– Меня тревожил интерес к работе наркомата внутренних дел со стороны Николая Ивановича Ежова, который начал проявляться еще во время чистки партии в 1933 году, переросший в конце 1934 года в контроль, настойчивое влезание им в дела НКВД, вопреки препятствиям, которые мы (участники заговора) чинили ему, все это не предвещало ничего хорошего. Отсюда целый ряд мероприятий страховочного порядка, в том числе и мысль о необходимости подслушивания правительственных переговоров.
– О каком «целом ряде страховочных мероприятий» вы говорите?
– Паукеру я дал задание ежедневно мне докладывать не только передвижения членов правительства, но и доносить мне абсолютно все, что станет ему известно из личной жизни членов политбюро, кто к кому ходит, долго ли засиживаются, о чем говорят. Паукер все это мог выполнить через работников охраны членов правительства.
Во-первых, человеку (я имею в виду себя), реально готовившему государственный переворот, надо всегда быть в курсе дела личных взаимоотношений членов правительства, которое он намерен свергать, надо знать о них все. Во-вторых, пока дело до свержения правительства еще не дошло, – путем повседневной слежки, подслушивания телефонных разговоров, подборов всяческих слухов из личной жизни членов правительства, на основе этого можно неплохо лавировать и вовремя реагировать там, где это требуется.
– Вы показываете, что подслушивание правительственных разговоров являлось составной частью всей вашей системы мероприятий «страховочного порядка». Как оно было организовано?
– Аппарат для прослушивания был по моему распоряжению куплен в Германии в 1933 году и тогда же был установлен у меня в кабинете инженером Винецким, работником Оперативного отдела. Распоряжение о покупке этого аппарата я дал Паукеру и Воловичу. Меня, естественно, тревожила мысль, не прорвется ли где-нибудь нить заговора, не станет ли это известно в кругах правительства и ЦК…
Упомянутый Ягодой инженер Игорь Васильевич Винецкий, которого перевели в НКВД из наркомата связи, служил в Оперативном отделе, который ведал секретной телефонной техникой, в том числе правительственной междугородней связью, в которой использовался принцип высокочастотного телефонирования, то есть переноса разговорного частотного спектра в область более высоких частот (см.: Правительственная электросвязь в истории России. Ч. 1: 1917–1945. М., 2001). Считалось, что ВЧ-связь гарантирует конфиденциальность телефонных переговоров. Мания секретности охватила советское руководство, вожди боялись, что их кто-то подслушивает. И в Советском Союзе создавались системы закрытой связи, которых нигде не существовало.
Разговор по аппарату ВЧ считался гарантией секретности. Но выяснилось, что несложные приборы позволяют перехватывать и разговоры по ВЧ, поэтому с 1930-х годов пытались разработать шифраторы.
Секретную телефонию поручили Ягоде. Междугородней правительственной связью ведало 4-е отделение Оперативного отдела. Им руководил капитан госбезопасности Иван Юрьевич Лоренс (в 1937 году его расстреляют, как и Винецкого). Отделение преобразовали в Отдел правительственной связи.
Членам политбюро устанавливались специальные шифрующие установки. Тем не менее, секретные данные в разговоре по аппарату ВЧ передавать было запрещено.
Игорь Винецкий с разрешения Ягоды закупал новейшую технику за границей. В 1935 году открыли ВЧ-станцию в Сочи, чтобы по прямому проводу связываться с вождем, который каждый год отдыхал там несколько месяцев.
Но аппаратура ВЧ-телефонирования все равно была крайне громоздкой. Когда разговаривали по ВЧ, звук поступал с ощутимым опозданием, чувствовалось расстояние – шорохи, шипение. Говорили с большими паузами, потому что приходилось долго ждать ответа.
Следователь продолжал писать за Ягоду:
– Особенно мне понадобилось подслушивание в дни после убийства Кирова, когда Ежов находился в Ленинграде. Но так как дежурить у подслушивающего аппарата в ожидании разговоров между Ежовым и Сталиным у меня не было никакой физической возможности, я предложил Воловичу организовать подслушивание переговоров Ленинград – Москва на станции ВЧ-связи в помещении Оперативного отдела.
– Волович подслушивал разговоры между товарищем Ежовым и товарищем Сталиным?
– Да, прослушивал и регулярно мне докладывал.
– Вы поручили Воловичу, немецкому шпиону, подслушивание правительственных разговоров не только потому, что эти разговоры интересовали вас, но и потому, что это требовала немецкая разведка. Вы признаете это?
– Я давал задание Воловичу подслушивания правительственных разговоров только по мотивам, о которых я говорил выше. Но несомненно, что Волович передавал содержание этих переговоров и в германскую разведку.
– По вашему поручению?
– Нет, по собственной инициативе.
– Какие еще задания вы давали Воловичу?
