не и возвращение его к своей машине почти через час отсутствия. Я понял, что никакие объяснения ни к чему не приведут, решил, что у меня нет другого выхода, как разоблачить себя перед Ягодой. С тех пор, как Ягода узнал о моей связи с французами, он при моих докладах начал постепенно вести со мной откровенные антисоветские разговоры.
– Расскажите подробнее, что вам известно об антисоветском заговоре, о роли Ягоды и вашем личном участии?
– Ягода рассказывал мне примерно следующее: нынешняя политика партии и правительства привела страну к тяжелому положению. Коллективизация сельского хозяйства, по существу, не достигла своей цели. В стране и особенно в партии царит большое недовольство руководством, и что такое положение создает благоприятные условия для того, чтобы добиться изменения форм руководства. Он мне сказал, что наиболее правильная политика, которая действительно приведет страну к расцвету, – это политика правых, и что он сам разделяет их платформу. Нужно, говорил Ягода, добиться более спокойного и уравновешенного руководства. Необходимо ослабить изоляцию СССР от Европы и создать более спокойные международные отношения. Мне стало от него известно о существовании антисоветского заговора, во главе которого стоят Рыков, Бухарин и Томский, и что к этому заговору привлечены также и военные, которые представлены Тухачевским.
Ягода мне говорил, что в заговоре принимает участие целый ряд руководящих партийных, советских и военных работников. Он мне говорил также, что к участию в антисоветском заговоре им привлечено большое количество руководящих работников НКВД: Прокофьев, Миронов, Молчанов, Гай, Паукер, Шанин, Буланов, Островский, Волович, Горб, Черток, Станиславский, Фирин и Маркарьян.
Несколько позднее я узнал от Ягоды, что участники антисоветского заговора и он сам были связаны не только с англичанами и французами, но и с немцами.
К.Б. Радек. 1920-е. [РГАСПИ]
Фантазия следователей, которые вели дело бывшего наркома внутренних дел, не знала предела. Ягоду рисовали союзником нацистской Германии, желавшим договориться с Гитлером и поручившим бывшему члену ЦК Карлу Радеку сотрудничать с идеологом нацистов Альфредом Розенбергом
В одну из бесед Ягода цинично передал мне основные установки заговорщиков. «Основная задача – это восстановление капитализма в СССР. Совершенно ясно, – говорил он, – что никакого социализма мы не построим, никакой советской власти в окружении капиталистических стран быть не может. Нам необходим такой строй, который приближал бы нас к западноевропейским демократическим странам. Довольно потрясений, нужно, наконец, зажить спокойной обеспеченной жизнью, открыто пользоваться всеми благами, которые мы, как руководители государства, должны иметь».
– Вы указали, что со слов Ягоды вам было известно о переговорах участников заговора с иностранными державами. В какой плоскости эти переговоры велись?
– Велись двоякого рода переговоры. Цена соглашения – предоставление Англии и Франции исключительных привилегий в СССР в вопросе концессий, сбыта товаров, вывоза сырья из СССР, а также отказ советского правительства от поддержки Коминтерна. С другой стороны, соглашение с Германией. Задача – удовлетворить германские потребности на Востоке в такой степени, чтобы Гитлер сам отказался от военных мер против СССР. Речь шла о некоторых территориальных уступках. Цена соглашения – предоставление немцам тех привилегий, которые намечались другим по первому варианту.
– А что вы знаете о непосредственной связи Ягоды с немцами?
– О связи Ягоды с немцами я узнал в 1934 году. В одной из бесед с Ягодой, на мой вопрос, через кого и как он осуществляет связь с немцами, Ягода мне сказал, что эта связь поддерживается через Радека. Со слов Ягоды мне было известно о том, что Радек являлся участником антисоветского заговора, и через него осуществлялась связь с заговорщиками – троцкистами, и что он очень крепко был связан с руководителями заговора из лагеря правых. Я знал, что Радек держал связь в Москве со старым немецким разведчиком Хильгером и был связан с небезызвестным руководителем заграничного отдела национал-социалистической партии Германии Розенбергом.
Позднее мне стало известно о том, что от немцев был получен ответ. Гитлер требовал экстерриториальности немцам в СССР, крупных концессий также с правами экстерриториальности, напоминающими права европейских концессий в Китае; в частности, Гитлер требовал очень больших концессий на Кавказе и в Закавказье. По вопросу о территориальном расширении Германии Гитлер требовал неофициального согласия на занятие им Литвы, Эстонии и Латвии. Кроме этого, в ответе Гитлера был еще ряд экономических условий проникновения в СССР германских товаров и вывоза из СССР нужного Германии сырья. При этих условиях Гитлер был согласен оказать необходимую помощь в реализации задачи антисоветского заговора.
– В чем должна выразиться помощь немцев?
– Речь шла о вооруженном вмешательстве. Говорили мне также о том, как будут распределены портфели в будущем правительстве. Эти разговоры велись еще в 1935 году. Рыкову предназначался портфель председателя Совнаркома, Бухарин должен быть секретарем ЦК, Ягода лично, как говорил, для закрепления положения, должен был некоторое время оставаться наркомом внутренних дел, вообще же он готовил себя либо в председатели Совнаркома, либо в наркомы обороны…
Артузову, как и другим, сотрудничество со следствием не помогло.
