Особо тщательно органами следствия готовились арестованные к суду и очным ставкам, которые проводились при участии руководителей партии и правительства. Здесь все делалось строго по разработанному плану, арестованные неоднократно репетировали “свои” показания.
Из показаний арестованного бывшего заместителя наркома внутренних дел СССР ФРИНОВСКОГО видно, что на эти очные ставки выводились специально проинструктированные арестованные:
“Арестованных готовили специально, вначале следователь, после начальник отдела. Подготовка заключалась в зачитке показаний, которые давал арестованный на лицо, с которым предстояла ставка, объясняли, как очная ставка будет проводиться, какие неожиданные вопросы могут быть поставлены арестованному и как он должен отвечать.
По существу происходил сговор и репетиция предстоящей очной ставки. После этого арестованного вызывал к себе ЕЖОВ или делал вид, что он случайно заходил в комнату следователей, где сидел арестованный, и говорил с ним о предстоящей ставке, спрашивал, твердо ли он себя чувствует, подтвердит ли и, между прочим, вставлял, что на очной ставке будут присутствовать члены правительства.
Обыкновенно ЕЖОВ перед такими очными ставками нервничал, даже и после того, как разговаривал с арестованным. Были случаи, когда арестованный при разговоре с ЕЖОВЫМ делал заявление, что его показания неверны, он оклеветан”.
Перед судом подготовка арестованных шла по двум направлениям. С одной стороны, путем разных обещаний (как правило – сохранения жизни), уговаривали твердо стоять на определенных показаниях. С другой стороны – заранее формулировать ответы арестованных и последние опять-таки репетировали их.
Тот же ФРИНОВСКИЙ об этом показал:
“Долго говорил он (ЕЖОВ) с ЯГОДОЙ, разговор этот касался, главным образом, убеждения ЯГОДЫ в том, что его не расстреляют”».
Я так развернуто процитировал доклад председателя КГБ генерала Серова высшему советскому руководству, потому что этот документ многое объясняет…
Мало кто находил в себе силы отказываться от участия в таких спектаклях. Председатель КГБ Серов информировал руководство страны:
«Из имеющихся в архивах КГБ материалов видно, что СОКОЛЬНИКОВ осенью 1937 г. из тюрьмы был доставлен в Москву для использования в качестве свидетеля на предстоящем процессе БУХАРИНА, РЫКОВА и других, но в связи с его отказом выступить в суде возвращен обратно. Когда же СОКОЛЬНИКОВ и РАДЕК стали в тюрьме разоблачать фальшь прошедших процессов, их убили».
Уже после Ягоды и Ежова, когда наркомом внутренних дел стал Лаврентий Берия, к Радеку и Сокольникову в камеры – в Верхне-Уральской и Тобольской тюрьмах – подсадили осужденных за разные преступления бывших сотрудников ведомства госбезопасности, которые, спровоцировав драку, забили насмерть двух бывших членов ЦК партии. Убийцы тут же вышли на свободу.
Процесс правотроцкистского блока (никогда не существовавшего!) начался в марте 1938 года. Главным судьей являлся председатель Военной коллегии Верховного суда СССР армвоенюрист Василий Ульрих, обвинителем – прокурор СССР Андрей Вышинский.
Сталину нужен был хороший юрист. Не законник, который заботится о строгом соблюдении закона, а юрист-крючкотвор, пройдоха, который любому сомнительному делу способен придать законную форму. Вышинский с его хорошо организованным и дисциплинированным умом оказался очень полезен.
В том же 1938 году срочно сняли художественный фильм «Честь» в качестве иллюстрации к процессу Генриха Ягоды и других недавних высших советских чиновников. Фабула захватывающая: на железной дороге готовится крупнейшая авария – столкновение скорых поездов. Может погибнуть множество людей… Кто готовит теракт? «Троцкистско-бухаринские банды вредителей-диверсантов».
Сценарий фильма написан очень умело. Это неудивительно. Авторы сценария – братья Лев и Юрий Никулины. Но не любимый многими поколениями зрителей актер Юрий Владимирович Никулин. Другой Юрий Никулин, драматург, его сын Валентин Никулин станет актером. Лев Никулин – известный прозаик, который еще недавно восхищался Генрихом Григорьевичем Ягодой.
Снял фильм талантливый режиссер Евгений Вениаминович Червяков. О нем высоко отзывался Александр Петрович Довженко: «Он первый создал у нас лирический жанр, и я много у него воспринял». Кажется, это единственный случай, когда Довженко так отозвался о ком-то из коллег. И точно единственный случай, когда он признал чье-то влияние на свою работу в кино.
Евгения Червякова сейчас называют легендой советского кино. Когда началась война, ему предложили эвакуироваться вместе со студией «Ленфильм». Он остался в Ленинграде. Счел своим долгом оборонять город. Ушел в Красную армию. Краткосрочные курсы, долго не учили… Два кубика в петлицы – лейтенант, командир стрелковой роты. Необычно для кинематографиста. Воевал на передовой, был смертельно ранен в бою. Умер в медсанбате в феврале 1942 года.
