Служкин печально кивал головой, кивал и вдруг засмеялся.
– Не шибко, видать, он тебя испужался, если сегодня он снова…
Будкин страдальчески сморщился и вдруг тоже захехекал.
– А я, Витус, того… Забыл ему сказать, на каком уроке нельзя выпендриваться…
Глава 35Пусть Будкин плачет
Надя и Таточка уже спали, а Служкину надоело сидеть на кухне с книжкой, и он решил сходить в гости. Например, к Ветке.
Дымя сигаретой, он брёл по голубым тротуарам изогнутой улочки Старых Речников. Редкие фонари, словно фруктовые деревья, печально цвели среди сугробов. Вдали, за снежными тополями и крышами, за печными трубами, скворечниками и лодками на сараях, призрачно белели сложенные гармошкой пласты многоэтажек. Небо над ними было беспорядочно исцарапано зигзагами созвездий.
Дверь открыл Колесников и, увидев Служкина, сразу выпихал его на площадку и выбежал сам.
– Слушай, Витёк! – радостно зашептал он. – Выручи, вот так надо!.. – Он ладонью азартно отрезал себе голову.
– А в чём дело?.. – нехотя поддался Служкин.
– Мне, понимаешь, надо из дому на ночь смыться!.. Ты скажи, что тебе Будкин звонил, что его на мосту ГАИ остановило и машину на стоянку отправило – надо, чтобы я приехал выручать! – Колесников выдал эту версию с ходу, видно, заготовил заранее.
– Да ну тебя… – скорчился Служкин.
– Витёк, ну как братана прошу, как мужик мужика!..
С кислой миной вслед за ним Служкин вошёл в прихожую. Ветка выглянула с кухни, увидела Служкина, завизжала и кинулась целовать.
– Да слезь ты с меня!.. – отбивался Служкин. – Ветка, не ори, дело есть! Мне только что Будкин звонил. Его на мосту ментовка остановила и машину отняла. Он просит, чтобы Вовка его отмазал.
– Прямо сейчас? – удивилась Ветка. – А завтра-то нельзя?
– Завтра будут уже вторые календарные сутки стоянки, – быстро сочинил Служкин. – А это удвоение платы.
– А чего он нам не позвонил? – подозрительно спросила Ветка.
– Говорит, звонил, да не смог дозвониться.
– Да блин… – сказала Ветка и печально посмотрела на Колесникова. – Это надолго?
– На всю ночь… – скорбно ответил Колесников и повесил голову.
– Поедешь?
– Надо, – Колесников тяжело вздохнул. – А то он плакать будет…
– Ну ладно, – грустно согласилась Ветка и пошла на кухню, но оттуда крикнула: – А ты, Витька, раздевайся, проходи.
Колесников просиял и показал Служкину сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем. Служкин скривился и показал ему сжатый кулак с оттопыренными большим пальцем и мизинцем. Колесников укоризненно развёл руками, дескать, «о чём речь!». Служкин неторопливо раздевался, а Колесников торопливо одевался.
– Ну, я поехал! – крикнул он в квартиру, нахлобучивая шапку.
– Будешь с Будкиным трахаться – привет от меня передай, – сказал Служкин, и Колесников, понимающе усмехнувшись, покровительственно похлопал его по плечу.
Колесников выскочил за дверь, а Служкин направился в кухню.
Ветка размашисто нахлестала чаю в две чашки.
– Витька, а ты правду сказал насчёт Будкина? – спросила она.
– А что, я в чём-то прокололся? – затревожился Служкин.
– Да нет… Просто в последний месяц Колесников уже который раз дома не ночует. Самое подозрительное, что у него всегда надёжная отмазка имеется. Я уж подумывала, не завёл ли он себе любовницу? Девки знакомые говорили, что видели его с какой-то бабой…
– Может, подследственная? – вяло предположил Служкин.
– Иди ты, – фыркнула Ветка.
– А если и любовница, что ты сделаешь?
– У-ух! – зашумела Ветка. – Я ему тогда устрою тарарам! Всю рожу расцарапаю, посуду перебью!
– А он тебе в лоб даст, чтобы не бушевала.
– Не даст, – авторитетно заявила Ветка. – Я его знаю.
– И что после тарарама?
– Ну-у… возьму с него слово, что больше не повторится, и дальше жить будем. Шурупу-то папаша какой-никакой, а нужен.
– А если повторится?
– Тогда разведусь. Только сперва другого папу найду, хорошего и с квартирой. А пока искать буду, Колесникову всю жизнь отравлю.
– Сурово… А за меня ты замуж бы пошла?
– Ты что, мне предложение делаешь? – заподозрила Ветка.
– Просто выясняю, гожусь я ещё в женихи или уже нет.
– Конечно, пошла бы. Ты человек весёлый, лёгкий, без проблем.
– Чего же раньше не шла, когда звал?
– Молодая была, дура.
– А сейчас старая и мудрая?
– А сейчас молодая и мудрая, – ревниво поправила Ветка. – Чего ты разговор-то об этом затеял? Ты случайно Колесникова не для этого отослал? Может, ты Будкина подговорил, чтобы он его позвал? Колесников свалит, а ты тут со мной на целую ночь останешься, а? Ты на такое способен.
Служкин крякнул.
– А как тебе больше нравится? – спросил он.
– Да уж лучше так, чем он бы к любовнице пошёл.
– Ага, тебе, значит, можно изменять, а ему нельзя? Тебе орден, а ему по морде? – Служкин по-будкински захехекал. – Сама-то ничем не лучше его. Тоже ему рога приставила до второго этажа.
