На задних партах Градусов и присные уже раскинули «дурака». При виде Служкина Градусов проворно сгрёб карты и сунул их под столешницу, но Служкин нагнулся и цапнул колоду. Градусов дёрнулся, вырываясь, и в пальцах Служкина осталась одна-единственная карта. Служкин глянул на неё.
– Семёрка пик! – сообщил он. – Покер! – и он собрался демонстративно порвать карту пополам.
– Не надо!.. – вдруг испуганно завопил Градусов. – Не рвите, Виктор Сергеевич!..
– Ты даже выучил, как меня зовут? – искренне удивился Служкин.
– Не рвите, – повторил Градусов. – Я больше не буду, уберу всё… Без покера уже не колода, а я её две недели крапил!..
– Гад ты, Градус… – тихо сказал кто-то из присных. – Ничего, значит, никто тебе не должен…
Служкин подумал и бросил покера Градусову на стол.
– Уж своих-то не накалывал бы, – сказал он. – Только мухлевать и умеешь…
– А что, думаете, мухлевать просто? – обиделся Градусов.
– Трудно, – без выражения согласился Служкин, ушёл и сел за свой стол. Но Градусова зацепило.
– Да я и без мухлежа выиграю у любого! – заорал он через весь класс. – Спорняк, что я и вас высажу с первого же кона?
Зондеркоманда загудела, заинтересовавшись вызовом.
– Хлыздите, да? – орал Градусов. – Ну давайте срежемся, а?
– А что мне будет, если я выиграю? – вдруг спросил Служкин.
Зондеркоманда дружно взвыла от восторга.
– Тогда мы до конца года на географии будем сидеть, как на русском, – нагло заявил Градусов.
– А если проиграю?
– То вы нас с урока отпустите!.. – завопила зондеркоманда сразу с нескольких сторон. – Сейчас по кабельному порнуха начнётся!..
– Да ну и фиг с вами, козлы! – в сердцах сказал Служкин и широким движением руки сдвинул на край стола классный журнал и тетради. – Иди сюда, Градусов!
Градусов вскочил и побежал к учительскому столу, как боксёр к рингу: он подпрыгивал на ходу, поводил плечами и тузил кулаками воздух. Галдя, на галёрке присные полезли на парты, чтобы лучше видеть поединок. Служкин протянул Градусову руку, и Градусов лихо отбил ладонь, закрепляя спор.
– Градусов, проиграешь – убьём!.. – кричали девочки.
Служкин взял у Градусова колоду, перетасовал и разбросал карты.
– В подкидного, вини – винями, – деловито сказал Градусов.
Служкин развернул карты веером и задумался. Зондеркоманда, как корабль в бурю, накренилась налево, пытаясь посмотреть, что у него в запасе. Служкин сбросил шестёрку.
– Вы – мерзавцы, – просто сказал он зондеркоманде. – Я от вас устал беспредельно. Бито. Думаете, мне стыдно, что я играю в «дурака» на уроке? Да нифига подобного. Я вас всех уже видеть больше не могу. Будь моя воля, я бы вас со всех уроков подряд вышибал, а по улице ходил бы в противогазе, чтобы с вами одним воздухом не дышать.
Зондеркоманда, переговариваясь и посмеиваясь, хладнокровно выслушивала речи Служкина.
– Убери бубуху, – велел Служкин Градусову. – Обещал же не мухлевать. Думаешь, у меня не глаза, а пуговицы от ширинки?
– Я спутался! – сконфуженно ответил Градусов, забирая карту.
– А я тебе не верю. Я вам всем вообще не верю, сколько бы вы ни клялись. Клятвам верят, когда человек, их дающий, уважает себя. А вы разве себя уважаете? Взял, пятая не влезает. Вы перед всем классом собственной мочой умываетесь, вам не стыдно, когда при всех вам морды бьют и под зад пинают. Когда вам в лицо правду говорят, вы даже не краснеете.
– Куда вы пошли! Сейчас моя очередь! – вспенился Градусов.
– Пардон, ошибочка вышла. Валяй. Вы не только ещё не личности, но вы даже ещё не люди. Вы – тесто, тупая, злобная и вонючая человеческая масса без всякой духовной начинки. Вам не только география не нужна. Вам вообще ничего не нужно, кроме жратвы, телевизора и сортира. Как так можно жить? Куда десятку подкидываешь? Протри шары – где здесь десятки?
Градусов задумался и переместил в заначку две карты.
– Я понимаю: у вас чувство юмора не развито, поэтому и приколы у вас идиотские. Для чувства юмора нужна культура, которой у вас нет. Вы мне свои обезьяньи подляны строите и думаете, что они меня задевают. А они меня совсем не задевают. Я на вас ору только для того, чтобы вы успокоились: мол, ништяк, достали географа. Меня ваши подляны не обижают, потому что я вас не уважаю. Они мне просто мешают, но не урок вести мешают, а мешают перед собственным начальством выкобениваться, потому что оно – такое же, как вы, только навыворот… Угораздило же меня попасть между двух огней! И сверху идиоты, и снизу – вот и повертись! Устал я от всего этого…
Карточный поединок вступил в завершающую фазу. Зондеркоманда притихла. Градусов пошёл под Служкина – Служкин покрыл. Градусов сбросил вторую карту – Служкин отбился. Тогда Градусов обвёл класс отчаянным взглядом и кинул третью карту – ту самую семёрку пик. Служкин широко размахнулся козырем, чтобы припечатать и её, но тут Градусов тихонько напомнил:
– Вини – винями.
– Свини – свинями! – в сердцах сказал Служкин. – Я продул!
Зондеркоманда победно завопила.
