– Катапультируемся! – взвыл Будкин.
Они разом повалились набок, покатились кубарем и вопящим комом шлёпнулись об ствол. Служкин сипло захохотал.
– Это был первый выход в космос человека без скафандра! – сказал он Будкину, который еле отклеился от его спины и медленно пополз наверх, к жёлтому небу. Он охал и потирал поясницу.
– Ну что, повторим? – бодро спросил Служкин Будкина, когда и сам поднялся на обрыв.
Будкин сидел в сугробе, держал в зубах перчатку и пальцем протирал часы на запястье.
– Не-е… – помотал он головой. – Мне хватит…
– Да ла-адно! – Служкин сзади обхватил его под мышки и почти силком воткнул обратно в санки. Деловито плюхнувшись ему на колени, Служкин дёрнулся всем телом, и санки скользнули под уклон.
Они промчались по крутояру так, что берёза, мелькнув мимо, только рявкнула. Масса санок отлилась в такую инерцию, что они с разгона вылетели на камский лед и врылись носом. Тесно сцепившихся Будкина и Служкина единым телом унесло вперед на задах так, что они прорыли широкую борозду и остановились, увязнув по грудь в целой горе снега.
Они взбирались обратно наверх, ногтями отцарапывая со штанов ледяную корку.
– Ну давай ещё разик поглиссируем… – ныл Служкин. – Ну последний… Бог троицу любит…
– Глиссируй один, – сердито отрезал Будкин.
Вздохнув, Служкин натянул шапку поглубже, оседлал санки один и кинулся вниз. Его траектория вильнула из стороны в сторону, выпрямилась и нацелилась в берёзу.
– Виту-у-ус!.. – истошно завопил Будкин.
Но было поздно. Санки, как снаряд, врезались в комель. Служкина поставило в полный рост, шмякнуло об ствол и отбросило. Он пластом хлопнулся в сугроб и остался неподвижен.
Будкин постоял, подёргиваясь от ужаса и холода, и, не выдержав, неловко, как баба через плетень, полез вниз. Он добрался до Служкина и потолкал его в бок.
– Витус, ты жив?.. – растерянно позвал он.
Служкин повернул к нему красное мокрое лицо с испуганными глазами и ошарашенно пробормотал:
– У меня в ноге что-то хрустнуло…
– Где? – забеспокоился Будкин и пощупал его ногу.
– Уй-я-а!.. – взвыл Служкин.
– П-переломчик… – заикаясь, произнёс Будкин.
Служкин перевёл сумасшедший взгляд на свою ногу.
– Не слишком ли много для одного человека? – спросил он.
Глава 30Посетители
На тех же санках Будкин отвёз Служкина в больницу, и там ему наложили гипс. С тех пор Служкин сидел дома, а в школе началась третья четверть.
Проснувшись, как обычно, после обеда, Служкин в мятой майке и драном трико, босиком, небритый, непричёсанный, валялся на диване и от скуки пихал костылём в живот Пуджика, развалившегося на полу. В прихожей затрещал звонок. Служкин вскочил, подсмыкнул штаны и шустро попрыгал открывать.
За дверью стояли занесённые снегом Маша Большакова и Люся Митрофанова. Служкин обомлел.
– Виктор Сергеевич, нас Роза Борисовна прислала! – затараторила Люська. – Она просила узнать, выйдете ли вы на работу в феврале!..
– Нет, – сказал Служкин и тотчас спохватился: – Да что же это я!.. Вы заходите, девочки, немедленно!.. – Обретая напор, он взял Машу за рукав шубки. – Заходите!.. Это я растерялся – то не было ни шиша, то луку мешок… Митрофанова, залетай!
Маша вошла неуверенно, нехотя, а Люська любопытно озиралась.
– Раздевайтесь, будем чай пить, – объявил Служкин. Маша хотела возразить, но он закричал: – Нет-нет! Вода дырочку найдёт! – и ловко упрыгал на костылях в кухню.
Девочки вошли в кухню, смущенно оправляя кофточки и юбки. Люська из-за Машиного плеча зыркала по сторонам, вертя головой.
– Враньё на третьей парте написано, что у меня на кухне календарь с лесбиянками висит, – сказал ей Служкин. – Рассаживайтесь.
Он неловко поднял чайник, оперевшись на костыль всей тяжестью.
– Давайте я вам помогу, – тихо сказала Маша и, не глядя на Служкина, обеими руками перехватила у него чайник.
– И не читала я, что там написано на третьей парте! – возмутилась Люська, усаживаясь. – Больно надо ещё…
Служкин облегчённо свалился на табуретку, вытянул ногу в гипсовом сапоге и костылём незаметно задвинул за холодильник стоящую на полу пустую банку из-под сливы в креплёном вине. Страдая, он несколько раз навещал подвал и проделал в алкогольно-финансовых планах Будкина внушительные прорехи.
– Вы извините меня за мой вид затрапезный, – вспомнил он.
– Ерунда, – улыбнулась Маша, тоже присаживаясь за стол.
– Ну, что там в школе новенького? Рассказывайте, – велел Служкин.
Маша задумалась и пожала плечами.
– Пока вы болели, ваш кабинет обокрали! – выпалила Люська и уставилась на Служкина так, будто с ним от этого известия должен был случиться паралич.
– Что спёрли? – поинтересовался Служкин.
– Глобус!
Служкин покачнулся, прижал ладонь к сердцу, закрыл глаза и тихо спросил:
– А карту Мадагаскара? А портрет Лаперуза? А жемчужину моей коллекции – кусок подлинного полевого шпата?
