ожностей провала…
Протоколы допроса недавнего наркома внутренних дел СССР рассекречены, их можно читать – с ужасом и изумлением.
Прошло восемь десятилетий после эпохи большого террора. Теперь нам уже подлинно известно, что никаких антисоветских блоков не существовало! Не было ни оппозиции, ни заговора с целью убить Сталина и других членов политбюро, ни намерения продать страну Гитлеру, ни попытки отравить Ежова…
В протоколе допроса Генриха Ягоды придумано абсолютно все! Каждое слово! Но зачем следователи сочиняли эти многостраничные безумные показания, а потом заставляли арестованных их подписывать?
Конституция и законы не имели никакого значения. Кто враг – определяло начальство, это пошло с семнадцатого года.
Все сталинские кампании выстраивались по шаблону. Прежде всего формировали большую группу врагов – тогда не нужно доказывать вину каждого. Например, кулаки, вредители, троцкисты… Враги повсюду, Лубянка – не исключение.
Записка председателя ОГПУ В.Р. Менжинского в Политбюро ЦК ВКП(б) И.В. Сталину с просьбой учредить орден Дзержинского.
14 ноября 1932. [РГАСПИ]
На записке – резолюция Сталина: «Против»
Через шесть лет после смерти Феликса Эдмундовича Дзержинского, в ноябре 1932 года, новый глава чекистов Менжинский предложил учредить к 15-й годовщине органов госбезопасности орден Дзержинского. Он был уверен, что вождь его поддержит. Но Сталин написал на бумаге: «Против».
А еще через пять лет, 2 июня 1937 года, когда начались аресты высшего командного состава Красной армии, выступая на расширенном заседании военного совета при наркоме обороны, Сталин потряс слушателей неожиданным открытием:
– Дзержинский голосовал за Троцкого, не только голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком, который мог оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный троцкист, и весь ГПУ он хотел поднять на защиту Троцкого. Это ему не удалось.
Зал с изумлением слушал вождя.
И.В. Сталин. 1930-е. [РГАСПИ]
Каждые несколько лет Сталин менял хозяев Лубянки, перетряхивал органы госбезопасности, создавал новые структуры. Постоянно тасовал кадры, чтобы чекисты не засиживались, не обзаводились связями, не теряли хватки
Так что если бы Феликс Эдмундович еще пожил, самого создателя ведомства госбезопасности, судя по всему, тоже бы расстреляли – его собственные воспитанники и ученики. Чьи бы портреты висели тогда в кабинетах следователей и оперативных работников на Лубянке?
Таких масштабных чисток, какие проводились в аппарате госбезопасности, не знало ни одно ведомство. Советские вожди, начиная со Сталина, ценили Лубянку как инструмент контроля над страной. Но прежде всего спешили обезопасить самих себя и потому боялись излишнего укрепления госбезопасности.
Каждые несколько лет Сталин менял хозяев Лубянки. Перетряхивал органы госбезопасности, создавал новые структуры, лично ему подчиненные. Только со стороны это кажется проявлением страсти к экспериментам. Реальная причина иная: Сталин постоянно менял кадры, чтобы чекисты не засиживались, не обзаводились связями, не теряли хватки.
Рано или поздно наступал момент, когда он приходил к выводу, что нужен новый человек. Генрих Григорьевич Ягода служил наркомом внутренних дел два года, его сменщик Николай Иванович Ежов – тоже два года. Лаврентий Павлович Берия руководил госбезопасностью чуть больше двух лет, пока наркомат внутренних дел не поделили на два. Это означало, что вождь недоволен и работой госбезопасности, и ее руководством, то есть самим Берией.
Для каждой новой кампании требовались молодые и рьяные помощники, готовые на все. И недостатка в желающих не ощущалось.
В следственном аппарате Лубянки при Ягоде сложилось разделение труда, необходимое для скорейшего исполнения указаний вождя. Так что Генрих Григорьевич стал жертвой сконструированной им системы. Одни следователи, малограмотные, выбивали показания из арестованных. Другие, с образованием, писали протоколы. Они так и назывались: «забойщики» и «писари». Оказавшиеся в руках «забойщиков» не выдерживали мучений и очень быстро соглашались подписать все, что сочиняли «писари».
– Следователи делились на три категории: один колет, другой записывает, третий окончательно дорабатывает, – со знанием дела объяснит позднее генеральный прокурор СССР Александр Михайлович Рекунков.
Чекисты были для вождя не более чем расходным материалом. Страшноватая практика работы чекистов строилась на вахтовом методе. Формировалась команда, которая выполняла свою часть работы. На это время они получали все – звания, должности, ордена, право общения с вождем. Когда они свою задачу выполняли, команду уничтожали. Приходила следующая бригада.
