Разве не заманчиво предаться фантазиям относительно того, что могло бы произойти, не откажись Рим в свое время от завоевания территорий к востоку от Рейна? Кто посмеет утверждать, что могущественная морская держава, полностью латинизированная вплоть до Черного и Балтийского морей, не стала бы повелевать миром со своей полуостровной базы? Но классический Рим был прежде всего средиземноморской, а не полуостровной силой, поэтому границы по Рейну и Дунаю следует рассматривать как крайние рубежи средиземноморского влияния, а не как промежуточные успехи полуостровной политики.
Именно повторное «открытие» морей с обеих сторон уплотнило Европу и сделало ее полноценным полуостровом. Реакцию надлежало упорядочить, иначе давление с севера и юга уничтожило бы христианский мир. Поэтому Карл Великий создал свою империю на Рейне, наполовину латинскую и наполовину немецкую по языку, но целиком латинскую в отношении религии. Из этой империи в качестве базы позднее предпринимались крестовые походы. Если оценивать события в ретроспективе из нашего времени и с точки зрения моряка, крестовые походы в случае успеха сулили очередное «закрытие» Средиземного моря. Долгая череда войн, что длились два столетия, разворачивалась в два этапа. Флоты из Венеции и Генуи выдвигались к Яффе и Акре на побережье Сирии; сухопутные войска шли через Венгрию, вдоль знаменитого «коридора» в долинах Моравы и Марицы, а затем, через Константинополь и Малую Азию, оказывались в Сирии. Само собой напрашивается сравнение этих сухопутных кампаний крестоносцев (база в Германии, выход к Средиземному морю) с аналогичными походами Александра из Македонии. Действительно, можно провести довольно много параллелей между македонцами, которые лишь частично были греками, и немцами, которые лишь частично латинизировались. Любой истинный грек, истинный эллин смотрел на варвара-македонца с презрением! Но исходное местоположение у основания Греческого полуострова позволило македонцам захватить греческую морскую базу, а местоположение немцев у основания большого Латинского полуострова всегда воспринималось как угроза для латинских морских баз за Рейном и Альпами.
Так народы латинской цивилизации закалялись в пору, именуемую темными веками, на протяжении которой им приходилось непрерывно отражать нападения магометан, вследствие чего крестовые походы завершились неудачей. Лишь в пятнадцатом столетии наконец настала пора великих океанских плаваний, которые подчинили Европе весь земной шар. Пожалуй, здесь стоит задержаться и коротко описать уникальную среду, в которой «западная поросль» человеческой породы развила в себе предприимчивость и упорство, обеспечившее ей лидерство в современном мире. Европа – всего-навсего крохотный уголок огромного острова, к которому также относятся Азия и Африка, но колыбель европейской цивилизации была Европой только наполовину: речь о Латинском полуострове и нескольких малых полуостровах и островах вокруг. К югу лежали широкие пустыни, которые возможно пересечь минимум за три месяца верхом на верблюде и которые строго отделяли чернокожих от белых людей. К западу раскинулся неизведанный океан, а на севере громоздились льды. На северо-востоке вставали стеной сосновые леса, а реки там текли либо к ледяной кромке Арктического моря, либо к внутренним морям наподобие Каспия, лишенным выхода в океан. Разве что на юго-востоке отмечались условия, позволявшие проникать во внешний мир, но эти пути и маршруты надежно перекрывали, с седьмого по девятнадцатое столетие, арабы и турки.
Впрочем, европейская система водных путей в любом случае оставалась отделенной от Индийского океана Суэцким перешейком. Следовательно, с точки зрения моряка, представление о Европе как отдельной области неоспоримо складывалось, хотя обитатель суши вполне мог мыслить эту область как сливающуюся с Азией. Это был особый мир, достаточно плодородный сам по себе, а его водные пути обеспечивали естественные условия сближения разных народов. По этим водным путям с их притоками и переправами люди на лодках, не выходя в открытое море, плавали вдоль побережий к горизонту или скромно держались берегов рек. Более того, в те дни, когда в Европе практически не осталось дорог, поскольку римская дорожная система разрушилась, лодочники часто добирались до верховий рек (мы сегодня туда заглядываем редко, считая, что результат не стоит усилий).
Применительно к средневековой «осаде» Европы следует выделить два благоприятных обстоятельства. Во-первых, магометане не обладали неисчерпаемой живой силой, ведь они опирались на засушливые и субаридные пустыни и степи с немногочисленными оазисами; во-вторых, Латинский полуостров не испытывал серьезного давления по океанской границе, ибо северяне, жестокие и безжалостные язычники, базировались на фьорды, еще менее просторные и плодородные, чем оазисы, а там, где они расселялись – в Англии, Нормандии, на Сицилии или в России, – малая их численность означала, что они быстро растворялись в местном населении. Потому-то всю оборонительную мощь Европы можно было направить на угрозу с юго-востока. Но по мере того, как европейская цивилизация укреплялась, она все чаще присматривалась к океаническому фронту; Венеции и Австрии вполне хватало, чтобы противостоять туркам.