– Не-ет, – виновато сказала Люська.
– Ну, тогда ладно, – ожив, быстро успокоился Служкин.
– Виктор Сергеевич, – осторожно спросила Маша, – а как вы ногу сломали?
– Градусов говорит, что вы пьяный с берега упали, – добавила Люська. Она пила чай из блюдца, поднимая его к губам и дуя.
– Поклёп это, – отрёкся Служкин. – Просто я ключи дома забыл.
– Ну и что?
– Как что? Дверь заперта, а войти надо. Ну, я вспомнил детство в Шао-Лине, решил дверь ногой выбить. Разбежался, прыгнул, да силы не рассчитал. Дверь высадил, пролетел через всю квартиру, проломил стену и рухнул вниз с четвёртого этажа. Нога пополам.
Люська обожглась чаем.
– Врёте вы всё, – с досадой сказала она, вытирая губы. – Непонятно даже, как вы такой учителем стали…
– А я и не учитель, – пожал плечами Служкин.
– А кто вы по образованию?
– Сложно объяснить. Вообще-то я окончил подводно-партизанскую академию по специальности «сатураторщик», но диплом вот защищал по теме «Педагогические проблемы дутья в маленькие отверстия».
Люська проглотила это, не моргнув и глазом. Маша опустила голову и покусывала губы, уши её покраснели.
– Как же вы географию учить-то попали? – удивилась Люська.
– Это история романтическая… – вздохнул Служкин.
– Расскажите, – предложила Люська. – Вы здорово рассказываете.
– Язык Златоуста, да мыслей негусто… – Служкин поскрёб затылок. – Ну-у, у одного моего друга младший брат учится в вашей параллели. Как-то я рассматривал у него школьные фотографии и увидел одну девочку. Тут же влюбился, конечно. Познакомиться – стесняюсь. Решил устроиться в её класс учителем. Все меня отговаривали: мол, девчонка стрёмная, последнего разбора, а я упёрся. Пришёл в вашу школу, спрашиваю: какие учителя в девятые классы требуются? Мне отвечают: на географию. Так я и стал географом.
– А кто та девушка? – с подозрением спросила Люська.
– Ты.
– Так и знала. – Люська фыркнула.
– Нам, наверное, пора… – мягко и виновато предположила Маша.
– Куда? – испугавшись, спохватился Служкин. – Ну, пойдёмте, например, в комнату, покажу вам чего-нибудь интересное…
– А у вас телефон есть? – спросила Люська, вытаращив глаза.
Они переместились в комнату, где Служкин усадил девочек на диван. Люська сразу поставила себе на колени телефонный аппарат и, прижав плечом к уху трубку, принялась быстро крутить диск.
– А покажите свою жену, – робко попросила Маша.
Служкин подумал и вытащил из шкафа увесистый фолиант семейного альбома. С ним в руках он плюхнулся на диван рядом с Машей.
– Алло, Ленка? – заорала Люська. – Знаешь, откуда я звоню?..
– Вообще-то семейные альбомы однообразны… – Служкин начал без интереса листать толстые страницы. – Невеста из сдобного теста, жених – на свободе псих… Регистрация, цветы, кольца, тёщин иудин поцелуй, прочая фигня… Ну, пьянка, естественно, застолье как в период застоя… Свидетели наставляют в добродетели… Тамада над столами реет… Короче, всё как надо. А потом свадебное путешествие: молодая пара в туче дыма и пара… Тут пауза – бац! – и ребёнок родился. Голыш во всех видах, тёща сюсюкается, молодые родители, все зачморённые… В общем, смотреть нечего.
– Ну, покажите свои студенческие фотографии, – предложила Маша. – Времён подводно-партизанской академии.
– Танька, ты? – орала в это время Люська. – А я от Виктора Сергеича звоню!.. Он ногу сломал!.. С Машкой!..
Служкин достал другой альбом и начал показывать другие фотографии – маленькие, чёрно-белые, мутные. Он указывал пальцем на незнакомые Маше лица – молодые, смеющиеся – и рассказывал про друзей, оживляясь и улыбаясь воспоминаниям, а Маша послушно вглядывалась в снимки, чуть нагибаясь над альбомом и сдувая с глаз падающую чёлку.
– Что-то, Виктор Сергеевич, вы со всеми своими друзьями расстались, – наконец осторожно заметила Маша.
– Ну да, – подумав, согласился Служкин и закрыл альбом. – Видишь ли, Маша… По-моему, нужно меняться, чтобы стать человеком, и нужно быть неизменным, чтобы оставаться им. Я вот каким был тогда, в университете, таким и остался сейчас… А друзья… Друзья переменились – вместе со временем, вместе с обстоятельствами…
– Нинка, ты? – орала Митрофанова. – Нинка, ты чего делаешь? Ничего?..
– Одни мои друзья бизнесом занялись, другие спились. Кое-кто в столицу подался, а некоторые – даже за океан. А я после университета домой поехал. В Пермь, в глухую провинцию, на самый край географии. Ведь все мы чего-то ищем и все чего-то находим.
– А вы нашли здесь, чего искали?
– Видишь ли, Маша, в чём парадокс… Находишь только тогда, когда не знаешь, чего ищешь. А понимаешь, что нашёл, чаще всего только тогда, когда уже потерял.
Глава 31Факты и выводы
Тата немного простыла и сидела дома. Служкин на кухне занимался четырьмя делами сразу: чистил картошку, жарил рыбу, следил за Пуджиком и принимал посильное участие в играх Таты. Пуджик