– Волович сообщил мне, что познакомился с Примаковым. Насколько я помню, это знакомство произошло через Лилю Брик, которая вместе с Примаковым пришла к Воловичу домой. Знакомство Воловича с Примаковым заинтересовало меня в плане возможности установления с ним организационной связи и привлечения его к заговору. Я уже показывал, что искал связи среди военных. Поэтому я поручил Воловичу попробовать сблизиться с Примаковым, прощупать возможности его вербовки.
– Вы знали, что Примаков является участником троцкистской организации и одним из руководителей военной группы этой организации?
– Давая задание Воловичу, я знал только, что Примаков участник троцкистской организации. О его принадлежности к военной группе я тогда еще не знал. Но об этом мне докладывал вскоре Волович. Но вскоре я вынужден был пойти на аресты, в том числе и самого Примакова. Таким образом, линия связи Примаков – Волович была оборвана.
– Организацию террористического акта над секретарем Центрального Комитета ВКП(б) и народным комиссаром внутренних дел Союза товарищем Ежовым вы поручили тому же Воловичу?
– Да, Воловичу.
– Чем же объяснить, что именно Воловичу вы поручали такие серьезные задания?
– Волович имел группу связанных с ним работников НКВД, и некоторые мои задания мог выполнять через них. Волович являлся не просто германским разведчиком, он был резидентом германской разведки.
Комкор Виталий Маркович Примаков, женатый на знаменитой Лиле Брик, в октябре 1917 года участвовал в штурме Зимнего дворца. В январе 1918 года сформировал на Украине 1-й конный полк червонного казачества. После Гражданской войны командовал бригадой, дивизией и корпусом червонного казачества. В 1925 году Виталия Примакова командировали в Китай военным советником, потом назначили военным атташе в Афганистан, причем он во главе отряда особого назначения помогал правительству подавлять мятежные войска.
В 1929 году его отправили военным атташе в Японию, в 1931-м послали учиться в Германию, с мая 1935 года – заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа. Виталий Маркович был человеком откровенным, резким в выражениях и справедливым. Понятно, почему, когда начались репрессии высшего командного состава Красной армии, Примаков оказался на прицеле особистов одним из первых. Его арестовали 14 августа 1936 года.
Виталий Примаков держался мужественно. Его (как и многих других военных) допрашивали круглосуточно, не давали спать, жестоко избивали. Нужные следствию показания он начал давать только 8 мая 1937 года.
От Ягоды получили показания и на близкого родственника – Леонида Авербаха:
– Воспользовавшись поездкой в Берлин моего тестя, Леонида Николаевича Авербаха, работавшего тогда в «Интуристе», я рекомендовал Винецкому связать его там с кем-либо из представителей ЦК меньшевиков с тем, чтобы через него осуществлять связь Рыкова с Николаевским.
Эта ниточка тоже нужна была следствию – связать арестованных с живущими за границей врагами советской власти. Борис Иванович Николаевский был когда-то членом ЦК партии меньшевиков. Покинул Советскую Россию еще в
1922 году, сотрудничал в эмигрантской печати, чем дико злил московских чиновников. В постановлении политбюро № 59 от
1923 года говорилось: «Усилить работу Иностранного отдела ГПУ за границей в направлении пресечения связи меньшевиков с Россией».
Леонид Авербах работал у Леонида Борисовича Красина в наркомате внешней торговли, потом стал заместителем управляющего Ленинградским отделением «Интуриста». Иностранных туристов было немного, хотя их ценили, поскольку они расплачивались драгоценной валютой.
Создали Торгсин – Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами, где принимали валюту, а заодно и золотые кольца, коронки, крестики, браслеты. Первым руководителем Торгсина сделали недавнего чекиста Моисея Шкляра, того самого, который был секретарем партийной ячейки на Лубянке и критиковал Ягоду за недостаточную активность в партийной жизни.
7 января 1931 года Ягода доложил Сталину:
«За 1930 год ОГПУ сдано Госбанку и Союзолото:
а) полноценной иностранной валюты в банкнотах – 5 890 377 руб. 72 коп.
б) золото в монетах и слитках – 3 888 676 руб. 04 коп.
в) разного рода серебра (изделия, лом, слитки и монеты) – 393 235 руб. 47 коп.».
Советская финансовая система разрушилась. Продовольствие выдавали по карточкам. Магазины опустели. Продукты остались только в закрытых распределителях или магазинах Торгсина, как описано в знаменитом романе Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита». Отныне особо заманчивой стала работа не там, где интересно, и даже не там, где хорошо платят, а там, где есть хороший распределитель – для других закрытый.
Самуил Яковлевич Маршак, чудесный поэт и переводчик, написал в 1933 году сатирическую поэму «Мистер Твистер», посвященную иностранному туризму. Бывший американский министр, банкир, владелец заводов, газет, пароходов, решил посетить СССР. Что интересовало туристов в нашей стране?
Его дочь Сюзи строила большие планы:
Буду питаться зернистой икрой,