войны.
– В чем конкретно заключался ваш второй вариант захвата власти на случай войны?
– Поражение СССР в войне мне казалось возможным. А поражение неизменно влекло бы за собой и перемену правительства, состав которого был бы продиктован победителями, в данном случае Германией. Вот почему, желая себя застраховать и играть определенную роль и в будущем правительстве, я имел в виду наладить контакт с германскими правительственными кругами.
– Вы не только думали наладить контакт, но и фактически уже установили его?
– Нет, личных связей с немцами у меня не было, но, возможно, что немцы знали о моих планах. Через Воловича, связанного с германской разведкой. Кроме того, о необходимости ориентироваться на немцев намекал мне Радек. Он приходил ко мне летом 1936 года. Он сказал мне, что ситуация сейчас такова, что нужно ориентироваться на немцев и что он лично связан с немецкими правительственными кругами. Конкретно разработанного плана у меня не было, но я предполагал при этом варианте войти в сношение с германскими правительственными кругами, которые оказали бы непосредственную помощь в осуществлении заговора. Связаться не успел, так как в сентябре я был отстранен от работы в народном комиссариате внутренних дел.
– С уходом из НКВД ваша предательская, изменническая деятельность не изменилась. Вы продолжали активно руководить заговором и принимали меры к сокрытию следов ваших преступлений в НКВД.
– Да, это так. Уход из НКВД явился для меня и моих сообщников неожиданностью. Появилась реальная опасность раскрытия моих преступлений, тем более что наркомом был назначен Ежов – человек, которого я все время боялся. Ко мне растерянно приходили мои сообщники и спрашивали: «Что делать? Как быть?». Я говорил им: «Оставайтесь на местах, вы мне здесь нужны будете». Все мои мысли были направлены на то, как бы спасти свою шкуру. Рассчитывать на то, что следы моих преступлений будут скрыты, я не мог. И я решил убрать Ежова, убить его.
– И вы стали готовить убийство?
– Да. У меня другого выхода не было. Воловичу я дал задание в последних числах сентября 1936 года перед отъездом моим в отпуск. Разговор у нас произошел в моем служебном кабинете в НКВД в тот день, когда Волович, по моему распоряжению, снимал у меня подслушивающую аппаратуру у телефонов. Я сказал Воловичу: «Подумайте о возможности убрать Ежова, свяжитесь для этого с Прокофьевым, так как я уезжаю в отпуск». Он ответил, что займется этим. Я предложил ему связаться с Булановым и моим курьером Саволайненом, которого я считал возможным использовать для теракта, так как этот человек, около двадцати лет у меня прослуживший, был безгранично мне предан, слепо выполнял любое мое поручение. Тогда же предложил использовать для теракта способ отравления кабинета Ежова сильнодействующим ядом. Я одобрил этот способ, потому что он был наиболее безопасен с точки зрения возм