не вошел в альянс западных стран, но даже Ява не выступала за континенталов. Очевидное единодушие островитян не может быть истолковано превратно. Крах России позволил яснее увидеть реалии, а русская революция очистила идеалы, за которые мы сражались.
Факты предстанут в той же перспективе, если взять все население земного шара. Четырнадцать шестнадцатых всего человечества обитает на великом континенте, еще почти одна шестнадцатая населяет близлежащие острова – Британию и Японию. Даже сегодня, после четырех столетий миграции, лишь около одной шестнадцатой всех людей проживает на малых континентах. С течением времени эти пропорции вряд ли изменятся. Если ныне средний запад Северной Америки предоставит, скажем, еще сто миллионов человек, вполне вероятно, что внутренняя Азия одновременно прирастет на добрых двести миллионов; а если тропики Южной Америки прокормят новую сотню миллионов, то тропики Африки и Индии наверняка дадут пропитание двумстам миллионам человек. Одни леса Конго, если развивать там сельское хозяйство, способны прокормить около четырехсот миллионов душ, если плотность населения будет как на Яве, а численность населения Явы продолжает расти. Имеем ли мы, кроме того, какое-либо право предполагать, что, с учетом климата и истории, внутренняя Азия обладает населением меньше, чем Европа, Северная Америка или Япония?
Что, если великий континент, весь Мировой остров или большая его часть, в будущем станут цельной, объединенной базой морского могущества? Не устареют ли мгновенно прочие островные базы по кораблям и по количеству моряков? Их флоты, несомненно, будут сражаться героически, что доказывает история, но все равно они обречены. Даже в нынешней войне островная Америка должна была прийти на помощь островной Британии не потому, что британский флот оказался не в состоянии владычествовать над морями, но для того, чтобы Германия в период мира (точнее, перемирия) не сумела построить столько кораблей и набрать столько моряков, что Великобритании пришлось бы смириться с поражением несколько лет спустя.
Капитуляция германского флота в Ферт-оф-Форте[133] – замечательное событие, но трезвомыслие заставляет задаться вопросом: исключена ли полностью возможность объединения большей части великого континента в один прекрасный – или трагический – день под властью одной страны? А также мы должны спросить, сможет ли из этого объединения вырасти непобедимая морская сила? Быть может, мы не смогли устранить эту опасность в недавней войне и оставили в мирном договоре некую лазейку на будущее? Должны ли мы отрицать, что такая лазейка является величайшей угрозой свободе мира с точки зрения стратегии? Надо ли противостоять этой угрозе в нашей новой политической системе?
Давайте взглянем на эти вопросы глазами человека сухопутного.
Глава 4Точка зрения обитателя суши
Мировой остров изнутри; физическое определение Хартленда; прочие природные области; арабский центр; верховые кочевники и пахари; стремление арабов создать мировую империю; степной пояс; вторжения татар и их последствия; Тибет и северо-западные врата Индии и Китая; свободное проникновение из Хартленда в Аравию и Европу; стратегическое определение Хартленда; бассейн Черного моря; бассейн Балтийского моря; Хартленд реален ничуть не менее Мирового острова; цитадель и оплот сухопутной силы.
Четыре столетия назад мировоззрение человечества всего за одно поколение радикально изменилось благодаря путешествиям великих первооткрывателей – Колумба, да Гамы и Магеллана. Представление об едином океане, сформулированное из наблюдений за схожестью приливов в Атлантическом и Индийском океанах, внезапно обрело значимость для людей дела. Аналогичная революция происходит и в нынешнем поколении, применительно к представлению о целостности континента, благодаря современным методам коммуникации по суше и по воздуху. Островитянам понадобилось много времени на осознание. Великобритания вступила в войну ради защиты своих соседей, Бельгии и Франции, смутно понимая, что ей самой, возможно, угрожает опасность из-за их уязвимости, однако народ высказался почти единодушно из-за моральных обязательств перед Бельгией[134]. Америку шокировала трагедия «Лузитании»[135], и в конечном счете она вмешалась в войну из-за постоянного нарушения прав нейтральных стран немецкими подводными лодками. Ни один из англосаксонских народов поначалу не постигал стратегического значения войны. Они воспринимали континент извне, подобно морякам, для которых Гвинея, Малабар, Коромандель и Мурман – это «побережья». Ни в Лондоне, ни в Нью-Йорке не обсуждали международную политику в том ключе, как о ней говорили в кафе континентальной Европы. Чтобы оценить континентальную позицию, нам поэтому необходимо переместиться внутрь, мысленно очутиться внутри великого кольца «побережий».
Давайте начнем с «объединения» наших данных, ведь только так мы сможем разумно рассуждать о реальностях, которые предлагает континент стратегическому мышлению. Обдумывая значимые явления, нужно мыслить широко; командир батальона мыслит ротами, но командир дивизии уже мыслит полками и бригадами. Однако для формирования наших бригад следует уточнить с самого начала некоторые географические подробности.
