. В 1850 году состоялась роковая конференция в Ольмюце[164]: Россия и Австрия отказались даровать королю Пруссии общегерманскую корону, которую ему предложили из Франкфурта[165]. Так было подтверждено единство Восточной Европы, а либеральное наступление из Рейнской области удалось заблокировать.
В 1860 году Бисмарк, который присутствовал во Франкфурте, был послом в Париже и Петрограде, очутился у кормила власти в Берлине и вознамерился принести Германии единство посредством не идеализма Франкфурта и Запада, а организации Берлина и Востока. В 1864-м и 1866 годах Берлин победил Западную Германию, захватил Ганновер и, как следствие, проторил путь в Рейнскую область юнкерскому милитаризму. Одновременно был ослаблен конкурент – Австрия, поскольку Берлин помог мадьярам учредить двойное правительство Австро-Венгрии и лишил Австрию Венеции. Ранее Франция вернула Западу Милан. Война 1866 года между Пруссией и Австрией была, впрочем, гражданской войной; это стало очевидным в 1872 году, когда Пруссия, доказав свою непобедимость в войне против Франции, заключила союз трех императоров[166] и на некоторое время восстановила Восточную Европу времен Священного союза. Правда, ныне оплотом силы в Восточной Европе являлась Пруссия, а не Россия, и Восточная Европа превратилась в рейнский «бастион» против Западной Европы.
Около пятнадцати лет после франко-прусской войны Бисмарк правил Восточной и Западной Европой. Западом он управлял, раздробив три романские державы – Францию, Италию и Испанию. Этого он сумел добиться, используя их отношения с Варварией, арабским «Западным островом». Франция захватила центральную часть Варварии, иначе Алжир, и, побуждая ее стремиться на восток, в Тунис, и на запад, в Марокко, Бисмарк обеспечил конфликт французских интересов с интересами Италии и Испании. В Восточной Европе наблюдалось примерно похожее соперничество между Россией и Австрией применительно к Балканскому полуострову, но здесь Бисмарк делал все, чтобы два его союзника не рассорились окончательно. Поэтому, после заключения Двойственного союза с Австрией в 1878 году, Бисмарк заключил тайный договор (договор перестраховки) с Россией. Он хотел установить прочный мир в Восточной Европе под прусским владычеством и мечтал разделить Европу Западную.
События, о которых выше мы кратко напомнили, отнюдь не являются событиями давно минувших лет, интересными лишь любителям древней истории. Они отражают фундаментальную оппозицию между Восточной и Западной Европой, оппозицию, которая приобретает мировое значение, когда понимаешь, что линия поперек Германии, историческая граница между Востоком и Западом, есть та самая линия, которую мы по иным основаниям согласились считать рубежом Хартленда, отделенного в стратегическом отношении от побережья.
Западная Европа состоит из двух формирующих элементов – романского и тевтонского. Что касается двух ее главных наций, британской и французской, то в настоящее время не может быть и речи о завоевании одной страны другой. Их разделяет Ла-Манш. В средние века, действительно, французские рыцари на протяжении трех столетий правили Англией, а англичане целое столетие пытались править Францией. Но эти отношения ушли в прошлое, когда королева Мария Тюдор потеряла Кале[167]. Великие войны между двумя странами в восемнадцатом столетии велись, главным образом, за то, чтобы помешать французской монархии подчинить Европейский континент. В остальном это были войны в русле колониального и коммерческого соперничества. А если мы говорим о тевтонском элементе вдоль Рейна, то, конечно, бессмысленно искать в прошлом сколько-нибудь глубокую враждебность к французам. Эльзасцы, немцы по языку, стали французами в душе; это непреложный исторический факт, очевидный и сегодня. Даже местность, которая ныне является Рейнской провинцией Пруссии, приняла, как мы видели, наполеоновский кодекс.
В Восточной Европе также налицо два формирующих элемента – тевтонский и славянский, но между ними, в отличие от романского с тевтонским в Западной Европе, никогда не возникало равновесия. Ключом к ситуации в Восточной Европе (данный факт, увы, не может быть полностью усвоен в настоящий момент) являются притязания Германии на господство над славянами. Вена и Берлин, лежащие сразу за рубежом Западной Европы, занимают территории, принадлежавшие славянам в раннем Средневековье; это, если угодно, первые шаги немцев за пределы родины – к завоеваниям на востоке. Во времена Карла Великого славян от немцев отделяли реки Заале и Эльба, и по сей день на небольшом расстоянии к югу от Берлина находится Котбусский пояс[168], где крестьяне до сих пор говорят на вендском – славянском языке региона вековой давности. Вне этого небольшого вендского «анклава» славянское крестьянство переняло язык немецких баронов, которые правили ими из своих крупных имений. На юге Германии, где крестьянство исконно немецкое, земли распределены между мелкими собственниками.