Часть снятого им считается утраченным – лучшее, по мнению знатоков. Несколько катушек его материалов не так давно нашлись в Музее кино в Аргентине. Это утраченный шедевр Червякова – фильм «Мой сын». Характерно, что на монтажном листе этого фильма в архиве Госфильмофонда написано: «20 июня 1936 г. Запретить. Как устаревший к/ф, ныне неверно отражающий положение матери».
А найденные в далеком Буэнос-Айресе кадры восхитили киноведов. Это почти бесстрастная и очень кинематографически точно снятая история гибели интеллигента в ту страшную эпоху революции и Гражданской войны. Его герои – несчастные одиночки, потерявшиеся в страстях эпохи. Трагедия маленького человека – вот что его занимало.
Евгений Червяков мог стать одним из лучших наших режиссеров XX века. Рассказывают, что фильм «Честь» он снимал в состоянии депрессии. Сильно пил… Можно понять. То, что тогда открывалось и становилось понятным тонко чувствующему и все понимающему человеку, вызывало ужас, страх, отчаяние.
Если бы этот триллер снимали сегодня, то теракт готовили бы иностранные террористы. А в 1930-е годы это были «враги народа». В 1938 году, когда шел процесс, – «троцкистско-бухаринские банды вредителей-диверсантов». Троцкисты – это поклонники Льва Давидовича Троцкого, создателя Красной армии, недавнего члена политбюро и военного министра. Бухаринцы – это поклонники Николая Ивановича Бухарина, тоже недавнего члена политбюро, председателя исполкома Коминтерна и главного редактора центрального органа партии газеты «Правда».
Н.И. Бухарин. 1930-е. [РГАСПИ]
Члены политбюро Николай Бухарин и Климент Ворошилов дружили. Перед арестом Бухарин написал Ворошилову: «Знай, Клим, что я ни к каким преступлениям не причастен». Испуганный маршал ответил: «Прошу ко мне больше не обращаться. Виновны Вы или нет, покажет следствие»
К.Е. Ворошилов. 1934. [РГАСПИ]
Бухарина расстреляли в год выхода фильма «Честь». До Троцкого в далекой Мексике доберутся позже.
Вообще-то не существовало ни троцкистских банд, ни бухаринских. И в реальной жизни Троцкий и Бухарин друг друга сильно не любили. Именно Бухарин помог Сталину сокрушить авторитет Троцкого в партии. Он же помог Сталину избавиться от двух других видных руководителей партии – Зиновьева и Каменева. А потом он перестал быть нужным Сталину. И уже самого Бухарина, которого Ленин называл любимцем партии, зачислили во враги советской власти… «Бухаринские банды»…
Но как мало людей понимало это тогда. Да и сейчас не всеми осознана реальность сталинской эпохи, когда губилось все человеческое, все нормальные чувства, которые связывают людей.
Николай Иванович Бухарин дружил с маршалом Ворошиловым. Накануне ареста Бухарин послал Ворошилову письмо: «Знай, Клим, что я ни к каким преступлениям не причастен». Испуганный маршал Ворошилов, боясь, что его заподозрят в особо теплых отношениях с врагом народа, тут же ответил: «Прошу ко мне больше не обращаться. Виновны Вы или нет, покажет следствие».
Недавние подчиненные предъявили бывшему наркому внутренних дел Ягоде множество обвинений – в контрреволюционной троцкистской деятельности, в шпионаже в пользу Германии, в организации убийств Горького, Куйбышева, Менжинского, в покушении на жизнь его преемника Ежова.
10 января 1938 года Генриха Григорьевича Ягоду допросили следователь по важнейшим делам при прокуроре СССР Лев Романович Шейнин и прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский. Это был итоговый допрос, хотели убедиться в том, что Ягода готов, помнит, что ему следует говорить, и его можно выводить на публичный процесс.
Ягода послушно произнес:
– Все свои показания, данные ранее, в которых я признал свое участие в право-троцкистском контрреволюционном заговоре и сообщил о своей преступной, изменнической и террористической деятельности, подтверждаю полностью.
По существу заданных мне вопросов, отвечаю:
Начало моего участия в контрреволюционном заговоре правых относится к 1928 году, когда я говорил с Рыковым, что используя свое положения в ОГПУ, я буду делать все возможное для прикрытия контрреволюционной деятельности правых.
В 1930 году я присутствовал на заседании у Томского, где обсуждался вопрос о блоке правых с троцкистами, о захвате власти, об организации государственного переворота. В 1931 году наша контрреволюционная организация стала на путь террора и организации кулацких восстаний. Разумеется, я, как член этой же организации, полностью разделял эти позиции и должен отвечать за это. Я признаю, что еще в 1929 году я передавал Бухарину нарочно подобранные секретные тенденциозные материалы о положении в деревне.
В НКВД мною была создана контрреволюционная группа из числа отдельных сотрудников НКВД, привлеченных мною к контрреволюционной деятельности. О деятельности этой контрреволюционной группы и ее составе я подробно показывал ранее. Подтверждаю также данные мною ранее показания о своем участии в убийстве Сергея Мироновича Кирова.
О том, что убийство Кирова готовится по решению центра заговора, я знал заранее от Енукидзе. Енукидзе предложил мне не чинить препятствий организации этого террористического акта, и я на это согласился. С этой целью мною был вызван из Ленинграда Запорожец, которому я дал указания не чинить препятствий готовившемуся террористическому акту над Кировым.