Географическая ось истории — страница 18 из 44

[106].

Далее я намерен описать некоторые реалии, географические и экономические, в перспективе двадцатого столетия. Конечно, большинство фактов покажется знакомым. Но в языке средневековых школяров различались vera causa и causa causans[107] – простым школьным обучением и осознанием, побуждающим к действию.

Глава 3Точка зрения моряка

Единство океана – первая географическая реальность; последствия осознаются не полностью; необходимость исторического обзора; речные государства в Египте; «закрытие» Нила сухопутной силой; соперничающие морские силы Средиземноморья; «запирание» Средиземного моря сухопутной силой; Латинский полуостров как морская база; овладение миром с морской базы на Латинском полуострове; разделение Латинского полуострова; возможность появления новой морской силы в лице Великобритании; морские базы как таковые; морская сила в Великой войне; Мировой остров; фундамент морской силы.


И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место…[108]


Физические факты географии на протяжении пятидесяти или шестидесяти столетий человеческой истории, о которых нам известно, оставались фактически неизменными. Да, леса вырубались, болота осушались, а пустыни, возможно, расширялись, но очертания суши и воды, наряду с расположением гор и рек, если и менялись, то незначительно. Влияние географических условий на человеческую деятельность определялось, однако, не только реалиями, какими мы их знаем и знали ранее, но и, в большей степени, людским воображением. Мировой океан был и остается единым на протяжении всей нашей истории, но людям для практических целей понадобилось придумать два океана – западный и восточный; картина преобразилась всего четыреста лет назад, когда удалось обогнуть мыс Доброй Надежды. Поэтому не удивительно, что адмирал Мэхэн в последние годы минувшего столетия в своих рассуждениях о морском могуществе опирался на строки из первой главы библейской книги Бытие. Океан, повторю, всегда оставался единым, но практические выводы из этого великого факта были сделаны лишь несколько лет назад – и лишь сегодня, быть может, осознаны полностью.

Каждое столетие обладает собственной географической перспективой. Наших современников, уже непригодных по возрасту к воинской службе, учили географии по карте мира, на которой почти все внутреннее пространство Африки пустовало; однако еще в прошлом году генерал Смэтс[109] рассказывал Королевскому географическому обществу о притязаниях Германии на власть над миром и покорение ныне изученной Центральной Африки. Географическая перспектива двадцатого столетия отличается от перспективы всех предыдущих веков не только своей глубиной. В общих чертах наше географическое знание полноценно. Недавно мы достигли Северного полюса и обнаружили, что полюс находится посреди глубокого моря, а Южный полюс был найден на высоком плато. Благодаря этим свежим открытиям книга первооткрывателей оказалась дописанной. Уже никто впредь не отыщет новых плодородных земель, новых неведомых горных хребтов или прежде неизвестных широких рек. Более того, политические претензии на владение теми или иными территориями проявились, едва мы успели составить карту мира. Что бы нас ни интересовало – физическая, экономическая, военная или политическая взаимосвязь явлений на поверхности земного шара, – мы сегодня, впервые в истории, вынуждены иметь дело с замкнутой системой. Известное больше не скрывается за известным наполовину, за которым прячется неведомое, а в землях за пределами освоенного нет отныне места политической экспансии и податливости. Каждое событие, каждая катастрофа мгновенно ощущаются даже антиподами[110] и достигают нас от антиподов (вспомним воздушные волны от извержения вулкана Кракатау в 1883 году – они расходились кольцеобразно по земному шару до определенной точки в другом полушарии, а оттуда катились обратно к Кракатау, месту своего «рождения»). Всякое человеческое деяние теперь обречено повторяться и воспроизводиться по всей планете. Вот почему, говоря строго, каждому из значимых государств пришлось вовлечься в недавнюю войну, поскольку та, увы, продолжалась достаточно долго.

Впрочем, и по сей день наше отношение к географическим реалиям, если отталкиваться от практических целей, формируется предвзятыми взглядами из прошлого. Иными словами, человеческое общество по-прежнему воспринимает факты географии не сами по себе, но в немалой степени так, как люди привыкли их воспринимать в ходе истории. Требуется сознательное усилие, чтобы взглянуть на эти факты в беспристрастной, полной и, следовательно, отстраненной перспективе двадцатого столетия. Недавняя война многому нас научила, но до сих пор множество наших сограждан восхищаются ярким западным фасадом и отворачиваются от мутного, по их мнению, фасада восточного. Поэтому, чтобы оценить свое местоположение, желательно кратко проанализировать стадии нашего развития. Давайте начнем с последовательных этапов мировоззрения моряка.