– Да не в том дело, Витька! – возмутилась Ветка. – Мы же люди современные, свободные! Главное – не то, что изменяет, а как относится! Я никогда людей не смешиваю: Колесников – это всегда Колесников, ты – всегда ты. А для него все бабы одинаковы, лишь бы ноги раздвигали! Для него что я, что какая-нибудь проститутка – одно и то же! Вся и разница, что я даю всегда и бесплатно!
– Эк ты его разделала… – хмыкнул Служкин. – Нафиг тогда тебе с ним таким жить?
– А чего делать-то? Вляпалась, вот и сижу! Ты замуж не берёшь, а другие ничем не лучше Колесникова.
– Уф, Ветка, ну и загрузила ты меня, – вздохнул Служкин.
– Ладно, чего трепаться попусту, – согласилась Ветка. – Шуруп спит, ничего не знает. Ты ночевать будешь?
– Господь с тобой!.. – ужаснулся Служкин.
– Тогда я в ванну минут на десять, а ты подожди.
Ветка улетела в прихожую, заперла дверь и скрылась в ванной. Слышно было, как зашлёпали по полу её босые ноги, потом зашипел душ. Служкин закурил, выключил в кухне свет и подошёл к окну.
Отсюда отлично был виден весь затон. Ярко освещённый прожекторами, он лежал посреди тьмы, как остров. Корабли загадочными кристаллами были вморожены в плоскость неестественно белого льда. Было во всём этом что-то космическое: целое блюдо слепящего света в океане черноты, и вдали пунктир мелких звёздочек – фонарей на дамбе, – словно отнесённый в сторону окраинный рукав спиральной галактики. Шум душа напоминал свист вселенского эфира.
Но шум умолк, дверь ванной скрипнула, и Ветка вышла.
– Бросай сигарету, – шёпотом велела она. – Пойдём в комнату.
В комнате Служкин сел на диван, а Ветка хлопнулась рядом, прижавшись к нему. Служкин обнял её.
– Ну, не думал – не гадал… – пробормотал он и принялся целовать Ветку в губы.
Ветка поддавалась с жаром и энергией. Служкин расстегнул сверху донизу пуговицы её халата, положил руку на её горячий живот, медленно повёл ладонью вверх и взял, как грушу, тяжёлую и крупную грудь Ветки. И тут во входной двери заелозил ключ.
– Колесников вернулся! – шёпотом крикнула Ветка, слетела с дивана и начала лихорадочно застёгиваться.
– Великий факир изгадил сортир, – сквозь зубы, едва не зарычав, сказал Служкин, встал, протопал на кухню, включил свет и злобно обрушился на табуретку.
Ветка отщёлкнула собачку, и Колесников наконец-то вошёл.
– Чего закрылась-то на сто оборотов? – раздражённо спросил он, разуваясь. – Чего тут украдут, тебя, что ли?.. Служкин уже свалил?
– Нет, на кухне сидит, – ответила Ветка и, подумав, добавила: – Курит.
Служкин покорно вытащил сигарету и закурил. Мягко ступая в одних носках, Колесников свернул из прихожей сразу на кухню и поставил перед Служкиным на стол бутылку водки.
– Обломала она меня, – тихо сказал Колесников. – Насовсем и навсегда выгнала. Сейчас с горя пить будем.
Ветка появилась в дверях кухни.
– Ты чего вернулся-то? – спросила она.
– Автобуса долго не было. Холодно ждать.
– На улице – минус два…
– Минус два – жара, что ли, по-твоему?! – рявкнул Колесников.
– А ты говорил, Будкин плакать будет… – совсем робко, по инерции сказала Ветка.
– Да хрен с ним, – махнул рукой Колесников. – Пускай плачет.
Глава 36Сосна на цыпочках
Когда красная профессура ввалилась в кабинет, она увидела Служкина, в пуховике и шапке сидящего за своим столом и качающегося на стуле. Изо рта у него торчала незажжённая сигарета.
– Это у вас, Виктор Сергеевич, новая манера урок вести? – ехидно спросил умный Старков. – Может, нам за пивом сбегать?
– В учебнике какая тема этого урока у нас обозначена?
– Основное предприятие нашего района, – подсказала Митрофанова.
– В скобочках – посёлка, деревни, – добавил Старков.
– А какое основное предприятие нашего района, посёлка, деревни?
– Ликёро-водочный! – крикнули двоечники Безматерных и Безденежных и заржали.
– Судоремонтный завод, – сказала Маша Большакова.
– Вот мы и пойдём сейчас на экскурсию смотреть затон.
Красная профессура взвыла от восторга.
– А можно сумки с собой взять? – спросили девочки. – У нас этот урок последний, мы потом сразу домой пойдём!
– Можно, – согласился Служкин, – но дайте мне слово…
– Даём, даём! – орала красная профессура.
– …дайте мне слово, что не будете разбегаться и будете внимательно слушать то, что я расскажу про судоходство на Каме.
После звонка, стоя на крыльце, Служкин пересчитал девятиклассников, толпившихся у ворот школы, как кони перед заездом, по головам.
– Так, двое уже сбежали, – сказал он. – Зашибись. Пойдёмте.
Гомонящей вереницей они перетекли Новые Речники, перелесок, шоссе, Грачевник, Старые Речники и вышли на берег затона. День выдался хмурый – последний день февраля, последний день зимы. Снег вокруг громоздился целыми Гималаями, а над Гималаями тускло блестели окна вторых этажей чёрных бревенчатых бараков. Их огромные ватные крыши угрожающе насупились, свесив по углам кинжалы сосулек.