Северный предел Азии – недоступное побережье, покрытое льдом, за исключением узкой водной полосы, которая коротким летом открывается промоинами вдоль берега из-за таяния местного льда, образовавшегося зимой между «приземленными» льдинами и сушей. Так уж вышло, что три крупнейшие реки мира[136], Лена, Енисей и Обь, текут на север через Сибирь к этому побережью, поэтому они на практике непригодны для океанских и речных плаваний в общей системе навигации[137]. К югу от Сибири находятся другие регионы, ничуть не менее обширные, с солеными озерами, не имеющими выхода к океану; таковы бассейны рек Волга и Урал, впадающих в Каспийское море, а также бассейны Окса и Яксарта, впадающих в Аральское море. Географы обычно описывают эти внутренние бассейны как «континентальные». Вместе районы Арктики и континентальной засушливости занимают почти половину Азии и четверть Европы, образуя непрерывную широкую полосу на севере и в центре континента. Вся эта полоса, от плоского ледяного побережья Сибири до крутых отрогов иссушенных зноем Белуджистана и Персии, недоступна для океанской навигации. Строительство железных дорог – ранее там дорог практически не было – и прокладка воздушных маршрутов в ближайшем будущем обеспечат революцию в отношениях людей с общими географическими реалиями нашего мира. Этот великий регион мы впредь будем именовать сердцем континента, или Хартлендом.
Север, центр и запад Хартленда представляют собой равнину, которая поднимается в лучшем случае на несколько сотен футов над уровнем моря. Эта крупнейшая на земном шаре равнина обнимает собой Западную Сибирь, Туркестан и Поволжский бассейн Европы, а Уральские горы, хоть и протяженные, невысоки: хребет заканчивается милях в трехстах к северу от Каспия, оставляя широкий проход из Сибири в Европу. Впредь будем называть эту обширную равнину Великой низменностью.
К югу Великая низменность упирается в подножие другой равнины, средняя высота которой над уровнем моря составляет около полумили, а местные горные хребты достигают и полутора миль по вертикали. Это широкое плоскогорье занимают три местности – Персия, Афганистан и Белуджистан; для своего удобства мы обозначим эту территорию как Иранскую возвышенность. Хартленд как комбинация арктической и континентальной зон включает в себя большую часть Великой низменности и Иранской возвышенности; следовательно, он простирается до длинной, высокой и извилистой черты Персидских гор[138], за которой лежит впадина – долина реки Евфрат и Персидский залив.
Теперь давайте мысленно перенесемся на запад Африки. Там, между широтами Канарских островов и Кабо-Верде, располагается пустынное побережье; как мы помним, именно это обстоятельство так долго мешало средневековым мореходам предпринять плавание на юг и обогнуть оконечность Африки. При ширине в тысячу миль Сахара тянется оттуда через север Африки, от Атлантического океана до долины Нила. Пустыня далеко не везде безжизненна: в ней достаточно оазисов – неглубоких долин с подземными источниками воды – и гряд холмов, над которыми порой нависают облака, но в целом это лишь отдельные, хаотично разбросанные по поверхности точки в бескрайней и бесплодной местности, почти не уступающей размерами Европе. Сахара является главной среди естественных границ мира; на протяжении всей истории человечества она разделяла белых и чернокожих.
Широкий промежуток между Сахарой и Хартлендом занимает Аравия. По обе стороны нильской долины лежат арабские земли – Ливия на западе и собственно Аравия на востоке; а за нижним течением Евфрата, у подножия Персидских гор, находится район под названием Арабистан[139], то есть земля арабов. Поэтому, в полном соответствии с расселением местных жителей, мы вправе считать, что Аравия простирается на восемьсот миль от Нила до Евфрата. Если брать от подножия Таврского хребта, к северу от Алеппо, до Аденского залива, ее протяженность составляет не менее восемнадцати сотен миль. Наполовину Аравия пустынна; что касается второй половины, там преимущественно раскинулись засушливые степи. При этом, находясь на широтах Сахары, Аравия более плодородна и там проживает больше кочевников-бедуинов. Кроме того, здесь имеются крупные оазисы, где находятся крупные поселения. Но главное отличие Аравии от Хартленда и Сахары заключается в том, что ее территорию пересекают три больших водоема, связанных с океаном, – Нил, Красное море и Евфрат с Персидским заливом. Впрочем, ни один из этих трех водоемов не обеспечивает в естественных условиях прохождения через засушливый пояс. Нил судоходен от Средиземного моря до Первого порога (на полпути через пустыню), пусть даже сегодня в Асуане построили шлюзы, которые позволяют проплыть по реке до Второго порога; а по Евфрату можно подняться на лодке лишь до точки в ста милях от Средиземного моря. В настоящее время Суэцкий канал соединил Средиземное и Красное моря, но так было не всегда – и не только перешеек ранее препятствовал перемещениям по этому маршруту: в северной части Красного моря, где полным-полно скал, задувают вдоль пассатного течения сильные ветры, и парусные корабли с трудом добирались до местного канала, который приобрел нынешнее значение только благодаря энергии пара. В былые времена путь из Красного моря в Средиземное начинался в Кусейре на западном побережье, вел через пустыню, достигал Нила в Кене и тянулся дальше по реке. Этими путем британская армия проследовала из Индии в Египет более ста лет назад, дабы отразить вторжение Наполеона в Египет и Палестину.