21 августа Артузов был приговорен «тройкой» НКВД (председатель военной коллегии Верховного суда армвоенюрист Василий Васильевич Ульрих, заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 2-го ранга Лев Николаевич Бельский, заместитель прокурора СССР Григорий Константинович Рогинский) к расстрелу.
В тот же день приговор привели в исполнение. В феврале 1938 года Комиссия партийного контроля при ЦК задним числом исключила Артузова из партии.
Сестре Артузова, Евгении Христиановне, которая сама побывала в ссылке, после смерти Сталина сообщили, будто ее брат скончался 12 июля 1943 года в лагере. Это было вранье. В 1955 году (еще до XX съезда) в последней попытке скрыть масштабы репрессий решили сообщать семьям расстрелянных, будто их родственник был приговорен к десяти годам лишения свободы без права переписки и умер в заключении. Дату и причину смерти придумывали любую.
Глава двадцать девятаяЧлены политбюро на скамье подсудимых
Как именно готовился в марте 1938 года громкий процесс по делу мнимого антисоветского «право-троцкистского блока», о котором будут рассказывать всей стране, и почему все сидевшие на скамье подсудимых, в том числе бывший член ЦК и нарком внутренних дел СССР генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Григорьевич Ягода так слаженно признавались в невероятных преступлениях, стало известно уже после смерти Сталина.
Председатель КГБ СССР генерал армии Иван Александрович Серов в 1956 году доложил президиуму ЦК КПСС о проверке материалов этого процесса:
«В силу того, что подавляющее большинство работников НКВД, имевших отношение к делу так называемого антисоветского право-троцкистского блока, были впоследствии расстреляны, исследовать в настоящее время полностью обстановку, в которой проводилось следствие по этому делу, не представляется возможным.
Тем не менее, даже те, далеко не исчерпывающие материалы, добытые в процессе проверки, свидетельствуют о грубом произволе и провокациях, в результате которых добывались признания арестованных.
Ряд бывших сотрудников НКВД, допрошенных в ходе проверки, показали о существовании в 1937–1938 гг. такого порядка, когда сам факт помещения подследственного в Лефортовскую тюрьму уже обязывал следователя избивать его. Ночью по кабинетам следователей ходил ЕЖОВ вместе с другими руководящими работниками и лично показывал, как следует “добывать нужные” показания».
Бывший работник НКВД СССР, принимавший участие в расследовании дела антисоветского правотроцкистского блока, по этому поводу показал:
– Период конца 1937 года и начала 1938 года, когда велось следствие по данному делу, являлся периодом массового избиения арестованных. Я помню, как тогда в тюрьму часто приезжал, обычно ночью, ЕЖОВ и ходил по кабинетам следователей. Весь разговор его обычно сводился к следующему: “Кого допрашиваете, что дает? Дайте ему как следует!”
Начальник санчасти Лефортовской тюрьмы в 1937–1938 годах:
“Я видела многих арестованных в тяжелом состоянии после нанесенных им побоев на следствии. КРЕСТИНСКОГО с допроса доставили к нам в санчасть в бессознательном состоянии. Он был тяжело избит, вся спина его представляла из себя сплошную рану, на ней не было ни одного живого места. Пролежал, как я помню, он в санчасти дня три в очень тяжелом состоянии.
К ЯГОДЕ я заходила часто. Обычно он жаловался на сердце… один раз видела у него на лице под глазом большой кровоподтек”.
Бывший сотрудник НКВД, принимавший участие в допросах ЯГОДЫ:
“ЯГОДА мне неоднократно жаловался о том, что его избивают на допросах. Я ему не верил и говорил ему об этом. Однажды, это было в Лефортовской тюрьме, я допрашивал ЯГОДУ. Ко мне в кабинет зашли ЕЖОВ, ФРИНОВСКИЙ и КУРСКИЙ, и по предложению ЕЖОВА я вышел из кабинета. Когда, спустя некоторое время, мне разрешили вернуться, я увидел на лице ЯГОДЫ синяк под глазом. ЯГОДА, показывая мне синяк, спросил меня: 'Теперь вы верите, что меня бьют?’.
Данный период характеризовался наибольшим разгулом насилия в следствии, и именно тогда избиения приобрели такой характер, что случаи убийства на допросах стали не единичными.
Докладная записка Н.И. Ежова и А.Я. Вышинского И.В. Сталину и В.М. Молотову о передаче дела Бухарина, Рыкова, Ягоды и других на рассмотрение Военной коллегии Верховного суда СССР. (Утверждено постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 28 февраля 1938 г.) 27 февраля 1938. [РГАСПИ]
Следует отметить, что арестованных толкало на самооговор и оговор других не только прямое физическое, но и психическое насилие. Угрозы репрессии родных, угрозы побоев, доносящиеся крики избиваемых арестованных – все это использовалось следователями для получения “признаний”.