Вообразите огромную рыжую пустыню, приподнятую на несколько сотен футов над уровнем моря. Вообразите долину с обрывистыми скалистыми склонами, прорезающую это пустынное плато, и дно долины, полоску плодородной черной почвы, по которой на север на протяжении пятисот миль течет, серебрясь, судоходная река. Это Нил, текущий оттуда, где гранитные утесы Асуана делают невозможным судоходство у Первого порога, и постепенно разливающийся в обширную дельту. От одного края пустыни до другого через долину всего десять миль. Встаньте на обрыве так, чтобы пустыня была позади; каменистый склон под ногами ведет к равнине; если сейчас не летний паводок, если внизу не зеленеет по зиме или не золотится по весне растительность, вашему взору откроется лишь дальняя каменная стена, за которой снова лежит пустыня. Трещины в этих каменных стенах еще в незапамятные времена были расширены, в них создавались пещерные храмы и гробницы, на скалах вытесывались грозные лики царей и богов. Египет, издавна обитавший в этом плодородном поясе, обрел цивилизованность уже в древности, поскольку здесь имелись все значимые физические преимущества для прибыльного труда. С одной стороны, тут богатая почва, обилие влаги и избыток солнечного света, так что плодородие земли поддерживало рост и достаток местного населения. С другой стороны, в наличии удобный водный путь – полдюжины миль или даже меньше от каждого поля. Кроме того, река способствовала развитию судоходства: речное течение влекло лодки на север, а этезийские ветры[111], известные в океане как «торговые ветра», или пассаты, помогали возвращаться на юг. Плодородие и налаженные коммуникации, то есть живая сила и средства для ее организации, положили начало Древнему царству.

Нам предлагают воображать древний Египет как долину, где властвовала горстка племен, которые сражались друг с другом на флотах крупных боевых лодок, по аналогии с современными речными сражениями племен на реке Конго. Отдельные племена, победив соседей, завладели более длинными участками долины, получали более прочную материальную базу для живой силы и благодаря этому затевали дальнейшие завоевания. Наконец вся долина покорилась единому правлению, и египетские фараоны утвердились в Фивах. Их администраторы – посланники и порученцы – отправлялись на лодках по Нилу на север и на юг. К востоку и западу простиралась пустыня, защищая страну от врагов, а на северных рубежах египтян оберегал от морских пиратов болотный пояс Дельты[112].

Теперь перенесемся мысленно на «Великое море», в Средиземноморье. В целом физические условия там совпадают с египетскими, разве что масштаб увеличен, и потому там возникает не просто царство, а уже империя – Римская империя. В двух тысячах миль к западу от финикийского побережья пролегает широкая водная артерия с «устьем» в Гибралтарском проливе, по обе стороны расположены плодородные земли (дожди зимой и обилие солнечного света весной и летом). Но бросается в глаза существенное различие между обитателями долины Нила и населением побережий Средиземного моря. Условия человеческой деятельности были относительно одинаковыми во всех районах Египта: каждое племя имело своих крестьян и лодочников. А вот народы Средиземноморья понемногу специализировались: одни довольствовались обработкой полей и плаванием по рекам, зато другие охотно предавались освоению морского дела и внешней торговли. Например, рядом друг с другом проживали оседлые египтяне, приверженные сельскому труду, и предприимчивые финикийцы. Поэтому для объединения всех образований Средиземноморья в единую политическую систему потребовались более длительные и последовательные организационные усилия.

Современные исследования ясно доказывают, что ведущая морская сила древности неизменно прибывала из квадратного водного пространства между Европой и Азией, чаще именуемого Эгейским морем (включая Архипелаг[113]), или «Главным морем», как выражались древние греки. Выходцы из этого моря, вероятно, обучили финикийцев своему ремеслу в те дни, когда на «островах народов»[114] еще не говорили по-гречески. Для наших текущих изысканий крайне важно отметить, что центром до-греческой цивилизации Эгейского моря, согласно мифологии и недавним археологическим раскопкам, являлся остров Крит. Возможно, это была первая база морской силы? Оттуда ли мореходы отправлялись в путь, плыли на север и видели берег восходящего солнца справа, а закатный берег – слева от себя? Это, соответственно, Азия и Европа. Именно с Крита ли морские народы заселяли побережья Эгейского моря, вследствие чего сложился этакий прибрежный «греческий пояс», отделивший море от других народов, что обитали в нескольких милях от берега? В Архипелаге столько островов, что его название, как и название нильской дельты, сделалось со временем одним из распространенных описательных терминов в географии. Но Крит – самый крупный и плодородный из этих островов. Неужели мы обнаружили зримый пример важности размеров для базы морской силы? Живая сила моря должна подпитываться плодородием суши; тогда при прочих равных условиях – скажем, безопасности жизни и наличии припасов – эта сила подчинит себе море, где ресурсов больше.