После безуспешных попыток скандинавов прорваться сквозь ледяной покров Гренландии португальцы взялись за поиски морского пути в Индию вокруг побережья Африки. Их вдохновил на поиски принц Генрих Мореплаватель, наполовину англичанин[119] и наполовину португалец. На первый взгляд кажется странным, что мореходы наподобие Колумба, всю жизнь совершавшие каботажные плавания, частенько отбывавшие из Венеции в Британию, так долго откладывали экспедиции на юг, хотя нередко ходили через Гибралтарский пролив. Еще более странным кажется то обстоятельство, что, когда они наконец двинулись исследовать Африку, понадобилось два поколения с почти ежегодными плаваниями, прежде чем Да Гама проложил путь в Индийский океан. Причина этих затруднений сугубо физическая. На протяжении тысячи миль, с широты Канарских островов до широты Кабо-Верде, африканское побережье представляет собой мертвую пустыню, пассаты здесь неустанно сдувают землю в океан. Да, плыть на юг под этими устойчивыми ветрами относительно просто, но вставал, разумеется, вопрос о возвращении – на тех же кораблях, которые не могли идти против ветра, как современные клиперы, не осмеливались выбираться на просторы океана и не рисковали пускаться в путь без запасов свежей пищи и воды, ведь цинга являлась настоящим бичом мореходов.
Обнаружив океанский путь в «индийские моря», португальцы вскоре сумели покончить с угрозой арабских дау[120]. Европа напала на врагов с тыла; она обогнула сухопутные препятствия, как в свое время поступали Ксеркс, Александр Македонский, Ганнибал и крестоносцы.
С того времени и вплоть до открытия Суэцкого канала в 1869 году европейские моряки все чаще предпочитали огибать мыс Доброй Надежды и плыть на север по восточному океану, до берегов Китая и Японии. Один-единственный корабль, «Вега» шведского барона Норденшельда[121], отважился пройти вдоль северного побережья Азии, подвергая себя непрестанному риску; через два года – как выяснилось, не завершив обход Тройного континента[122], корабль вернулся домой через Суэцкий канал. До прошлого столетия не предпринималось и попыток добраться в Индию по суше, за исключением вылазок авантюристов. Торговля с Индией велась вдоль побережий, что тоже требовало немалой отваги, от одной точки на карте к другой, мимо огромного южного мыса, берега которого, с одной стороны, европейские и африканские, а со второй – африканские и азиатские. Если изучить картину продвижения в Индию, мир выглядит огромным мысом, вытянутым на юг от Британии до Японии. Этот мировой мыс подчиняется морской силе, как случилось ранее с Греческим и Латинским мысами: все его побережья доступны для морской торговли и для нападений с моря. Естественно, мореходы выбирали для своих баз и торговых постов острова поодаль от материка – примерами могут служить Момбаса, Бомбей, Сингапур и Гонконг – или малые полуострова вроде мыса Доброй Надежды и Адена, поскольку так обеспечивалось укрытие для кораблей и безопасность товаров. Осмелев и набравшись сил, европейцы стали возводить коммерческие города, скажем, Калькутту и Шанхай[123], поблизости от устьев широких рек, благодаря чему открылись дороги в богатые и густонаселенные внутренние области. Так, пользуясь преимуществами свободы перемещений, мореходы Европы около четырех столетий навязывали свою волю обитателям суши в Африке и Азии. Ослабление непосредственной угрозы христианскому миру из-за относительного отступления ислама явилось, вне сомнения, одной из причин распада средневековой Европы на исходе Средневековья; уже в 1493 году папе римскому пришлось прочертить знаменитую линию на карте – от полюса до полюса через океан, – чтобы предотвратить дальнейшие распри испанцев с португальцами. Плодом этого разделения мира стало появление пяти соперничающих океанских держав – Португалии, Испании, Франции, Голландии и Англии – вместо единой христианской державы, о которой явно грезили когда-то крестоносцы.
Итогом тысячелетнего перехода от древних к современным условиям морского могущества, таким образом, стали условия, побуждающие сравнить между собой Греческий и Латинский полуостров заодно с их прибрежными островами. Полуостровная Греция с островом Крит послужили своего рода прообразом Латинского полуострова с островной Британией. При дорийцах изрядные ресурсы материковой части полуострова пошли на завоевание Крита, но позднее соперничество между Спартой и Афинами помешало полноценной эксплуатации полуострова как морской базы. А если взять больший полуостров и больший остров, Британия была завоевана и покорена Римом с материкового полуострова; но к исходу Средневековья на Латинском полуострове существовало уже несколько конкурирующих морских баз, каждая из которых подвергалась угрозе нападения с суши, как когда-то Афины со Спартой, доступные для сухопутного вторжения из Македонии. Среди этих латинских морских баз одна, а именно Венеция, противостояла исламу, тогда как остальные ввязались в междоусобную распрю за владычество над океаном, поэтому малая британская островная база, рядом с которой не было единой полуостровной базы, сделалась оплотом силы, что распространилась на больший полуостров.