На волейбольной площадке рослый одиннадцатиклассник взгромоздил на плечо девочку-первоклассницу. Девочка подняла над головой большой колокольчик и затрезвонила. Одиннадцатиклассник понёс её вдоль шеренги выпускников. Этот перезвон и был последним звонком.
Служкин развернулся, пошёл обратно, перелез через забор и отправился куда глаза глядят. Но глаза его, видимо, никуда не глядели, зато ноги шагали всё быстрее и быстрее. Со стороны, наверное, могло показаться, что Служкин мечется по Речникам, натыкается на невидимые преграды, шарахается в сторону, бежит и через пять минут вновь налетает на стеклянную стену. Ноги вынесли Служкина к дому, где когда-то жила Чекушка. Он свернул в переулок и оказался у подъезда Лены Анфимовой. Он снова свернул и очутился у того дома, в котором находилась старая квартира Будкиных. Служкин скользнул под её балконом, промчался немного и выскочил к многоэтажке Киры Валерьевны. Увернулся от неё, но едва не врезался в дом Ветки. Укрылся в Грачевнике, но через кусты полезла контора, где работала Надя. Опрометью удрав и оттуда, Служкин чуть не попал под взгляд окон заводоуправления, за которыми где-то была Сашенька. Измученный, Служкин просто чудом прорвался к затону. Берега цвели, над Камой горело безоблачное небо, вода в затоне от ветра рябила, как чешуя. Затон был пуст. Все корабли уплыли.
Сидя в кустах над обрывом, Служкин выкурил три сигареты и пошёл домой. По дороге он выпросил в садике Тату. Идти им надо было опять мимо школы.
Церемония на волейбольной площадке уже закончилась, но девятиклассники, видимо, ещё долго оставались на школьном дворе – смотрели друг у друга свидетельства, фотографировались классами и по отдельности, с учителями и без. Когда Служкин проходил мимо теплицы, из школьной калитки ему навстречу вырулил весёлый Старков. Под руку его держала Маша.
– Здрасьте, Виктор Сергеевич! – закричал Старков.
– Привет, – окаменев лицом, ответил Служкин.
Маша молча рассматривала Тату.
– А чего вас сегодня на линейке не было? – жизнерадостно осведомился Старков. – Мы бы с вами сфотографировались на память!
– Болел, – кратко пояснил Служкин.
– Чем? – тут же спросил Старков.
– Проказой.
Служкин и Тата прошли мимо. Маша так и не подняла глаз.
– Опохмелиться денег нет, вот и болел, – за спиной Служкина сказал Старков Маше.
Служкин привёл Тату домой. Когда они подходили к подъезду, из подвала вылез Пуджик и увязался следом. Дома Служкин накормил Тату, накормил кота, взял сигарету, вытащил из-под дивана подаренную двоечниками бутылку вина и пошёл на балкон.
Зубами он вытащил пробку и сделал несколько глотков из горлышка. Рядом на перила мягко запрыгнул Пуджик, и Служкин погладил его по спине. Потом с банкеткой в руках пришла Тата, приставила банкетку к ограждению, влезла на неё и стала смотреть на улицу.
– Папа, а ты вино пьёшь? Ты пьяным будешь? – наконец спросила она.
– Это не вино, – сказал Служкин. – Это я воду принес в бутылке – цветочки полить.
И он вылил вино в ящик с землёй, который висел на перилах. Цветы в этом ящике не росли уже тысячу лет.
– Папа, – снизу вверх глядя на Служкина, спросила Тата. – А почему у тебя борода есть?
– Потому что я старый, – печально произнёс Служкин.
– Давай играть, – предложила Тата. – Угадай, какая сейчас машина проедет?
– Синяя, – сказал Служкин.
– А я говорю – красная.
Под балконом медленно прокатила чёрно-серебряно-радужная, как навозный жук, иномарка.
– Никто не угадал, – с сожалением признала Тата. – А сейчас какая проедет?
– Золотая, – сказал Служкин.
Яркий солнечный полдень рассыпался по Речникам. Мелкая молодая листва на деревьях просвечивала, пенилась на ветру и плескалась под балконом. Служкин стоял на балконе и курил. Справа от него на банкетке стояла дочка и ждала золотую машину. Слева от него на перилах сидел кот. Прямо перед ним уходила вдаль светлая и лучезарная пустыня одиночества.
Пермь, 1995