– А вы говорили: «Выиграю, выиграю!» – снисходительно передразнил Градусов, собирая колоду. – Вы мне ещё в пуп дышите.
– Можно домой идти, да? – ликуя, орала зондеркоманда.
– Я своё слово держу, – заявил Служкин, демонстративно откидываясь на спинку стула и доставая сигареты. – Валите.
Зондеркоманда дружно ломанулась к двери, сдвигая парты и роняя стулья. В пять секунд кабинет опустел.
Служкин закурил, посидел, встал, запер дверь, прошёлся по классу, составляя парты и поднимая стулья, открыл окно, залез на подоконник, сел, вывесив ноги наружу, и продолжал дымить дальше.
Речники лежали в руинах зимы, а над ними, как купальщица, выгнулось бесстыдно-голубое небо. На земле первыми оттаяли глубинные, таинственные артерии города – теплотрассы, ярко черневшие мокрой землёй. Из-под крышек канализационных люков валил пар. Сгорбившиеся сугробы были по бокам искусаны чьими-то грязными зубами. На дороге ручейки проточили колеи до асфальта, и от этого колеи вихлялись в разные стороны, будто здесь ездили пьяные автомобили. Старый снег на волейбольной площадке, как сыр, был повсюду продырявлен следами. На верхушках фонарей, словно коты, сидели косые шапки.
Из-за угла школы веером высыпалась зондеркоманда. Увидев в окне Служкина, девочки замахали руками, а пацаны заржали.
– Географ!.. – закричали они. – Свалишься!.. Монтана!.. Фак ю!..
– А Градусов всё равно мухлевал!.. – завопил кто-то.
– Хеви-металл! – крикнул в ответ Служкин и показал рога из пальцев. – Я знаю!
Глава 41В центре плоской земли
– Папа, если хочешь попасть в грязь, то иди за мной, – сказала Тата, топая сапожками по плотному песчаному склону.
Служкин тащил рюкзак и держал Тату за ручку, а сзади шла Надя со спортивной сумкой. Миновав кучи прибрежного хлама, они поднялись на мостки лодочной стоянки. Вдоль кварталов плавучих дорожек были пришвартованы разноцветные и разномастные моторки.
Служкин уверенно пошагал по настилу. Стоял ясный апрельский вечер. Затон ещё гукал, посвистывал, лязгал и взрыкивал двигателями. Над спутанной корабельной архитектурой в сиреневом небе бледнела рыхлая луна, словно пар от дыхания. Вдали, стуча дизелем, прошёл катер «Усолка», и в понтоны мостков скоро толкнулась мягкая, как женская грудь, волна.
Будкин ждал их на двускатном носу своего маленького судёнышка.
– Я-то думала, у тебя что-нибудь серьёзное… – разочарованно сказала ему Надя, подавая руку, чтобы перебраться на борт. – И что это за дурацкое название – «Скумбрия»? Я на таком не поплыву!
– Нам в детстве казалось, что «скумбрия» – очень красивое слово, – пояснил Служкин, подавая Будкину Тату и перебираясь сам.
Раскачивая катерок, они распихали груз по ящикам. Тата сидела на скамейке и испуганно держалась за неё руками. Будкин взгромоздился на водительское место, положил ладони на автомобильный руль и распорядился:
– Витус, отгребай!
Махая двумя красными распашными вёслами, Служкин не очень ловко отвёл «Скумбрию» от мостков.
– Баста! – сказал Будкин и включил мотор.
От волны отходящей «Скумбрии» дружно поднялись и опустились «казанки» у причала, бренча друг о друга бортами. Набирая скорость, «Скумбрия» ощутимо поднималась из воды. За кормой заклокотал бело-чёрный кипяток. Запах бензина смешался с речной свежестью. «Скумбрия» широким полукругом разворачивалась по затону. Вдали мелькнула прощально задранная стрела землечерпалки, потом горохом просыпались мимо иллюминаторы теплохода и грозно проплыли над головами чёрные клювы самоходок с якорными цепями, выпущенными в воду из ноздрей. Волны «Скумбрии», залетев в разъятый трюм полузатопленной баржи у берега, гулко шлёпнули по ржавым шпангоутам. За вербами на круче берега показалась фигурная шкатулка заводоуправления, а внизу – дебаркадер и понтонный мост.
– Надя, а зачем домик плавает? – спросила Тата про дебаркадер.
– А-а… в нём моряки живут… – неуверенно ответила Надя.
Но Тата, возражая маме, ответила сама себе:
– Моряки живут на кораблях и работают там капитанами!
В том месте, где понтонный мост примыкал к дебаркадеру, имелась специальная арка для прохода моторок. Будкин, не снижая скорости, правил туда. Надя, вглядываясь в арку, начала нервничать.
– Будкин, притормози, – попросила она, но Будкин только самоуверенно хехекнул, развалясь за рулём.
Арка стремительно приближалась.
– Ну, Будкин, я больше никогда никуда с тобой не поеду! – вдруг отчаянно крикнула Надя, прижала к себе Тату и закрыла глаза.
«Скумбрия» стрелой промчалась под аркой, только хлопнул воздух.
Перед катером словно раскрыли ворота – так широко размахнулся речной створ. Справа быстро побежали к затону обратно Старые Речники – деревянные домики над глиняным обрывом, высокие сосны, заборы, резные фронтоны и башенки купеческих дач. Укоризненно качая маленькой головой, мимо проплыл облупленный бакен. Из кустов на берегу тревожно высунулись полосатые треугольники фарватерных знаков, похожие на паруса-тельняшки. На мокрых коричневых отмелях лежали белые льдины.