Нет ни малейших сомнений в том, что австрийцы и пруссаки знатного происхождения производят различное впечатление на чужестранцев; это различие, несомненно, связано с тем фактом, что австрийцы шли на восток с юга германской родины, а пруссаки двигались с сурового севера. Но и в Пруссии, и в Австрии крупные землевладельцы до войны вели себя как автократы, хотя мы обычно считаем, что юнкеры – это только в Пруссии. Крестьянство обеих стран еще сравнительно недавно находилось в сугубо зависимом состоянии.
Территория, присвоенная Пруссией в северо-восточном и юго-восточном направлениях, имеет важное историческое значение для всех, кто умеет читать историю по карте; именно история по карте, кстати, являет собой одну из тех великих реальностей, которые мы должны учитывать при нашей реконструкции. Карта, отражающая распределение языков, говорит в этом случае даже больше, чем карта политическая, ибо на ней мы видим три языка германского происхождения, а не два. Первый относится к землям северо-востока вдоль Балтийского берега; это следствие завоеваний и принудительной тевтонизации региона в позднем Средневековье. Посредством прибрежных водных путей ганзейские купцы из Любека и тевтонские рыцари, забывшие о крестовых походах, покоряли все соседние области – вплоть до местоположения нынешнего Петрограда[169]. В последующие столетия одна половина этой полосы «Deutschthum»[170] вошла в состав германской монархии, а другая превратилась в прибалтийские провинции Российской империи. При этом указанные провинции сохранили до наших дней немецкие торговые сообщества в Риге, немецкий университет в Дерпте и немецких баронов в статусе помещиков. В соответствии с Брест-Литовским договором тевтонский элемент вновь сделался господствующим в землях Курляндии и Ливонии.
Вторым путем на восток была река Одер до ее истока в Моравских вратах, низменной долине, что ведет из Польши к Вене между горами Богемии с одной стороны и Карпатскими горами, с другой. Немецкие поселения вдоль верхнего Одера со временем стали Силезией, большую часть которой Пруссия отняла у Австрии при Фридрихе Великом. Значимость этих северо-восточных и юго-восточных областей германоязычной территории еще больше подчеркивается наличием польскоговорящей прусской провинции Позен[171], которая как бы вклинивается в прусские земли.
Третий путь на восток вел немцев по Дунаю или через южные перевалы к Восточным Альпам. Так возникло эрцгерцогство Австрийское со столицей в Вене и герцогство Каринтийское – немецкоязычное – в австрийских Альпах. Между силезскими и австрийскими немцами выдается к западу провинция Богемия, в основном говорящая на славянских языках. Давайте не будем забывать, что Позен и Богемия сохранили родные языки и что три области немецкого языка свидетельствуют о трех вторжениях германцев в эти земли.
Если отвлечься от крайних пределов, достигнутых в ходе этих трех основных вторжений, на карте имеется множество разбросанных немецких «очагов», крестьянских и шахтерских колоний, причем некоторые из них появились совсем недавно. В частности, это относится к Венгрии, хотя в политических целях немцы там уже фактически отождествили себя с мадьярской тиранией. Саксы в Трансильвании наряду с мадьярами этой области пользуются привилегированным положением среди подвластного населения, состоящего из румынских крестьян. В России цепочка немецких поселений тянется на восток по северу Украины, почти до Киева[172]. Только в среднем течении Волги, приблизительно около города Саратов, мы обнаруживаем последнее звено этой цепочки немецких колоний.
Впрочем, не следует думать, будто немецкое влияние на славян ограничивалось этими вторжениями немецкого языка, хотя они, безусловно, не могли не сказаться (ведь немецкая Kultur утверждается везде, куда проникает немецкий язык). Славянское королевство Богемия полностью вошло в систему Германской империи; король Богемии принадлежал к курфюрстам, избиравшим императора, в соответствии с имперской конституцией, отмененной лишь в 1806 году, после битвы при Аустерлице[173]. Поляки, чехи, южные славяне Хорватии и мадьяры являются римскими католиками, то есть приверженцами латинской, западной ветви христианства, и это, разумеется, тоже признак влияния Германии, потеснившей греческую церковь, или православие. После осады Вены в 1683 году австрийские немцы шаг за шагом в восемнадцатом веке развивали наступление, прогоняя турок из Венгрии, а Белградский договор 1739 года установил границу, которая на протяжении более ста лет отделяла ислам от христианского мира. Не подлежит сомнению, что таким образом австрийцы оказали немалую услугу Европе, но побочный эффект, с точки зрения хорватов, мадьяр, словаков и румын Трансильвании, заключался лишь в том, чтобы заменить немецкое владычество турецким. Когда в начале восемнадцатого столетия Петр Великий перенес столицу из Москвы в Петроград, он перебрался из славянской среды в немецкую, что доказывает сам факт немецкого наименования города – Санкт-Петербург. В итоге на всем протяжении восемнадцатого и девятнадцатого столетий немецкое влияние постоянно ощущалось в российской политике. Местная бюрократия, на которую опиралось самодержавие, набиралась преимущественно среди отпрысков немецких баронских семей в прибалтийских губерниях.