Новеньким по указанию вождя предоставляли номенклатурные блага, которыми одаривали чиновников высокого ранга. Ценные вещи, конфискованные у арестованных, передавались в спецмагазины, где за копейки продавались сотрудникам госбезопасности
Сталин нужных ему в данный момент людей выдвигал и окружал заботой. Когда надобность в них миновала, без сожаления отказывался от их услуг. Часто за этим следовал расстрел. Поэтому в годы большого террора кадровые лифты работали безостановочно. Высшие должности освобождались каждый день. Молодые люди, не получившие образования, совершали головокружительные карьеры. Принцип «кто был ничем, тот станет всем» реализовывался на практике. Люди назначались на высокие посты, оставаясь малограмотными. Конечно, они поддерживали репрессии! Они не выражали сомнений и легко приспосабливались к любому повороту линии вождя.
На допросах Генриха Ягоду заставили играть в ту же игру, которую он вел в те времена, когда сидел по другую сторону стола. Рассекреченные протоколы допросов Ягоды показывают механику работы на Лубянке. Арестованного заставляли подписывать самые безумные показания и на себя, и на тех, кто уже был намечен к аресту. Степень достоверности значения не имела.
На допросе 4 мая 1937 года бывший нарком продолжал послушно подтверждать то, что от него требовали, в том числе подписал показания на своих недавних подчиненных Погребинского и Пузицкого.
Комиссар госбезопасности 3-го ранга Матвей Погребинский, один из близких к Ягоде чекистов, не желая попасть в руки своих коллег, покончил с собой. Но дело на него по инерции все равно сооружали.
– Когда и где был завербован Погребинский? – следователь записывал в протокол свой вопрос и тут же писал ответ Ягоды:
– Погребинский был преданным мне человеком в продолжении ряда лет и говорил я с ним довольно откровенно. Был завербован мною окончательно, когда из Уфы он был переведен начальником управления НКВД в город Горький. Это было, кажется, в 1932 году. Вербовал я его у себя в кабинете. Сказал ему, что я связан с правыми, что положение таково, что правые могут прийти к власти и что нам придется им в этом деле помочь. Говорил ему, что именно в связи с этим я перевожу его поближе к Москве, в Горький, с тем, чтобы он подобрал там себе людей и был бы готов к действиям по моим указаниям.
– К какого характера действиям вы готовили Погребинского?
– В мои планы входило создание в ближайшем к Москве полномочном представительстве бывшего ОГПУ группы своих людей с тем, чтобы иметь возможность в нужный момент перебросить их в Москву. У Погребинского была своя группа. Кроме того, был у меня с Погребинским также разговор относительно людей уголовного мира, среди которых у Погребинского были связи. Он еще в первом нашем разговоре предложил мне, что, если нужны будут верные и готовые на все люди, то он может сколотить себе группу из уголовников. Я отверг это предложение Погребинского, так как я не представлял себе перспективы их использования.
– Это неверно. Вы не только не отвергли предложение Погребинского, но и дали ему прямое указание готовить из этих уголовников группу террористов.
– Нет. Я отрицаю это. У меня не было надобности в террористах из уголовников. Если бы дело дошло до необходимости свершения террористических актов над членами политбюро, я имел все возможности это сделать силами Паукера.
– Кого вы еще завербовали из тех же соображений?
– В Дмитровском лагере был у меня завербован Пузицкий. Его я вербовал у себя в кабинете в 1935 году по тем же соображениям близости его места работы к Москве. У меня с ним произошел следующий разговор: «Мы с вами, Пузицкий, старые чекисты, нас осталось мало, за вами столько заслуг, немногие об этом помнят, а дело идет к тому, что в стране возможны всякие перемены, идет борьба. Мы находимся в таком положении, что должны будем выбирать между новым руководством и старым и, в зависимости от обстановки, должны будем решить и, если силы будут на стороне новых руководящих кругов, то мы примкнем к ним».
Пузицкий спросил, какие это новые руководящие круги я имел в виду. Я прямо ему сказал, что правые могут прийти к власти и наша задача помочь им в этом. Пузицкий дал мне свое согласие. Ему я поручил сколотить группу из преданных ему людей…
Сергей Васильевич Пузицкий, на которого Ягоду заставили дать показания, учился на юридическом факультете Московского университета и после революции служил в ревтрибунале. С 1921 года – в госбезопасности, помощник начальника контрразведывательного отдела. За арест злейшего врага советской власти Бориса Викторовича Савинкова в августе 1924 года он получил орден Красного Знамени. Участвовал в похищении руководителя русской военной эмиграции генерала Александра Павловича Кутепова в январе 1930 года в центре Парижа.
Заслуги Пузицкого привели его на пост заместителя начальника Особого отдела, потом полномочного представителя ОГПУ в Северо-Кавказском крае. В 1935 году по представлению Ягоды ему присвоили генеральское звание комиссара госбезопасности 3-го ранга, а через два года его – начальника Дмитровского лагеря НКВД арестовали и расстреляли…
13 мая 1937 года на новом допросе от Ягоды получили нужные Сталину показания о том, что он подслушивал разговоры членов политбюро, а военные готовили заговор: